Собрание сочинений. Том 10 - Маркс Карл Генрих (читать книги онлайн без txt) 📗
14 января, как сообщает сэр Дж. Г. Сеймур в своем донесении к лорду Дж. Расселу от 22 января 1853 г., у него снова был конфиденциальный разговор с царем, которого «он застал одного». Самодержец соизволил прочесть английскому послу лекцию о восточном вопросе. Мечты и планы императрицы Екатерины II хорошо известны, но он их не разделяет. По его мнению, наоборот, для России существует, быть может, лишь одна опасность: дальнейшее расширение ее и без того слишком обширных владений. (Ваши читатели вспомнят, что я ссылался уже на это, приводя выдержку из депеш графа Поццо-ди-Борго.) Status quo в Турции лучше всего отвечает русским интересам. С одной стороны, турки утратили дух военной предприимчивости; с другой стороны, «эта страна еще достаточно сильна или была до сих пор достаточно сильна, чтобы сохранить свою независимость и обеспечить себе уважение других стран». Но в этой империи находится несколько миллионов христиан, о которых он должен заботиться, как ни трудна и ни «неудобна» иногда эта задача. К этому обязывают его одновременно его право, его долг и его религия. Затем царь вдруг перешел к своей притче о больном человеке, очень больном человеке, которому ни в коем случае нельзя позволить «внезапно скончаться у них на руках» (de leur echapper [ускользнуть от них. Ред.]). «Хаос, смятение и неизбежность европейской войны будут сопутствовать катастрофе, если она наступит неожиданно и до того как будет составлен какой-либо план на дальнейшее».
За этим новым намеком на неминуемую смерть Оттоманской империи последовала новая апелляция к Англии — соответственно «условному обязательству» — учесть наследство совместно с Россией. Царь, однако, воздерживается от того, чтобы раскрывать свои собственные «планы» на дальнейшее, и довольствуется тем, что в парламентских выражениях отмечает главный пункт, который следует иметь в виду в случае раздела.
«Я хочу говорить с вами, как с другом и джентльменом. Если Англии и мне удастся достичь соглашения в этом вопросе, то остальные для меня мало значат. Мне безразлично, что будут делать или думать другие. Поэтому я хочу сказать вам с полной откровенностью, что, если Англия рассчитывает в ближайшее время утвердиться в Константинополе, то я этого не допущу. Я не приписываю вам таких намерений, но в подобных случаях лучше говорить напрямик. Со своей стороны, я также готов обязаться не утверждаться там, — разумеется, в качестве постоянного владельца, — что же касается роли временного хранителя, то от этого я не зарекаюсь. Если же не будут заранее приняты меры, если все будет предоставлено случаю, то обстоятельства, возможно, заставят меня занять Константинополь».
Итак, Англии запрещается утверждаться в Константинополе. А царь это сделает, если не в качестве постоянного владельца, то, но крайней мере, в качестве временного хранителя. Британский посол поблагодарил его величество за откровенность этого объяснения. Николай сослался затем на свой прежний разговор с герцогом Веллингтоном, изложение, или, так сказать, резюме которого дано в меморандуме 1844 года. Переходя к злободневному вопросу, то есть к притязаниям царя на святые места, британский посол высказал такие опасения:
«В случае появления русских войск можно ожидать двоякого рода последствий: либо контрдемонстрацию, на которую могла бы быть вызвана Франция, либо — и это более серьезно — восстание христианского населения против власти султана, и без того уже ослабленной беспорядками и тяжелым финансовым кризисом. Император заверил меня, что до сих пор не происходило никакого движения его войск (n'ont pas bouge); и выразил надежду, что никакое продвижение их и не понадобится. О французской экспедиции ео владения султана его величество намекнул, что такой шаг привел бы к немедленному кризису; чувство чести заставило бы его без промедления и колебания двинуть свои войска в Турцию; если бы такой образ действий повлек за собою крушение турецкого султана (ке Grand Turc), он сожалел бы о таком результате, но все же считал бы, что действовал так, как вынужден был действовать».
Итак, царь теперь наметил тему, которую Англии предстоит разработать: она должна выработать «план на дальнейшее» для устранения Оттоманской империи «и вступить в предварительное соглашение насчет нового порядка вещей, который должен сменить ныне существующий». Он подбодряет своего ученика, показывая ему награду, которую можно получить за успешное разрешение этой проблемы, и напутствует его отеческим советом:
«Было бы великим триумфом для цивилизации XIX века, если бы оказалось возможным заполнить пустоту, которая создается исчезновением магометанского господства в Европе, без нарушения всеобщего мира, — а именно путем принятия предохранительных мер двумя главными правительствами, наиболее заинтересованными в судьбах Турции».
После такого призыва к Англии выступает на сцену лорд Рассел и посылает свой ответ в секретной и конфиденциальной депеше от 9 февраля 1853 года. Если бы лорд Джон вполне понял коварный план царя — поставить Англию в ложное положение уже в силу того, что она вступила с ним в тайные переговоры о будущем разделе союзного государства, — он поступил бы точно так же, как царь, и ограничился устным ответом барону Бруннову, вместо того чтобы посылать в С.-Петербург официальный правительственный документ. Раньше, чем секретные документы были представлены палате, газета «Times» назвала депешу лорда Джона весьма сильной и «возмущенной отповедью» на предложения царя. В своем вчерашнем номере «Times» берет обратно свои похвалы лорду Расселу и заявляет, что «документ не заслуживает похвалы, которая была ему воздана вследствие неточной информации». Лорд Джон навлек на себя гнев газеты «Times» своим заявлением, сделанным в пятницу на заседании палаты общин, что он не имеет привычки делать сообщения этой газете и что статью, намекающую на его ответ сэру Дж. Г. Сеймуру, он прочел лишь три дня спустя после ее появления.
Кто знает униженный и заискивающий тон, в котором все английские министры, не исключая даже Каннинга, говорили с Россией после 1814 г., тот должен будет признать, что депешу лорда Джона можно отнести к героическим деяниям этого маленького гнома.
Так как этот документ является выдающимся вкладом в историю и может иллюстрировать ход переговоров, то ваши читатели не посетуют, если я приведу его in extenso [полностью. Ред.].
ЛОРД ДЖОН РАССЕЛ СЭРУ ДЖ. Г. СЕЙМУРУ
(Секретно и конфиденциально)
Министерство иностранных дел, 9 февраля 1853 г.
Милостивый государь!
Я получил и представил королеве Ваше секретное и конфиденциальное донесение от 22 января. Ее величество с удовольствием отмечает в этом, как и в предыдущих случаях, умеренность, откровенность и дружественное расположение его императорского величества. Ее величество повелела мне ответить в том же духе умеренного, искреннего и дружественного обсуждения вопроса. Вопрос, поднятый его императорским величеством, очень серьезен. Считаясь с вероятным или даже близким развалом Турецкой империи, ставится вопрос: не лучше ли заранее принять меры на такой случай, чем допустить хаос, смятение и неизбежность европейской войны, которые были бы спутниками катастрофы, если бы она наступила неожиданно и раньше, чем будет выработан план на дальнейшее. «Вот пункт, сказал его императорское величество, на который я желал бы, чтобы вы обратили внимание вашего правительства». При рассмотрении этого важного вопроса правительство ее величества остановилось прежде всего на следующих соображениях: не произошло никакого действительного кризиса, который вызывал бы необходимость разрешения этой обширной европейской проблемы. Возникли споры о святых местах; но споры эти лежат вне сферы внутреннего управления Турции и касаются более России и Франции, чем Высокой Порты. Некоторые неурядицы в отношениях между Австрией и Портой вызваны нападением турок на Черногорию; но и это касается более опасностей, угрожающих границам Австрии, чем власти и безопасности султана; итак, нет достаточных оснований объявлять султану, что он не в состоянии сохранить порядок внутри страны или поддерживать дружественные отношения со своими соседями. Далее, правительство ее величества должно заметить, что нельзя определенно указать, когда произойдет имеющееся в виду событие. Когда Вильгельм III и Людовик XIV определили договором порядок наследования после Карла II Испанского, они принимали меры на случай события, которое не могло быть отдаленным. Болезненное состояние испанского государя и неизбежный конец всякой человеческой жизни делали наступление предусмотренного события несомненным и близким. Смерть испанского короля ни в каком отношении не была ускорена договором о разделе. То же самое можно сказать о заключенном в прошлом столетии соглашении, предусматривавшем решение судьбы Тосканы в случае смерти последнего государя из дома Медичи. Но возможность развала Оттоманской империи совершенно иного рода. Развал может произойти через двадцать, пятьдесят или сто лет. При таких обстоятельствах вряд ли было бы совместимо с одушевляющими императора России не менее, чем королеву Великобритании, дружественными чувствами по отношению к султану заранее распределять территории, находящиеся под его господством. Кроме этого соображения, следует заметить, что заключенное в подобном случае соглашение совершенно несомненно ведет к ускорению того стечения обстоятельств, на которое оно рассчитано. Было бы несправедливо держать Австрию и Францию в неизвестности об этом соглашении, да такое сокрытие его было бы несовместимо с задачей — предотвратить европейскую войну. В самом деле, такое сокрытие не может входить в намерения его императорского величества. Следует полагать, что лишь только Великобритания и Россия договорились бы о надлежащем образе действий и захотели бы дать ему силу, они сообщили бы о своих намерениях европейским великим державам. Заключенное и сообщенное таким образом соглашение недолго оставалось бы тайным; известие о его существовании, обеспокоив и неприятно настроив султана, подстрекнуло бы всех его врагов к умножению насильственных действий и более упорной борьбе. Они сражались бы в убеждении, что в конце концов они должны восторжествовать, в то время как генералы и войска султана чувствовали бы, что никакие временные успехи не могут спасти их дело от конечной гибели. Так именно была бы вызвана и усилена та анархия, которой теперь опасаются, и предусмотрительность друзей пациента оказалась бы причиной его смерти. Правительству ее величества вряд ли нужно дольше распространяться об опасностях, которыми сопровождалось бы приведение в исполнение любого соглашения такого рода. Пример «войны за наследство» достаточно показывает, как мало уважаются такие соглашения, когда сильные соблазны подстрекают к их нарушению. Положение российского императора в качестве временного хранителя, а не постоянного владельца Константинополя было бы чревато всевозможными опасностями как вследствие издавна лелеемых притязаний его собственного народа, так и вследствие соперничества европейских стран. Окончательный владелец, кто бы он ни был, вряд ли довольствовался бы бездеятельным, вялым поведением наследников Мехмеда II. Большое влияние обладателя Константинополя, держащего в своей власти ворота Средиземного и Черного морей, на европейские дела заложено в природе вещей. Это влияние могло бы быть употреблено в интересах России, но могло бы быть употреблено и для контролирования и ограничения ее могущества. Его императорское величество справедливо и мудро сказал: «Моя страна так велика и находится во всех отношениях в таком счастливом положении, что с моей стороны было бы неразумно желать большей территории или большего могущества, чем я имею. Наоборот, — заметил он далее, — великая и, быть может, единственная опасность для нас заключается в дальнейшем расширении империи, которая и без того чересчур велика. По сильное и честолюбивое государство, сменившее Высокую Порту, могло бы сделать войну со стороны России необходимостью для императора или его преемников». Европейская война была бы вызвана теми самыми средствами, которые предлагаются, чтобы ее предотвратить, потому что ни Англия, ни Франция, ни, вероятно, Австрия не примирились бы с тем, чтобы Константинополь оставался навсегда в руках России. Что касается Великобритании, то правительство ее величества заявляет раз навсегда, что ему чуждо какое бы то ни было намерение или желание овладеть Константинополем. Его императорское величество может иметь в этом отношении полнейшую уверенность. Правительство готово также дать заверение, что не вступит ни в какие соглашения относительно мероприятий на случай крушения Турции, не снесясь предварительно с императором России. Итак, в общем правительство ее величества вполне уверено, что не может быть более мудрой, бескорыстной и благотворной для Европы политики, чем та, которой так долго следует его императорское величество и которая сделает имя его более прославленным, чем имена самых знаменитых государей, искавших бессмертия в ничем не обоснованных захватах и минутной славе. Для успеха этой политики желательно соблюдать величайшую выдержку по отношению к Турции; желательно, чтобы всякого рода требования, которые великие державы Европы могут предъявить ей, служили более предметом дружественных переговоров, чем категорических требований; чтобы по возможности избегались военные и морские демонстрации против султана; чтобы разногласия в вопросах, затрагивающих Турцию и лежащих в пределах компетенции Высокой Порты, решались по взаимному соглашению великих держав и не навязывались бы насильно слабому турецкому правительству. К этим предостережениям правительство ее величества хочет прибавить, что, по его мнению, весьма существенно — посоветовать султану обращаться со своими христианскими подданными в соответствии с принципами справедливости и свободы религии, принятыми повсюду просвещенными нациями Европы. Чем более турецкое правительство будет переходить к равноправному законодательству и нелицеприятному управлению, тем менее российский император будет находить необходимым применять на деле то право исключительного покровительства, которое его императорское величество нашел столь тягостным я неудобным, хотя нет никаких сомнений в том, что оно предписано ему велениями долга и закреплено за ним договором. Вы можете прочесть эту депешу графу Нессельроде и даже, если это будет признано желательным, передать копию ее в руки императора. В таком случае вы сопроводите передачу ее уверениями в дружбе и доверии ее величества королевы, столь заслуженно внушаемых образом действий его императорского величества.
