Об истине, жизни и поведении - Толстой Лев Николаевич (читать книги .txt) 📗
6 ЯНВАРЯ (Усилие)
Усилие нужно для делания добра, но еще нужнее для воздержания от зла.
Для достижения святости нет ничего важнее воздержания. Воздержание же должно быть раннею привычкою. Если оно ранняя привычка, то оно утверждает в добродетели. Для того, кто утвержден в добродетели, нет ничего, чего бы он не мог превозмочь.
Лао-Тсе
Все то, чем люди так восхищаются, все, ради приобретения чего они так волнуются и хлопочут, все это не приносит им ни малейшего счастия. Покуда люди хлопочут, они думают, что благо их в том, чего они домогаются. Но лишь только они получают желаемое, они опять начинают волноваться, сокрушаться и завидовать тому, чего у них еще нет. Не удовлетворением своих праздных желаний достигается спокойствие, но, наоборот, избавлением себя от таких желаний.
Если хочешь увериться в том, что это правда, то приложи к освобождению себя от своих пустых желаний хоть наполовину столько же труда, сколько ты до сих пор тратил на их исполнение, и ты сам скоро увидишь, что, поступая так, ты получишь гораздо больше покоя и счастия.
По Эпиктету
Слава человеку, не поддающемуся искушению. Бог испытывает всякого: одного богатством, другого бедностью; богатого – откроет ли он руку нуждающемуся, бедного же – снесет ли он безропотно, с покорностью свои страдания.
Талмуд
Лишь того я назову верным возничим, кто сдерживает свой гнев, несущийся подобно стремительной колеснице; другие же, бессильные, только держатся за поводья.
Буддийская мудрость [5]
Если, обремененный неприятными делами, ты чувствуешь приступ гнева или возмущения, то спеши уйти в самого себя и не теряй самообладания. Чем больше мы упражняемся в том, чтобы силою воли вернуться к спокойному настроению души, тем способность удерживать спокойствие духа усиливается.
Марк Аврелий
Сколько бы раз ни пришлось тебе падать, не достигнув победы над своими страстями, не унывай. Всякое усилие борьбы уменьшает силу страсти и облегчает победу над ней.
7 ЯНВАРЯ (Доброта)
Доброта в отношениях с людьми обязательна. Если ты не добр к человеку, то ты не исполняешь главной своей обязанности.
Надо уважать всякого человека, какой бы он ни был жалкий и смешной. Надо помнить, что во всяком человеке живет тот же дух, какой и в нас. Даже тогда, когда человек отвратителен и душой и телом, надо думать так: «Да, на свете должны быть и такие уроды, и надо терпеть их». Если же мы показываем таким людям наше отвращение, то, во-первых, мы несправедливы, а во-вторых, вызываем таких людей на войну не на живот, а на смерть. Какой он ни есть, он не может переделать себя, что же ему больше делать, как только бороться с нами, как с смертельным врагом? Ведь в самом деле, мы хотим быть с ним добры, только если он перестанет быть таким, какой он есть. А этого он не может. И потому надо быть добрым со всяким человеком, какой бы он ни был, и не требовать от него, чего он не может сделать, чтобы он стал другим человеком.
По Шопенгауэру
Не будьте жестокосердны к тому, кто подвергается искушению, но старайтесь утешить его так, как бы вы сами желали быть утешены.
Из «Благочестивых мыслей»
1) Не откладывай до завтра, что можешь сделать нынче.
2) Не заставляй другого делать то, что можешь сделать сам.
3) Гордость обходится дороже, чем все, что нужно для еды, питья, жилища, одежды.
4) Сколько мы перемучились из-за того, что не случилось, но лишь могло случиться.
5) Если рассердишься, прежде чем что-нибудь сделаешь или скажешь, сочти десять. Если сердце не прошло, сочти сто, и то не прошло – сочти тысячу.
По Джеферсону
Никого не презирайте, подавляйте в своем сердце недобрые суждения, обидные подозрения на ближнего, объясняйте себе всегда в лучшем смысле чужие поступки и слова.
Из «Благочестивых мыслей»
Святой не имеет непреклонного сердца. Он приноравливает свое сердце к сердцам всех людей. К добродетельному человеку он относится как к добродетельному, а к порочному – как к человеку, способному к добродетели.
Восточная мудрость
Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях.
Доброта украшает жизнь, разрешая все противоречия, запутанное делает ясным, трудное – легким, мрачное – радостным.
Недельное чтение
Воров сын
Собрался в одном городе суд присяжных. Были присяжными и крестьяне, и дворяне, и купцы. Старшиной присяжных был почтенный купец Иван Акимович Белов. Все купца этого уважали за добрую жизнь: и честно вел дела, никого не обманывал, не обсчитывал и людям помогал. Был он старик лет под 70. Собрались присяжные, присягнули, сели по местам, и привели к ним подсудимого, конокрада, за то, что он у мужика лошадь угнал. Только хотели начать судить, Иван Акимович встал и говорит судье: «Простите меня, господин судья, я не могу судить».
Удивился судья: «Как, говорит, почему?»
– Да так, не могу. Отпустите меня.
И вдруг задрожал у Ивана Акимовича голос, и заплакал он. Заплакал, заплакал так, что и говорить не может. Потом оправился и говорит судье:
– Не могу я, господин судья, судить потому, что я и отец мой, может быть, много хуже этого вора, как же мне судить такого же, как я. Не могу, отпустите, прошу вас.
Отпустил судья Ивана Акимовича и потом вечером позвал его к себе и стал спрашивать: «Отчего вы, говорит, отказываетесь от суда?»
– А вот отчего, – сказал Иван Акимович и рассказал судье про себя такую историю.
– Вы, говорит, думаете, что я сын купца и что я родился в вашем городе. Это неправда. Я сын крестьянина, отец мой был крестьянином, первый вор в округе, и помер в остроге. Человек он был добрый, да только пьяный, а в пьяном виде и мать мою бил, и буянил, и на всякое дурное дело был готов, а потом сам же каялся. Раз он и меня с собой вместе на воровство повел. И этим самым разом мое счастье сделалось.
– Было дело так. Был мой отец в компании с ворами в кабаке, и стали они говорить, где бы им поразжиться. А мой отец и говорит им: «Вот что, ребята. Вы знаете, говорит, купца Белова амбар, что на улицу выходит. Так вот в амбаре этом добра сметы нет. Только забраться туда мудрено. А вот я придумал. А придумал я вот что. Есть в этом амбаре оконце, только высоко да и тесно, большому человеку не пролезть. Так я вот что вздумал. Есть, говорит, у меня парнишка, ловкач мальчишка, – это про меня, значит, – так мы, говорит, возьмем его с собою, обвяжем его веревкой, подсодим к окну, он влезет, спустим его на веревке, а другую веревку ему в руки дадим, а на эту саму веревку будет он нам добро из амбара навязывать, а мы будем вытягивать. А когда наберем сколько надобно, мы его назад вытащим».
– И полюбилось это ворам, и говорят: «Ну что ж, веди сынишку».
– Вот пришел отец домой, кличет меня. Мать говорит: «На что тебе его?» – «Значит, надо, коли зову». Мать говорит: «Он на улице». – «Зови его». Мать знает, что, когда он пьяный, с ним говорить нельзя, исколотит. Побежала за мной, кликнула меня. И говорит мне отец: «Ванька! Ты лазить горазд?» – Я куды хошь влезу. – «Ну, говорит, идем со мной». Мать стала было отговаривать, он на нее замахнулся, она замолчала. Взял меня отец, одел и повел с собою. Повел с собою, привел в кабак, дали мне чаю с сахаром и закуски, посидели мы до вечера. Когда смерклось, пошли все – трое всех было – и меня взяли.
