Очерки о традиции и метафизике - Генон Рене (первая книга .txt) 📗
Мы уже говорили о сходстве между алхимическим процессом Великого Делания и процессом инициации а также о том, что инициатическая пещера соответствует герметическому атанору. Герметический атанор, колба, в которой совершается Великое Делание, по мнению некоторых исследователей, получил свое название от греческого слова атанатос, «бессмертный»; можно установить также аналогию между постоянно поддерживаемым в этой колбе невидимым огнем и жизненным теплом, которое сосредоточивается в сердце. После всего сказанного нам остается рассмотреть соответствия этих символов символу «Мирового Яйца», и, для того чтобы эти соответствия были более понятными, необходимо сразу же сказать и о связях этих символов с символом сердца. На первый взгляд в сравнении сердца с яйцом нельзя обнаружить ничего, кроме некоторого подобия внешней формы; однако само это подобие является далеко не случайным, и за ним скрываются более глубокие символические связи.
Прежде всего следует установить, что «Мировое Яйцо» представляет собой не «проявленный» Космос, а Космос в эмбриональном состоянии, из которого возникает Вселенная, расширяясь от исходной точки во всех направлениях; очевидно, что эта исходная точка совпадает с центром «Мирового Яйца». Таким образом, «Мировое Яйцо» находится в самом центре Космоса; символ плода, кстати, имеет то же самое значение и, помимо всего прочего, связан с символом сада или земного рая. В Библии земной рай, который одновременно является «Центром Мира», изображается окружностью, которую можно рассматривать в качестве горизонтального среза некоего сферического тела или яйца. Различие между сферой и яйцом состоит в том, что сферическое тело, каждая точка поверхности которого одинаково удалена от центра, является подлинно изначальной формой, тогда как форма яйца соответствует уже дифференцированному состоянию сферы, возникшему в результате удвоения центра последней. В планиметрии единый центр круга, удваиваясь, порождает два центра эллипса; та же самая операция ясно выражена в дальневосточном символе Инь-Ян, который имеет прямую связь с символом «Мирового Яйца». Заметим, что удвоение центра неизбежно возникает при вращении сферы вокруг своей оси, поскольку само начало вращения меняет значение всех прежних направлений пространства; это начало символизирует собой переход от одной фазы космогонического процесса к другой, которым и соответствуют сфера и яйцо.
То, что содержится в «Мировом Яйце», тождественно тому, что содержится в сердце и в пещере, которые, как мы уже сказали, являются эквивалентными символами; здесь мы имеем в виду то, что в традиции индуизма называют Хираньягарбха, или «золотой зародыш», название, которое опять указывает на связь с алхимической символикой Великого Делания. Следует особо отметить, что золото рассматривается как «свет минералов» и «солнце металлов», и его центральное положение позволяет символически отождествлять его с Солнцем, которое в свою очередь во многих традициях называют «Сердцем Мира».
Если перейти теперь на уровень микрокосма, то следует вспомнить об аналогии, существующей между пиндой, тонким зародышем индивидуального существа, и «Мировым Яйцом»; эта пинда иногда отождествляется с вечным и неразрушимым «семенем» существа, с его «ядром бессмертия», которое в традиции древних евреев называется луз. Сердце является одним из возможных мест пребывания «тонкого зародыша», но это именно то место, которое непосредственно связано с возможностью «второго рождения». Все другие места, согласно индуистскому учению о чакрах, также соотносятся с различными состояниями человеческого существа, или со ступенями его духовного восхождения. Состоянию сна, в котором пребывает обыкновенный человек, соответствует основание позвоночника; змея, обвившаяся вокруг «Мирового Яйца», представляет собой Кундалини, обвившуюся вокруг «ядра бессмертия». На самое нижнее положение этого ядра прямо указывает формула герметиков: Visita interiora terrae, rectificando invenies occultum lapidem («Посети глубь земли, очищением обретешь сокровенный камень»). «Очищение» здесь равнозначно «выпрямлению», с которого, после «падения», начинается восходящее движение, соответствующее пробуждению Кундалини. В дополнение к этой формуле «сокровенный камень» назван «истинным лекарством», то есть эликсиром бессмертия.
Мы уже отмечали сходство между Великим Деланием алхимиков и строительством Храма, которое следует понимать не столько буквально, сколько символически; здесь же мы хотим высказать несколько замечаний, относящихся прежде всего к исторической подоплеке этого сходства различных по своему происхождению символов. Символика Храма непосредственно связана с различными символами Центра Мира; в традиции древних евреев Центр Мира имеет свое подобие в человеческом мире, пребывая в нем как Шехина, «реальное присутствие Божества». Для древних евреев этим местом пребывания Шехины была скиния, которая с самого начала, когда евреи еще были кочевым народом, не могла находиться в какой-либо определенной точке пространства; духовный центр кочевого народа должен был перемещаться вместе с ним. Место пребывания Шехины стало постоянным лишь в тот день, когда завершилось строительство Храма, для которого еще Давид заготовил золото, серебро и все остальное, что позже Соломон использовал для завершения труда. Священная скиния Иеговы, место пребывания Шехины, представляет собой святая святых, центр Храма, тогда как последний является центром Иерусалима, а Иерусалим в свою очередь является центром Израиля, который в свою очередь есть центр мира.
Следует теперь добавить, что символика Высшего Центра имеет двойственный смысл: в любом случае соответствующие символы указывают не только на сам центр, но и на ту традицию, которую он олицетворяет; последняя представляет собой не только частную традиционную форму, но и изначальную традицию, с которой данная форма так или иначе связана. Сент Ив д’Альвейдр [95] употребляет выражение «тамплиеры Агартхи», для того чтобы обозначить «хранителей» Высшего Центра; наши рассуждения позволят увидеть точность и справедливость этого выражения, полный смысл которого скорее всего самому д’Альвейдру был до конца и не понятен.
Чтобы понять сущность данного вопроса, необходимо провести различие между теми людьми, которые должны охранять и передавать традицию, и теми, кто в том или ином виде допускается к тому содержанию, которое таким образом передается. Первые находятся у источника традиции, который и есть истинный Центр Мира; отсюда распространяется учение и распределяется в соответствии с различными ступенями инициации, подобно тому как реки земного рая текут из единого источника. «Хранители» находятся на границе духовного центра, и с этой точки зрения они выполняют сразу две задачи: с одной стороны, они являются защитниками Высшего Центра и запрещают доступ к нему для недостойных, с другой стороны, они же поддерживают определенные связи с внешним миром.
Роль защитника очевидным образом равнозначна той, которую в традиции индуизма играют кшатрии; любая рыцарская инициация, в сущности, предназначена для людей, принадлежащих к касте воинов, то есть кшатриев. Отсюда особенности этого вида инициации, его специфическая символика, в которой одно из самых важных мест занимает элемент, обозначаемый словом «Любовь». Но хотя инициация тамплиеров и была по своему характеру рыцарской, тем не менее коль скоро они входили в круг «хранителей» Высшего Центра, то все, с чем они соприкасались, приобретало некоторую военную и религиозную двойственность. На Западе, где духовное существует только в особой религиозной форме, подлинные «хранители», если у них возникала потребность в каком-либо официальном статусе, должны были быть и рыцарями, и монахами в одно и то же время.
Напомним, что вторая задача «хранителей» заключалась в том, чтобы поддерживать отношения с внешним миром и, в частности, между изначальной традицией и вторичными и производными традиционными формами. Для того чтобы это было возможно, необходимо в рамках соответствующей вторичной традиционной формы иметь несколько организаций, состоящих из людей, осведомленных относительно того, что скрывается за этой формой, то есть осведомленных относительно единого источника всех традиций. В мире иудео-христианской традиции подобная организация вполне естественно избрала символ Храма Соломона, поскольку этот храм к тому времени давно уже прекратил свое материальное существование и не мог иметь никакого иного значения, кроме символического. Ко всему этому следует добавить, что разрушение ордена храмовников было причиной, в силу которой Запад утратил все свои связи с Центром Мира, и именно к четырнадцатому веку следует отнести начало того отклонения, которое, возрастая и усиливаясь, продолжается и по сей день.
