Наука и религия в современной философии - Бутру Эмиль (книги без регистрации TXT) 📗
Верно ли по крайней мере хоть то, что Ричль и его ученики, засевши и окопавшись в недрах совести, сердца, религиозного чувства, действительно обезопасили себя от всяких вторжений науки?
Все их рассуждение предполагают, что наука занимается исключительно физическими явлениями и отнюдь не помышляет о том, чтобы установить связь между этими последними и явлениями духовного порядка. И во всяком случае они допускают, что имеется группа таких душевных явлений, движений, впечатлений, которые не подпадают и не могут подпасть под власть науки. 0 мире внешнем и мире внутреннем, мире вещей и мире сознания, они говорят обычно, как о двух совершенно раздельных областях. В этом самая основа их доктрин. Они представляют себе сознание в виде замкнутой сферы, внутрь которой не может проникнуть никакая естественная сила; наука обращает свой взор исключительно на поверхность вещей и даже не пытается исследовать, не располагает ли она возможностью забраться в заповедную область духа.
Но это противоположение внешнего ввнтреннему, это представление о душе, как о непроницемой для науки области и т. п., все это лишь метафоры, и притом метафоры, не соответствующие уже современному состоянию сознания.
Правда, в течение долгого времени наука изъявляла притязание лишь на усвоение себе явлений материального мира. Явление духовного порядка она предоставляла метафизике и беллетристике. Но в настоящее время это уже не так. Со времен Декарта все точнее и точнее определялись порядок и метод научной работы и взаимные отношение между различными отраслями знания; и в настоящее время наука считает себя в праве подвергнуть своему исследованию все без исключение виды явлений. Каким бы удаленным от науки ни казалось внутреннее душевное движение, каким бы интимным, сокровенным, таинственным ни представлялось оно теологу, оно есть нечто реальное, данное, подлежащее наблюдению, — это есть явление, необходимо связанное по известным законам с другими явлениями. Тщетно указывает верующий на то, что акты его веры, его молитва, его чувства единение с Богом имеют совершенно духовный характер и ничем не связаны с материальными вещами. Раз они попадают в сознание, они тем самым становятся достоянием науки; ибо современная наука ставит своей задачей объяснить происхождение состояний сознания, каковы бы они ни были; и она обладает методами, позволяющими ей мало-помалу сводит внутреннее к внешнему, таинственное к познаваемому, субъективное к объективному.
Одним словом, невозможно найти такое убежище, забравшись в которое мы были бы уверены, что нас не настигнет там наука, раз мы предварительно не дали себе отчета в том, что такое наука, какова ее компетенция, имеет ли она какие-либо границы. Это такая проблема, которую не достаточно затронуть и разрубить каким-нибудь философским общим местом: она требует самостоятельного исследование и притом с точки зрение самой науки.
Глава II
РЕЛИГИЯ И ГРАНИЦЫ НАУКИ
Догматическое и критическое понятие науки.
I. Апология религии, опирающаяся на границы науки. — Опыт, как единственный принцип научного познания. — Выводы: границы науки в теоретической и практической области. Научные законы представляют из себя только методы исследования. — границы и значение соответствия научных познаний с фактами. — Свобода, предоставляемая религиозному развитию наукой, при таком ее понимании. — Дух и буква: случайный и относительный характер религиозных формул.
II. Трудности, на которые наталкивается вышеизложенное учение. — Полемика, возгоревшаяся по поводу, так называемого „банкротства науки“. — В каком смысле признает наука свои границы. — Непрочность той позиции, которую занимает в этой системе религия.
III. Наука, рассматриваемая, как союзница религии. — Религиозные учение намечаются в пределах самой науки; трудность отстоять эту точку зрения. — Природа границ науки: они носят не только отрицательный характер, но предполагают потустороннее сверхнаучное бытие, как предпосылку самого научного объекта.
IV. Неустраненные трудности. — Автономия науки и автономия религии остаются скомпрометированными. — Недостаточность чисто критического метода.
Те, которые ищут уголка, бесконечно удаленного от видимых реальностей, скрытого в глубоких тайниках сознания, чтобы там воздвигнуть алтарь религии, побуждаются к этому боязнью столкнуться с наукой на общей почве, где эта последняя, быть может, станет оспаривать у религии право на существование. Они предпочитают уклониться от битвы, лишь бы не рисковать поражением. Но многие, даже среди представителей ученого мира, задаются вопросом, не является ли этот страх преувеличенным, не является ли наука, рассматриваемая вблизи и в ее конкретной форме, фактором, более благоприятным для свободы религиозного развития, чем это утверждают известные теории, вдохновляемые более философией, чем наукой.
Для того чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо рассмотреть ту перемену, которую претерпела в наши дни идея науки. Еще недавно наука была абсолютным познанием природы вещей. Она была знанием, уверенным и определенным, в противоположность верованию, изменчивому и индивидуальному. И гордая теми завоеваниями, которым она была обязана открытию своих истинных принципов, она не видела границ своей компетенции и своим правам. Одним словом, это была античная метафизика с ее самоуверенной претензией на совершенное познание, перенесенная в мир опыта. Но в отличие от эстетико-рационалистических систем Шатонов и Аристотелей эта метафизика устраняла из мира вещей все, напоминающее о человеческом разуме или человеческой свободе, допуская там лишь элементы материальные и механические.
Совершенно естественно, что при наличности такой науки религия, желая сохранить свою неприкосновенность, должна была отступить в область, где никакие встречи с наукой не возможны.
Но не в праве ли мы утверждать, что понятие о науке, как абсолютном и безграничном познании, не выдержало критики, что современная наука имеет совершенно иное представление о своем назначении? а раз это так, вполне уместно снова поставить вопрос: в какой мере действительная наука враждебна существованию религии?
I
АПОЛОГИЯ РЕЛИГИИ, ОПИРАЮЩАЯСЯ НА ГРАНИЦЫ НАУКИ
После долгих шатаний наука установила наконец свой метод при помощи своего рода естественного отбора. Она окончательно решила опираться на опыт, и на один только опыт. Конечно, после того как факты установлены, наука стремится их резюмировать, классифицировать, свести друг к другу, объединить в систему. Но сама эта логическая работа должна руководиться и контролироваться опытом.
Избрав этот метод исследования, наука обеспечила, за собой чрезвычайно важные выгоды. Ограничив себя анализом и комбинированием понятий, воспроизводящих вещи в уме человека, она овладела наконец той реальностью, которой она никогда не могла с уверенностью достигнуть. Она добывает познания, существенно важные для практики, так как опыт дает человеку средство заставить природу повторять свои явления. Она избегает постоянной неуверенности и бесконечного разнообразия отдельных мнений; она одинаково приемлема для всех умов, и все ее приобретение в известном смысле, окончательны.
Но, говорят нам, все эти благодеяние имеют своим противовесом сужение сферы науки и понижение ее философской ценности, что имеет чрезвычайно важные последствия.
Знаменитый доклад Дюбуа-Реймона, заканчивающийся словом Ignorabimus! («никогда не узнаем!»), не перестает с 1880 года привлекать к себе внимание. Из семи указанных им загадок, по крайней мере, четыре должны, по его мнению, навсегда остаться неразрешимыми: сущность материи и силы, происхождение движения, происхождение простого ощущение и свобода воли.
Это потому, что указанные четыре проблемы выходят из сферы компетенции опыта. В самом деле, как бы далеко ни продолжали мы мысленно наш опыт, он очевидно не сможет коснуться ни первопричин, ни конечных целей. Дело не в том только, что путем опыта нам никогда не удастся найти во времени первое или последнее явление: это без сомнение лишь фикции; но навсегда остается вопросом, в какой мере неизменная последовательность, устанавливаемая опытом, объясняет возникновение явлений. Бытие развертывается по известным законам лишь потому, что оно обладает определенной природой. Какова же эта природа? Является ли она неизменной? Почему она оказывается именно такой, а не какой-либо иной? С каким предшествующим членом надо ее связать, чтобы дать ей экспериментальное объяснение? Все эти вопросы с научной точки зрение включают в себя порочный круг и, следовательно, безусловно выходят из рамок науки. Опыт констатирует законы или сравнительно постоянные отношение между явлениями; но он не дает нам никакой возможности узнать, являются ли сами эти законы только фактами, или же они связаны с некоторой неизменной природой, господствующей над фактами.
