Бесконечный тупик - Галковский Дмитрий Евгеньевич (версия книг TXT) 📗
Злоба и ненависть. Более того, Розанов открыто заявляет:
"Церковь сказала «нет».
Я ей показал кукиш с маслом.
Вот и вся моя литература."
Казалось бы все ясно и «комментарии излишни». Однако в том же «Втором коробе» (а две предыдущие цитаты взяты именно оттуда) мы читаем:
«Церковь научила всех людей молиться. Какое же другое к ней отношение может быть у человека, как целовать руку. Хорошо у православных, что целуют руку у попов… если было бы даже основание осуждать духовенство – осуждать его не следует. Мы гибнем сами, осуждая духовенство.»
Итак, можно вполне доказать, что Розанов был человеком глубоко верующим.
Этот парадокс показывает, что Розанова легко опровергать, но трудно или даже невозможно опровергнуть. На первый взгляд, здесь логично обвинение в двурушничестве, однако не будем спешить с выводами.
Часто Розанова упрекают в грубости и примитивности его высказываний. Разумеется, это тоже верно. Так, например, он пишет:
«Да жидов оттого и колотят, что они – бабы: как русские мужики своих баб. Жиды – не они, а оне. Лапсердаки их суть бабьи капоты: а на такого кулак сам лезет. Сказано – „будешь биен“, „язвлен будешь“. Тут – не экономика, а мистика; и жиды почти притворяются, что сердятся на это.»
Конечно, любому непредубежденному читателю ясно, что перед нами циничная и примитивная апология погромов, подходящая скорее для «толстомордых лабазников» и не лезущая ни в какие ворота даже с точки зрения членов «Союза Михаила Архангела». Однако давайте отнесемся к этому высказыванию Розанова «с предубеждением».
Известно, что Розанов был хорошо знаком с философией иудаизма, написал даже предисловие к русскому переводу «Песни песней», где очень интересно исследовал некоторые особенности еврейской культуры. Зачем же ему понадобилось говорить о еврейском вопросе на уровне «Бей жидов, спасай Россию!»? Из-за слепой ненависти? Но Розанов писал и следующее:
«Тогда как мы „и не восточный, и не западный народ“, а просто ерунда, – ерунда с художеством, – евреи являются на самом деле не только первенствующим народом Азии, давшим уже не – „кое-что“, а весь свет Азии, весь смысл ее, но они гигантскими усилиями, неутомимой деятельностью, становятся мало-помалу и первым народом Европы.» («Апокалипсис нашего времени»)
Видимо отношение Розанова к евреям было достаточно сложным и вовсе не помещалось в рамки примитивного антисемитизма. Но тогда Розанова можно обвинить не в примитивности как таковой, а в примитивничаньи, в примитивизме. Он сознательно огрубляет свою мысль, пытается выразить ее в грубой и элементарной форме. Для чего?
Розанов парадоксален. Еще Голлербах писал об «антиномичности» розановского мышления. Он мыслит парадоксами. Например, Василий Васильевич пишет: «Коперник – дурак». Это опровержение некоей абсолютной истины. Читатель возмущен, но в то же время и заинтригован. По крайней мере цель Розанова достигнута, так как в читателе уже нет равнодушия, в нем что-то сместилось, возникло некое напряжение. Далее Розанов поясняет свою мысль:
«Заботится ли солнце о земле? Ни из чего не видно: оно ее „притягивает прямо пропорционально массе и обратно пропорционально квадратам расстояний“. Таким образом, первый ответ о солнце и о земле Коперника был глуп. Просто – глуп. Он „сосчитал“. Но „счет“ в применении к нравственному явлению я нахожу просто глупым.»
Здесь Розанов говорит о трагедии крушения средневекового мировоззрения. Ведь в средневековье мироздание воспринималось как гармоничный и одухотворенный космос, связанный с человеком, с его душой, теснейшими и неразрывными узами (отсюда и астрология). И вот успехи механики разрушили, разбили этот прекрасный и естественный мир. В этом отношении деятельность Коперника или Галилея носила явно деструктивный и в определенной степени антигуманный характер: человек оказывался никому не нужной песчинкой в бездушном механизме природы. Далее Розанов писал:
«С этого глупого ответа Коперника на нравственный вопрос о планете и солнце началась пошлость планет и опустошение небес.»
Таким образом, наука вполне естественно приводила к атеизму. Однако спираль розановских рассуждений раскручивается еще дальше:
«…что Коперник на вопрос о солнце и земле, начал говорить, что они действуют „по кубам расстояний“, – то это совершенно христианский ответ. Это именно „обстоятельства образа действия“. А „для чего они действуют“ – это и неведомо, и неинтересно. Таинственным образом христианство начало обходиться „пустяками“. На вопрос о земле и луне оно ответило „кубами расстояний“, а на вопрос о гусенице, куколке и мотыльке оно ответило еще хуже: что так „бывает“. „Наука христианская“ стала сводиться к чепухе, к позитивному и бессмыслице. „Видел, слышал, но не понимаю“.»
Сама европейская наука, по Розанову, есть закономерное порождение христианской религии. Христианство, как и наука, оторвано от жизни, это «духовное скопчество» и в этом ядовитое семя западного нигилизма. Христос отказался от царствия земного. Из этого «нет» Христа и вырос нигилизм: «ничего не надо». Параллельно у Розанова апология ветхозаветной морали как гармоничной и естественной человеку. Дается противопоставление Ветхого и Нового завета:
«Загадочно, что в Евангелии ни разу не названо ни одного запаха, ничего – пахучего, ароматного; как бы подчеркнуто расхождение с цветком Библии – „Песнь песней“.»
И т. д. Розановская мысль раскручивается все дальше и дальше, приобретая поистине глобальные масштабы. А все начиналось, как помнится, с довольно пошлой и примитивной фразы, с «анекдотца».
Что касается реплики о «жидах», то здесь спираль розановской диалектики дана в компактном и свернутом виде. Примитивная форма изложения есть не только элементарная стилизация, но и сознательная пародия – язык, высунутый в сторону «патриархов русского либерализма». Ведь Розанов же этот, как его… «мр-ракобес». А поскольку он мракобес, постольку и мысли у него должны быть соответствующие. Причем весь комизм заключается в том, что в грубейшей, в гротескной форме Розанов высказывает очень тонкую мысль, выявляющую, быть может, суть еврейской истории и еврейского национального характера.
Евреи, в сущности, очень смешной народ. Их бытие – пародийно, жизнь их – непрекращающийся фарс. И тем не менее…
«Еврей, утешься: давно прошли легионы Рима; от Рима, „того самого“, осталось еще меньше, нежели осталось от Иерусалима; он еще гораздо глубже погребен. А вы все еще спрашиваете у ленивого хохла: „А все-таки, почём же пшено?“» («Апокалипсис нашего времени»)
И возникает вопрос: что же за сила таится в этом маленьком народишке, который на полторы тысячи лет пережил своих поработителей? Розанов отвечает на это так: суть в женственной природе еврея. Он отдал себя Богу, «вверился» Ему, и получил необходимую опору в жизни. Отсюда, из этой же «женственности» и упивание собственными страданиями, придающее жизни еврейского народа необходимое трагическое величие, высший смысл. И поэтому «жиды почти притворяются, что сердятся на погромы». Бен-Гурион как-то сказал, что неплохо было бы некоторым молодым сионистам
«замаскироваться под неевреев и преследовать евреев грубыми методами антисемитизма под такими лозунгами, как „грязные евреи!“, „евреи, убирайтесь в Палестину!“ и т. д.»
Это, по его мысли, способствовало бы консолидации еврейской нации.
Необходимо отметить, что парадоксальность Розанова, как правило, скрыта, сглажена. Он не вопит и не визжит о противоречивости жизни, а просто показывает, выявляет ее. (Хотя первое впечатление от розановских произведений как раз обратное.)
Розанова называют «русским Ницше». Но он, к счастью, лишен одного из основных недостатков этого философа – у него совершенно отсутствует какая-либо аффектация и риторика. Розанов органичен, естественен, тонок. Парадоксальность его афоризмов прикрывается или пародийной стилизацией, или юмором, или нарочитой наивностью, а чаще всего антиномичностью, то есть сшибанием лбами двух диаметрально противоположных высказываний. Повторяю, он очень тонок. Не случайно каждый новый афоризм «Уединенного» и «Опавших листьев» печатался на отдельной странице и крупным шрифтом. Это подчеркивало поэтичность его прозы, подталкивало к медленному и вдумчивому чтению. Собственно говоря, все его «листья» суть иероглифы. Их нужно воспринимать не только на слух, но и зрительно. В них нужно всматриваться, отгадывать.
