Диалоги - Лем Станислав (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
ГИЛАС. По существу, поскольку в обоих случаях – моем и твоем – нет принципиальной разницы в том, что касается сути воссоздания, следует заключить, что копия является продолжением.
ФИЛОНУС. Да? А если выяснится, что информация была ложная и тот, кто отправился в путешествие, вернется живой – что тогда?
ГИЛАС. Тогда, разумеется, окажется, что семья была введена в заблуждение, и что человек, созданный машиной, всего лишь имитация, копия, что он является двойником.
ФИЛОНУС. Так от чего же зависит подлинность преемственности? От того, что известие о смерти верно?
ГИЛАС. Да.
ФИЛОНУС. И какая связь между прибывшей со звезд информацией и структурой человека, который выходит из машины, созданный в ней из атомов? Между этой информацией и его мыслями, всей его личностью? Никакой. Верно ведь?
ГИЛАС. Действительно, никакой.
ФИЛОНУС. Ну а каким же образом то, что никоим образом не связано с личностью и индивидуальными особенностями человека, может иметь решающее влияние на то, является ли он тем самым, который отправился к звездам, или же он всего лишь такой же, то есть абсолютно чужой, существующий одновременно с первым двойник?
ГИЛАС. Не знаю, честное слово. Разреши, друг, я попробую по-иному подступиться к этой проблеме. Когда ты создашь копию после смерти человека, то ты можешь назвать ее продолжением, можешь не называть, однако же спорность обнаруживается только на словах, поскольку человек продолжает свое существование, он живет. С одинаковым успехом можно было бы препираться о том, существую ли сегодня «я вчерашний» или же «меня вчерашнего» сегодня уже не существует. Подобно тому, как невозможно передать в словах эту проблему, так же нерешаем вопрос, является ли копия «тем самым человеком» или же только «таким же». Разница несущественна, потому что она не меняет реального факта, актуального состояния. Таким образом, альтернатива здесь не более чем видимость.
ФИЛОНУС. Альтернатива – это видимость? Вообще она не существует? Как же так? Ведь один из двух вариантов развития событий должен иметь место: или через пятнадцать минут ты погибнешь от руки тирана и пустота поглотит тебя навеки, созданная же копия будет как бы близнецом, поразительно на тебя похожим, который всем заменит потерю полностью и совершенно, и только ты один существовать уже никогда не будешь, – или же благодаря машине ты сам глаза откроешь и желанный зефир в легкие вдохнешь. Разве есть иной, третий вариант?
ГИЛАС. Не знаю. Может быть, есть. Позволь, я буду размышлять вслух. Пока человек живет, его продолжение невозможно. Ты согласен?
ФИЛОНУС. Вне его – невозможно. Согласен.
ГИЛАС. Когда он перестанет существовать, его продолжение становится возможным – для всего мира. Это точно. Но для него?.. Полагаю, здесь происходит искажение грамматики, потому что, спрашивая, возможно ли «для него» продолжение, мы говорим об умершем, а умерший – это тот, кого нет, кто не существует в такой степени, как если бы вообще никогда не существовал – ведь умерли его чувства, его сознание, память и так далее. И в таком случае имеет место непозволительная эксплуатация синтаксиса.
ФИЛОНУС. Ну ты хорош! Синтаксис у тебя виноват. Я-то вовсе не с мертвецом дискутирую, а с тобой за несколько минут до того, как ты превратишься в мертвеца. Подожди. Перед этим ты упомянул, что невозможно объяснить словами, существуешь ли сегодня «ты вчерашний» или же «тебя вчерашнего» уже нет. А я не вижу никакой трудности в решении этой проблемы. Если я тебя спрошу, где лежит твоя вчерашняя одежда, то ты сразу поймешь, что я имею в виду одежду, которую ты носил вчера, так?
ГИЛАС. Так.
ФИЛОНУС. Одежда твоя материальна не в большей и не в меньшей степени, чем ты сам; значит, в таком объективном понимании и ты вчерашний сегодня существуешь. Что же касается субъективных ощущений, которые ты испытывал вчера, то и с этим все просто. Я не вижу на твоей одежде некоей складки, которая вчера образовалась из-за того, что ты сидел на пороге дома, однако тщательное исследование твоей одежды, несомненно, обнаружило бы перемещение молекул в ткани, вызванное тем, что вчера она была смята. Перемещение это следовало бы назвать – понятно, метафорически – «воспоминанием» складки. Таким образом, ты видишь, что все предметы, в том числе наши тела, понимаемые как предметы, которые вчера существовали, сегодня продолжают существовать. Впечатления же наши (а в более общем виде – вчерашнее состояние сознания) существуют не иначе как в нашей памяти, материальным же их следом являются изменения молекулярной структуры мозга, которые определяют память. Как видишь, проблема прекрасно решается, надо только следить за тем, какое значение мы вкладываем в слова. Как фраза «Я вчерашний существую», так и «Я вчерашний не существую» отражают действительность таким образом: если под «я вчерашний» подразумевается мое тело, с любой точки зрения, я сегодня существую как тот, который существовал вчера. Если же под «я вчерашний» понимать композицию мыслей и чувств, какие проявились вчера в моем сознании, то актуального, сегодняшнего бытия им приписывать нельзя.
ГИЛАС. Я признаю, что ошибся. Скажи, однако, что дает твой вывод для решения нашей проблемы?
ФИЛОНУС. Да ничего. Потому что объективно копия либо является продолжением оригинала, если мы предварительно договорились, либо нет, если мы договоримся по-другому и примем другие методы проверки состояния вещей. Проблема заключается в субъективном восприятии, то есть необходимо определить, возможно ли вывести логически, что после воссоздания из атомов мозга в нем вновь оживает сознание умершего, который обладал аналогичным мозгом при жизни. Или же этот вывод ведет к противоречию.
ГИЛАС. Да, ты прав. Вот где надо искать ошибку! Мы постоянно смешиваем субъективное и объективное понимание вещей! Если весь эксперимент невозможно провести объективно, логика ему несвойственна и наши рассуждения пусты.
ФИЛОНУС. Ты так считаешь? Ну хорошо, Гилас. Сменю modus operandi [6]. Теперь он будет совершенно объективный. Снимаю также проблему, проистекающую из дилеммы одно– или же разновременности воссоздания. Ты не находишь, что это нам разъяснит – и полностью упростит – все дело?
ГИЛАС. Соглашусь с большим удовольствием. Говори, друг, слушаю тебя.
ФИЛОНУС. Я уже никого не буду ни о чем спрашивать, не буду терзать твою обремененную предсмертными мыслями psyche [7] вопросами, мало приличествующими в подобных обстоятельствах, а сделаю-ка я вот что: сначала лишу тебя жизни, а потом создам твою копию, да не одну, мой Гилас, а для пущей верности сразу целый легион. Тогда, если ты погибнешь (а тебе уже осталось жить всего пять минут), а я создам много копий твоей личности, то ты будешь существовать как множество Гиласов, к тому же бессчетное, потому что я обещаю тебе не прекращать работу, пока все планеты, солнца, звезды, луны, сферы и небесные тела не заселю Гиласами, столь велика моя любовь к тебе. Что ты на это скажешь? Можешь стать таким образом вездесущим во вселенной ты один?
ГИЛАС. Это было бы очень странно. Здесь есть логическое противоречие?
ФИЛОНУС. Я не говорю, что есть, подумай сам. Вот тысячи Гиласов проводят время, предаваясь труду и радостям жизни. Ну так как же, существует ли твое единственное «я», поделенное между всеми одновременно, существует ли оно, охватывая их? Соединяет ли некая загадочная общность одной индивидуальности все эти копии в неразделимое целое?
ГИЛАС. Это невозможно. Каждый из этих индивидов обладает своим собственным, исключительным, субъективным «я», таким же, как мое.
ФИЛОНУС. Каждый, говоришь, обладает таким же «я», как твое? А не тем же самым?
ГИЛАС. Не тем же самым, потому что тогда они бы были одним человеком, что является противоречием.
ФИЛОНУС. Великолепно. У каждого, следовательно, такое же «я», как у тебя, Гилас. А у кого же из них то же самое «я», кто представляет твое продолжение? Почему ты молчишь? Что тебе подсказывает логика?
