Сочинения в двух томах. Том 2 - Юм Дэвид (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Иногда интересы общества могут требовать какого-то правила справедливости в частном случае, но не могут определить какое-либо преимущественное частное правило среди нескольких, которые все в равной степени благотворны. В этом случае хватаются за малейшие аналогии, чтобы предупредить неясность и двусмысленность, которые были бы источником постоянных споров. Таким образом, исключительно из владения, и притом из первоначального владения, должно проистекать право собственности там, где никто еще не высказал до этого ни требований, ни притязаний. Многие из рассуждений правоведов носят характер аналогий и основываются на самых незначительных связях воображения.
Должно ли одно какое-то сомнение при чрезвычайных обстоятельствах попирать все уважение к частной собственности индивидов и приносить в жертву общественному интересу различие, которое было установлено во имя самого этого интереса? Безопасность людей — высший закон. Все другие частные законы подчинены ему и зависят от него. И если при обычном течении событий им следуют и их уважают, то это только потому, что общественная безопасность и интерес обычно требуют такого равного и беспристрастного отправления правосудия.
Иногда недостаточно как полезности, так и аналогии, и законы справедливости остаются совершенно неопределенными. Итак, в высшей степени необходимо, чтобы давность, или длительное владение, давала право на собственность, но, сколько дней, месяцев или лет должно оказаться достаточным для этой цели, посредством одного только размышления определить невозможно. 1раж-данское право заменяет собой совокупность естественных законов и определяет различные сроки давности в соответствии с различными видами полезности, предлагаемыми законодателем. По платежным приказам и векселям, согласно законам большинства стран, взыскивают быстрее, чем по долговым обязательствам, закладным и договоренностям более формального характера.
Вообще мы можем наблюдать, что все вопросы собственности подлежат сфере компетенции гражданского права, которое расширяет, ограничивает, видоизменяет и переделывает правила естественной справедливости в соответствии с частной выгодой каждого общества. Законы постоянно учитывают или должны учитывать структуру правления, обычаи, климат, религию, торговлю, положение каждого общества. Один недавно умерший писатель, столь же гениальный, сколь и образованный14, детально исследовал этот предмет и установил, исходя из указанных принципов, систему политического знания, которая изобилует проницательными и блестящими мыслями и не страдает от недостатка основательности 49.
Что является собственностью человека? Любая вещь, которой он, и только он, может пользоваться по закону. Но каким правилом обладаем мы, чтобы быть в состоянии различать такие вещи? Здесь мы должны обратиться к указам, обычаям, прецедентам, аналогиям и сотне других обстоятельств, из коих некоторые являются постоянными и неизменными, а некоторые—изменчивыми и произвольными. Но конечным пунктом, в котором все явно завершается, является интерес и счастье человеческого общества. Там, где это не принимается во внимание, ничто не покажется более причудливым, неестественным и даже исполненным суеверия, чем все законы справедливости и собственности или большинство из них.
Те, кто высмеивает примитивные суеверия и указывает на глупость какого-нибудь особенного отношения к пище, дням, местностям, позам и платью, ставят перед собой нетрудную задачу, когда рассматривают все качества и отношения объектов и не обнаруживают какого-либо адекватного основания для симпатии или антипатии, благоговения или ужаса, которые могут оказывать столь могущественное воздействие на значительную часть человечества. Сириец скорее умер бы от голода, чем отведал бы голубя. Египтянин не дотронулся бы до свинины. Но если бы эти виды пищи исследовали при помощи чувств зрения, обоняния или вкуса либо изучили с точки зрения химической, медицинской или физической науки, то между ними и другими видами пищи не было бы найдено никакой разницы и нельзя было бы установить точные обстоятельства, которые могли бы предоставить прочное основание религиозным страстям. Дичь в четверг—допустимая пища, в пятницу— отвратительная, яйца в данном доме и в данной епархии разрешено есть во время Великого поста, а на сто шагов дальше есть их—ужасный грех. Эта земля или строение вчера были нечестивыми, а сегодня благодаря тому, что некто пробормотал определенные слова, они стали священными. Рассуждения, подобные этим, в устах философа, можно с уверенностью сказать, слишком очевидны, чтобы оказывать какое-то воздействие, ибо они должны всегда появляться у каждого человека с первого же взгляда, и там, где они не господствуют сами по себе, им, конечно, мешают воспитание, предрассудки и страсть, а не невежество или ошибки.
При поверхностном рассмотрении или же слишком абстрактном рассуждении может показаться, что всякое чувство справедливости включает в себя подобное же суеверие и что, если человек подвергнет принадлежащий ему объект или то, что мы называем собственностью, некоторому испытанию посредством ощущений и науки, он не обнаружит при самом тщательном исследовании каких-либо оснований для тех различий, которые проводит нравственное чувство. Я по праву могу обеспечивать себе пропитание, используя данное дерево, но прикасаться к плодам другого дерева того же вида, находящегося на расстоянии десяти шагов,—это для меня нечто преступное. Если бы я носил данное платье час назад, я заслуживал бы строжайшего наказания; но некий человек, произнеся несколько магических слов, сделал его теперь пригодным для моего употребления. Если бы этот дом находился на соседней территории, с моей стороны было бы безнравственно обитать в нем. Но, находясь на данной стороне реки, он подпадает под действие другого муниципального закона, и, поскольку он стал моим18, я не подвергаюсь какому-либо осуждению или неодобрению. Можно полагать, что те же самые виды рассуждения, которые столь успешно разоблачают суеверие, применимы также и к справедливости и что невозможно в одном случае более ясно, чем в другом, указать то точное качество объекта или связанное с объектом обстоятельство, которое является основанием чувства.
Но существенное различие между суеверием и справедливостью состоит в том, что первое поверхностно, бесполезно и обременительно, тогда как последнее абсолютно необходимо для благополучия человечества и существования общества. Если мы отвлечемся от этого обстоятельства (ведь оно слишком очевидно, чтобы его когда-нибудь упустить из виду), то придется согласиться с тем, что всякое уважение к правам и собственности представляется совершенно безосновательным так же, как самые грубые и вульгарные суеверия. Если бы интересы общества никоим образом не были затронуты, то было бы непостижимо, почему произнесение некоторых звуков, подразумевающих согласие, должно изменить природу моих действий по отношению к частному объекту, так же как было бы непостижимо, почему чтение литургии священником в определенном облачении и определенной позе должно освятить груду брусьев и кирпичей и сделать ее священной отныне и навсегда 50.
Эти размышления далеки от того, чтобы ослабить обязанности, проистекающие из чувства справедливости, или каким-то образом умалить любые проявления самой святой заботы о собственности. Напротив, данное рассуждение должно придать новую силу таким чувствам, ибо можно ли пожелать или вообразить более прочное основание какого-либо долга, чем усмотрение того, что человеческое общество или даже человеческая природа не могли бы существовать без него и будут тем более счастливы и совершенны, чем более нерушимо окажется то уважение, которым пользуется этот долг? 20
Представляется очевидной следующая дилемма: поскольку справедливость, несомненно, имеет тенденцию способствовать общественной пользе и поддерживать гражданское общество, то чувство справедливости либо выводится из наших размышлений об этой тенденции, либо, подобно голоду, жажде и другим влечениям, негодованию, любви к жизни, привязанности к потомству и другим аффектам, возникает из простого изначального инстинкта человеческой души, которым природа наделила таковую для подобных полезных целей21. Если имеет место последнее, то отсюда следует, что собственность, которая является объектом справедливости, также распознается посредством простого изначального инстинкта, а не устанавливается посредством какого-либо довода или рассуждения. Но кто когда-либо слышал о таком инстинкте? Или это предмет, относительно которого могут быть сделаны новые открытия? Мы можем с таким же успехом попытаться открыть в теле новые ощущения, которые до сих пор ускользали от наблюдения всего человечества.
