Дао и дзен - Уотс Алан (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Заключительная группа коанов относится к "Пяти классам" (го-и) - схеме отношений между относительным и абсолютным знанием, между вещами-событиями (ши) и основополагающим принципом (ли). Создателем этой схемы был Дун-шань (806-869), но но возникла она в результате контактов Дзэн с японской школой Хуа-яня (Ке-гон). Доктрина "Пяти классов" тесно связана с учением о четырех царствах Дхармадхату.
Классы часто представляются в виде пяти типов взаимоотношений между господином и слугой или хозяином и гостем. Эти образы воплощают соответственно основополагающий принцип и вещь-событие. Вот они:
1. Господин сверху взирает на слугу.
2. Слуга снизу взирает на господина.
3. Господин.
4. Слуга.
5. Господин и слуга беседуют друг с другом.
Первые четыре позиции соответствуют четырем Дхармадхату школы Хуа-яня, хотя это соотношение и является более сложными. Пятая позиция соотнесена с "естественностью". Иначе говоря, универсум или Дхармадхату можно рассматривать с различных, равно оправданных точек зрения - как множественное, как единое, как одновременно единое и множественное. Но в конечном счете Дзэн не принимает ни одну из этих точек зрения, хотя оставляет за собой свободу выбирать любую позицию в зависимости от обстоятельств. Как говорил Линь-чжи:
Иногда я убираю человека (то есть субъект), но не убираю обстоятельств (то есть объект). Иногда я убираю обстоятельства, но не убираю человека. Иногда я убираю и человека, и обстоятельства. Иногда я не убираю ни человека, ни обстоятельств. [5-1:4, с. 3-4].
А иногда, мог бы он добавить, я просто не делаю ничего особенного (у-ши). [82]
Обучение коану завершается, когда достигнута полная естественность свободного поведения в обоих мирах - абсолютном и относительном. Но так как эта свобода не та, что противостоит конвенциональному порядку, а скорее та, что "удерживает мир" (локасамграха), - заключительной стадией обучения является изучение правил Дзэн для светской и монашеской жизни. Как сказал когда-то Юнь-мэн: "В таком огромном мире - зачем слушаться звонков и и одевать ритуальный наряд?" [11-16]. На это можно ответить словами другого наставника, сказанными, правда, в совсем иных обстоятельствах, но вполне подходящими здесь: "Если в этом есть хоть какой-нибудь смысл, можете отрубить мне голову!". Ибо нравственный акт является глубоко нравственным только тогда, когда он свободен, не мотивирован принудительно ни разумом, ни необходимостью. Таково же в своем глубочайшем значении христианское учение свободной воли, по которому действовать "в союзе с Богом" - значит действовать не под влиянием страха или гордыни, не в надежде на вознаграждение, но из необоснованной любви к "неподвижному движителю".
Можно сказать, что система коана содержит некоторые опасные тенденции и недостатки. Но это легко сказать о любом деле, ибо испортить можно все. Коан - техника изысканно сложная и весьма формализованная, поэтому в нее легко проникает притворство и искусственность. Но это же происходит и с самой простой техникой, например, с методом Банкея, называемым "методом не-метода". И он может превратиться в фетиш. Важно, однако, помнить о тех сторонах, которые легко поддаются излечению, - и таких, как представляется в обучении при помощи коана - две.
Первая опасность - в настойчивом подчеркивании того, что коан является "единственным способом" истинной реализации Дзэн. Естественно напрашивается вывод, что кроме и сверх опыта пробуждения Дзэн является ничем иным как методом овладения буддизмом, который и есть коан. Но в таком случае школа Сото не принадлежит Дзэн, и вообще Дзэн нет нигде в мире, кроме как в одной определенной традиции, воплощенной в традиции Риндзай. При таком понимании Дзэн лишается своей универсальности и становится столь же экзотическим и культурно обусловленным явлением, как драма Но или китайская каллиграфия. С точки зрения Запада такой Дзэн интересен лишь поклонникам "Ниппона", романтикам, которые любят играть в "японщину". Не то чтобы в этом романтизме-содержалось что-нибудь порочное; ведь не существует такой вещи, как "чистая" культура, и заимствование стиля жизни других народов всегда обогащает и разнообразит жизнь. Но Дзэн все-таки есть нечто гораздо большее, чем культурный изыск.
Вторая, и более серьезная, ошибка может возникнуть из связи и противопоставления сатори с сильно развитым "чувством сомнения", которое сознательно культивируют некоторые приверженцы коана. Но это значит поощрять дуалистическое сатори. Говорить, что глубина сатори прямо пропорциональна интенсивности поисков и усилий, ему предшествующих, значит путать саптори с его чисто эмоциональными последствиями. Иными словами, если человеку хочется ощутить восхитительную легкость при ходьбе, всегда можно добиться этого, если походить в обуви со свинцовой прокладкой - а затем ее вынуть. Ощущение облегчения, несомненно, будет прямо пропорционально сроку ношения этой обуви и весу свинца. Это равноценно испытанному приему религиозных проповедников - ривайвилистов, которые создают у своих подопечных глубокий духовно-эмоциональный подъем тем, что сначала внушают им мучительное чувство греховности, а затем снимают его с помощью веры в Иисуса Христа. Но "подъемы" эти длятся недолго, и именно о такого рода "сатори" Юнь-фэн говорил: "Монах, обладающий сатори, летит прямо в ад, как пущенная стрела". [5-41].
Пробуждение почти всегда обязательно сопровождается чувством облегчения, потому что оно кладет конец вошедшим в привычку судорожным психологическим усилиям уловить ум с помощью ума, что, в свою очередь, еще более развивало "эго" со всеми его комплексами и самоутверждением. Со временем чувство облегчения выветривается - но пробуждение не исчезает, если только вы не спутали его с чувством облегчения и не пытались эксплуатировать его, впадая в экстаз. Пробуждение, таким образом, может и не быть экстатическим и вызывать ощущение сильного эмоционального освобождения лишь вначале. Само по себе оно - просто прекращение искусственного и неразумного пользования умом. Вне и сверх этого оно есть у-ши, то есть "ничего особенного", поскольку высшее содержание пробуждения никогда не может быть каким-то особым объектом знания или опыта. Буддийская доктрина "Четырех невидимок" утверждает, что Пустота (шунья) для Будды - то же самое, что вода - для рыбы, воздух - для человека, природа вещей - для заблуждающегося; она - вне концепций.
Нужно понять, что то, чем мы являемся в сокровенной глубине и существе своем, никогда не станет отчетливым объектом знания. Что бы мы ни познавали - жизнь и смерть, свет и тьму, твердое и пустое - все это будут лишь относительные аспекты чего-то столь же непостижимого, как, скажем, цвет пространства. Пробуждение заключается не в том, чтобы узнать, что такое реальность. Как говорится в стихотворении Дзэнрина:
Подобно бабочкам,
которые слетаются на только что распустившийся цветок,
Бодхидхарма говорит: "Я не знаю".
Пробуждение в том, чтобы знать, чем реальность не является. Это прекращение отождествления себя с каким бы то ни было объектом знания. Так же, как бессмысленно любое утверждение о первичном веществе или энергии реальности, вершина глупости - любое суждение о том, чем я являюсь в сокровенных корнях своего бытия. Заблуждение вообще есть ложная метафизическая посылка, уходящая корнями в здравый смысл; это бессознательная онтология и эпистемология среднего человека, его молчаливое допущение, что он есть "нечто". Но допущение "я - ничто" является, конечно, столь же ошибочным, ибо нечто и ничто, бытие и небытие - понятия соотнесенные и равно принадлежащие области "знаемого".
Один из методов овладения релаксацией мышц заключается в том, чтобы начинать с увеличения мышечного напряжения и таким образом ясно почувствовать, чего не надо делать. [83] И первоначальные коаны могу пригодиться таким образом как средство интенсификации абсурдных усилий ума постичь самое себя. Но отождествлять сатори с наступающим чувством облегчения, с ощущением релаксации - глубоко неверно, ибо сатори есть само "отпущение", а не ощущение этого отпущения. Сознательным аспектом жизни в Дзэн, следовательно, является не сатори, не "изначальный ум", а все то, что может творить и видеть свободный человек, когда его ум освободился от судорог.
