Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса) - Грузман Генрих Густавович (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Основным гностическим продуктом школы Эттингера является сложный и достаточно запутанный взгляд на происхождение и сущность русского еврейства как такового автономного тела. Эттингер указывает: «Речь идет о группе евреев, наделенных яркими отличительными признаками. В этом смысле не существует четкого разделения между периодами польской власти (до раздела Польши) и русской. Русское еврейство является прямым продолжением еврейства польского… не евреи переселились в Россию, а Россия сама „пришла“ к евреям». Следовательно, ни о каком своеобразии и самобытности русского еврейства не может быть и речи, поскольку наличествует только польское еврейство, по иронии исторической судьбы оказавшееся под российским стягом. Историк продолжает свою мысль: "Русское еврейство как специфическая общность людей сохранило свою самобытность — в отличие от многих других групп еврейства, и даже не пыталось отказаться от нее… Еврейская деятельность в России всегда отличались своеобразием и результаты этой деятельности значительны: несколько магистральных общественных течений нового времени возникли в русском еврействе или укоренились в нем: хасидизм, рабочее движение, сионизм. Появление этих движений связано как с традициями самой еврейской общины, так и с влиянием окружающей среды". Эту силлогистику завершает заключительный пассаж, снимающий видимое противоречие в суждениях Эттингера: "После гибели испано-еврейского центра все более важную роль начинает играть польское еврейство. Польша становится центром изучения Торы и формирования интеллектуальной традиции. Таких достижений мы не наблюдаем у других еврейских общин… " (1993, с. 18-19). Таким образом, «яркие отличительные признаки», «самобытность» и «своеобразие» русского еврейства суть не более чем унаследованные польские черты, а общественные движения, возникшие в недрах русского еврейства, следует воспринимать как развитие тех достижений польского еврейства, аналогов которых «… мы не наблюдаем у других еврейских общин».
Однако Ш. Эттингер допускает тут исторически некорректное действие: «золотой век» польского еврейства, о котором толкует историк, закончился задолго до вступления польских евреев под скипетр российской державы и все его ценности погибли в огне казацкого Холокоста Богдана Хмельницкого. С. Дубнов говорит об этом периоде: «Перенесенные польскими евреями бедствия наложили свою печать и на их духовную жизнь. На Украине, в Подолии и Волыни, наиболее пострадавших от казацкого разгрома, умственный уровень еврейской массы все более понижается. Талмудическая наука, прежде распространенная во всех слоях народа, делается достоянием тесного круга книжников, а бедная масса коснеет в невежестве и суеверии» (1997, с. 529-530). Польское еврейство перед присоединением к России представляло жалкое зрелище, каким может быть жалким обломки некогда роскошного замка, и полный распад государственности Речи Посполитой, ставший причиной разделов Польши, прежде и ранее всего сказались на укладе еврейской жизни. Неимоверная нищета, теснота, скученность и болезни были постоянными спутниками польских евреев этого времени, в стране не утихала погромная стихия, свирепствующая на самой мерзкой, ритуальной почве, произвол католической церкви был неограничен и в своих приговорах католические суды применяли к евреям наказания не только из арсенала святой инквизиции, но казни из репертуара запорожских казаков. В 1768 году раввин общины города Могилев-Подольского взывал к местным евреям: «Бедственное время наступило для Яакова: одна беда следует за другой… Мы идем ощупью, как слепцы в потемках, мы беднеем изо дня на день, нас ведут, как овец, на заклание; мы стали притчей между народами, на нас кидают жребий, как на брошенную вещь в пустыне… Бог да воззрит на страдание наше, да скажет Он нашим бедствиям: довольно!».
Итак, присоединение польских и украинских евреев, задавленных множеством бедствий, к Российской империи, как прислонение хоть к какому-то порядку, хоть к призрачной надежде на спокойный дом, должно считать благостным свершением для еврейства. Но иной мотив проводит школа Эттингера и принятая ею декларация гласит: становление и развитие русского еврейства проходило под воздействием европейских тенденций и в своей основе лишено чего-либо специфически русского. Русским элементом здесь единственно положен антисемитизм, который в исследованиях Эттингера выставляется едва ли не чертой национального характера. Эттингер постигает, что начало русскому антисемитизму заложено в Киевской Руси, а продолжение имело место в теологическом диспуте в Московской Руси по поводу «ереси жидовствущих», и с тех пор антисемитизм становится прочной традицией в государственной деятельности царского самодержавия, — по его словам: «Таким образом, дискриминация евреев из-за их религии и образа жизни становится основным правовым принципом. Из всех противоречивых установок, которыми руководствовались законодатели предыдущих эпох, победила традиционная установка Московского государства: подозрительность и неприязнь к еврею из-за его религии», и умозаключает: «Как известно, позиция Московского государства по отношению к евреям определялась враждебностью ее правителей к иудаизму и евреям, и это несмотря на отсутствие еврейского населения» (1993, с. с. 187, 155). Антисемитизм, «не требующий физического присутствия евреев», — достаточно своеобразная аргументация школы Эттингера, а те же случаи в российской истории, которые нельзя подвести под явный антисемитизм (установления Екатерины II, Александра I и Александра II), школа Эттингера рекомендует знать как ухищрения дипломатического ремесла и государственно-правовой казуистики.
Однако последние медиевистские (средневековые) исследования лишают концепцию Эттингера ее изначальных оснований: оказалось, что борьба с «ересью жидовствующих» вовсе не была безоговорочным антисемитизмом, а резкие противоеврейские выпады русских властителей (царя Ивана 1У и владыки Геннадия Новгородского) больше напоминают обычную для того времени и тех правителей жестокосердную борьбу с протестантизмом. Профессор М. Фрейденберг выделяет из этих исследований работу Йоэля Раба «Жидовствующие» ли? История задушенной мысли" (2001г. ), где деятельность московской группы «жидовствующих» определяется как попытка «членов нового просвещенного слоя сломать монополию церкви в области культуры и мысли», и вовсе не антисемитизмом, а скорее наоборот, веет от заключительного итога Й. Рабы: «Эти плоды еврейской мысли и интеллектуальной любознательности легли в основу русского рационального мышления» («Еврейский камертон» 29. 08. 2002). Экскурс Ф. Канделя обнаруживает и духовное влияние «ереси жидовствующих» на русское духостояние: «Распространение „ереси жидовствующих“ сопровождалось появлением книг еврейских философов по логике, астрономии, астрологии и другим наукам. Эти книги переводились с иврита на древнерусский язык, в основном для того, чтобы доказать правильность еврейского летоисчисления и исторической традиции в сравнении с византийской. Были переведены „Слова логики“ Маймонида», «Тайная тайных», книга по астрономии «Шестокрыл» Эммануэля бен Яакова Бонфиса, астрологическая книга «Лопаточник», а также «Логика Авиасафа» мусульманского философа одиннадцатого века Газали, тоже переведенная жидовствующими с иврита. Переводились на древнерусский язык Книга Даниила и апокрифическая Книга Ханоха; имелся у жидовствующих даже сборник еврейских празднических молитв, так называемый «Псалтырь Федора Жидовина», который перевел крещеный еврей Федор" (2002, ч. 1, с. 78-79).
Но самое весомое опровержение сути исторической гипотезы Ш. Эттингера в связи с русским «врожденным» антисемитизмом заключено в русской фольклористике и русские народные былины содержат образцы опоэтизированных еврейских библейских мотивов отнюдь не в антисемитском направлении. Школа русских этимологов, возглавляемая в конце XIX столетия блистательными профессорами А. Н. Веселовским и Н. С. Тихонравовым, культивировала идею, что народная словесность развивается посредством совмещения и заимствования, часто апокрифического, сюжетов, сказаний и преданий других народов. Веселовский, создав для познания этого явления особую отрасль — «поэтику сюжетов», без принципов которой невозможно серьезное изучение сублимации культур, сотворил в своей уникальной по широте охвата материала докторской диссертации («Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерилине», 1872г. ) шедевр этой отрасли на примере русско-былинного восприятия библейских апокрифических сюжетов об еврейских царях Давиде и Соломоне. Веселовский пишет, «что рукописи этой редакции пришли к нам из Новгорода и Пскова. Н. С. Тихонравов ставит это последнее обстоятельство в связь с развитием ереси жидовствущих» (2001, с. 250-251). Цитируемый далее отрывок из центральной книги «ереси жидовствующих» — Голубиной книги — показывает не только духовное качество «ереси» и ее духовный кругозор, но также характеризует в общем плане теорию заимствования Веселовского, на базе которой строится «поэтика сюжетов»; отрывок воспроизводит часть диалогистики русского сказителя Волота (Владимира) и еврейского царя Давида, в котором ясно сквозит не антисемитское отторжение, а проникновение русского пытливого ума в еврейскую мудрость:
