Избранное - Бэкон Роджер (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Но для того, чтобы мы познали, каким образом постигается это чувственно воспринимаемое per se, надлежит сначала узнать, все ли производит свой species в [органе] зрения. И достичь достоверного [знания здесь крайне затруднительно, тем не менее, Птолемей во II книге Оптики решает этот вопрос, говоря, что только цвет и свет производят свои species в [органе] зрения. И это же утверждает Алхазен в IV книге, а потому иные [чувственно воспринимаемые объекты] не являются активными по отношению к чувству и среде. А причиной этого является то, что все они являются либо количествами, либо свойствами количеств, что очевидно, а количеству не свойственно быть активным, поскольку оно должно относится к материи, которой подобает не действие, но претерпевание, как говорит Аристотель в I книге О возникновении и уничтожении, и с чем соглашается Авиценна во II книге О душе. В самом деле, как он утверждает, среда или орган, воспринимающие звук, лишены звука, а орган, воспринимающий цвет, лишен цвета. И его мысль заключается в том, что среда и чувство не должны иметь природу чувственно воспринимаемых [объектов], species которых им надлежит принимать, чтобы судить благодаря этим species об объектах. Поэтому влага хрусталика не обладает некоей природой света или цвета в той степени, в какой ею обладает внешний наблюдаемый объект. Ибо хотя глаз обладает светом, это относится к видению цвета, но не света, поскольку претерпевающее обладает не в действительности, но в возможности тем, благодаря чему уподобляется действующему. И хрусталик не обладает некоей [действительной] степенью цвета, посредством которой он уподоблялся бы действительно обладающим цветом внешним объектам, о которых зрение выносит суждение, хотя глаз и обладает в своих жидкостях и оболочках неким недостаточным бытием цвета, благодаря чему иногда зрению бывают явлены фантастические цвета, что станет ясно в разделе, посвященном радуге. Но глаз вполне обладает формой, количеством, телесностью и другими общими чувственно воспринимаемыми [характеристиками], которые ему подобают, а потому он не приспособлен по природе воспринимать их species, и они не являются активными…
Но поскольку ранее было сказано, что мы видим с большого расстояния воздух или небо, и, определенно, на поверхности реки или другого водоема, обладающего значительными размерами, мы видим небо посредством отражения, как вещь в зеркале, да и вещь в зеркале видима благодаря тому, что ее species отражается от зеркала к [органу] зрения, то некто может сказать, что небесная прозрачность или отдаленный воздух производят species, посредством которого они видны в воде. Но следует ответить, что там нет никакого species видимой вещи, но только species зрения, который в воздухе без воды распространяется по прямым линиям вплоть до удаленной небесной прозрачности и постигает эту прозрачность с помощью species света, освещающего эту прозрачность; когда же [небесная прозрачность] видится отраженной в воде, от воды вплоть до видимого на расстоянии воздуха отражается species зрения, а не вещи. Следовательно, не все, что видимо благодаря отражению, видимо благодаря своему species. И так обстоит дело при наблюдении большинства обычных видимых [объектов], но, тем не менее, не во всех случаях. И потому я [могу с помощью зеркала видеть воду, однако там присутствует species не воды, но зрения; и в [указанной выше ситуации] имеет место то же самое [246]…
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ДАННОГО УВЕЩЕВАНИЯ ОБ ОПЫТНОЙ НАУКЕ
Глава I
Установив основания мудрости латинян в обладании [знанием] языков, математики и оптики, теперь я намереваюсь обратиться к основаниям опытной науки, поскольку без опыта ничто не может быть познано достаточным образом. В самом деле, имеются два вида познания: с помощью аргументации и с помощью опыта. Аргумент дает заключение и вынуждает нас соглашаться с заключением, но он не дает твердой уверенности и не устранит сомнения так, чтобы разум успокоился в созерцании истины, если он не обнаружит ее опытным путем, ибо многие обладают аргументами в отношении познаваемого, но поскольку не имеют о нем опыта, его отвергают, а потому не следуют благу и не избегают вреда. В самом деле, если некий человек, который никогда не видел огня, докажет посредством достаточных аргументов, что огонь воспламеняет, повреждает и уничтожает вещи, благодаря этому разум слушателя никогда не удовлетворится, и он не будет избегать огня до того, как поднесет к огню руку или воспламеняющуюся вещь, чтобы через опыт проверить то, чему научил аргумент. И обретя опыт воспламенения, разум обретет твердую уверенность и успокоится в сиянии истины. Следовательно, аргумент не достаточен, но [необходим] опыт.
И это очевидно из математики, где имеется demonstratio potissima, ибо разум того, кто обладает таким доказательством о равностороннем треугольнике, никогда бы не принял заключение [этого доказательства] без опыта и не соглашался бы с ним, но отвергал бы его до тех пор, пока ему не будет дан опыт через пересечение двух кругов, от одного из мест пересечения коих проводятся две линии к концам данной линии, [соединяющей центры этих кругов и являющейся основанием получившегося треугольника]. Но после этого человек принимает заключение с полным удовлетворением. Что же до того, что Аристотель говорит, что «доказательство есть силлогизм, дающий знание», то это надо понимать в том смысле, что ему доложен сопутствовать опыт, и [высказывание] не относится к чистому доказательству. А что касается его слов в I книге Метафизики, что обладающие [знанием] основания и причины мудрее людей опыта, то он говорит о тех людях опыта, которые знают только чистую истину, но не знают причины. А я говорю здесь о приобретшем опыт, знающем из опыта и основание, и причину. И такие совершенны в мудрости, как говорит Аристотель в VI книге Этики, и их простым словам надлежит при этом доверять так же, как, если бы они приводили доказательства, как он говорит там же.
Следовательно, тот, кто желает насладиться истинами вещей без доказательства, должен быть открыт опыту; и это очевидно из примеров. Ибо многое пишут авторы и многого придерживается толпа в силу аргументов, не основанных на опыте, что на деле оказывается всецело ложным. В самом деле, широко распространено мнение, согласно которому алмаз может быть расколот только с помощью крови козла, и данным суждением злоупотребляют как философы, так и богословы. Но нет достоверного подтверждения, что он может быть расколот таким образом, хотя это и пытались проверить. И алмаз может быть легко расколот и без этой крови: я видел это собственными глазами, и это необходимо, поскольку драгоценные камни могут обрабатываться только алмазными осколками… А еще распространено мнение, сообразно которому теплая вода в сосуде быстрее замерзает, нежели холодная, причем в пользу этого приводят аргумент, согласно которому противоположности, как противники, побуждают друг друга [к большей активности]. Но из опыта с достоверностью ясно, что холодная вода замерзает быстрее. И [указанное ложное мнение] приписывают Аристотелю, [основываясь на его словах] из II книги Метеорологики. Но он не утверждает там ничего такого определенно, а говорит нечто подобное, благодаря чему те, [кто приписывает ему это мнение], впадают в заблуждение, а именно, что если теплую и холодную воду вылить на холодную поверхность, например на лед, то быстрее замерзнет теплая; и это истинна. Но если в два сосуда налита теплая и холодная вода, то быстрее замерзнет холодная. Итак, следует, что все должно подтверждаться с помощью опыта.
Но опыт бывает двояким. Один приобретается с помощью внешних чувств: так мы познаем в опыте небесные явления с помощью изготовленных для этого инструментов, а явления подлунного мира — посредством зрения. А то, что не находится в местах, в которых пребываем мы, мы познаем благодаря другим мудрецам, обладающим опытом. Так, по свидетельству Плиния в Естественной истории, Аристотель от имени Александра послал в разные места мира две тысячи человек, чтобы они обрели опытное знание обо всем, что есть на поверхности Земли. И этот опыт — человеческий и философский, обретаемый человеком настолько, насколько это дано ему по милости [Божией]. Но этот опыт для человека недостаточен, поскольку он не дает полной достоверности относительно телесных вещей вследствие их сложности, и не достигает вещей духовных. Поэтому необходимо, чтобы человеческий разум получал и иную помощь, и поэтому святые патриархи и пророки, которые первые дали науки миру (и, равным образом, многие верные после [пришествия] Христа), не останавливались на чувственном восприятии, но получали внутренние озарения. Ибо благодать веры и Божественное вдохновение просвещают многих не только в вещах духовных, но и в вещах телесных и философских науках. В соответствии с этим Птолемей говорит в Стослове, что путь к знанию вещей двойственен: один — философский опыт, а другой — Божественное вдохновение, которое, по его словам, куда превосходнее.
