Человек против мифов - Берроуз Данэм (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Но осуществимость или неосуществимость этики эгоизма не вынесет последний приговор о достоинствах социальности по сравнению со своекорыстием. Неудачи возможны и там и здесь. Мы должны задаться гораздо более широким вопросом, вопросом о том, почему одно лучше, а другое хуже. Нам надо постараться доказать, что действие, благотворное для общества, даже если оно наносит ущерб деятелю, лучше, чем действие, вредящее обществу, даже если оно приносит выгоду деятелю.
Это своеобразная проблема. Этическая теория существует с V в. до н.э., и за все это время никому так и не удалось доказать, что предложенное им определение добра – единственно возможное определение. Спор велся по-разному, но без конца и совершенно безрезультатно. Это обстоятельство, как кажется, заставляет думать, что проблему и невозможно решить на старых путях: должны быть открыты новые. Не попробовать ли нам?
Спросим, во-первых, как эта проблема возникает. Она не порождение прихоти, не загадка, над которой бьются ради шутки или развлечения. Если человек вынужден принять решение, искать ему выгоды для себя или своих ближних, значит, – положение таково, что он не может делать то и другое вместе. Если бы он мог и то и другое, если бы эти две вещи никогда не оказывались несовместимыми, проблемы бы не возникло. Человек мог бы тогда удовлетворять свои желания со счастливым сознанием, что он никому не наносит вреда, а то даже и помогает другим. Стало быть, в мире обязательно должны существовать определенные социальные обстоятельства, делающие выгоду одного потерей для других. Обстоятельства эти главным образом двоякого рода: нехватка товаров, а также услуг и эксплуатация одной группы людей другой группой. Рассмотрим то и другое подробней.
Нехватка означает, что нет достаточного количества товаров и услуг для удовлетворения нормальных желаний всех членов общества. Она означает, что нет достаточного количества жилищ, одежды, пищи, медицинского обслуживания, образования и т. д., когда каждый имел бы всего этого столько, сколько хочет, или хотя бы столько, сколько необходимо. От этой недостаточности получается, что наличие вещей во владении определенной группы связано с их отсутствием или потерей у других людей. Обладатели не без основания хотят сохранить приобретенное, а лишенные с не меньшим основанием хотят нечто получить. Возникает соперничество, всегда энергичное и иногда насильственное, никогда не появившееся бы в обществе подлинного изобилия. В самом деле, какой смысл был бы отнимать пищу у другого изо рта, если бы ее было так много, что вам не было бы нужды отнимать ее, а другой человек в любом случае мог бы легко восполнить свою потерю?
Но при теперешнем положении дел большинство людей не получают всего для них необходимого, не говоря уж об исполнении желаний. Они не видят разумной причины своей обделенности (потому что и нет такой причины). Они видят, что другие люди "хапают", некоторые успешно. Создается впечатление, что поступать так "в человеческой природе". Пожалуй, им самим лучше попасть, куда надо, и тоже "хапать". Если они начнут философствовать об этом, то сразу заговорят словами Макиавелли: "Желание приобретать поистине очень естественно и распространенно; люди всегда так поступают, когда могут" [66]. Успех принесет видимость обеспеченности, а неудача, наоборот, – бедность, болезни и смерть. Какими доводами при таких условиях склонишь людей к социальной участливости? Как однажды заметил Линкольн Стеффенс, не змей совратил человека, его совратило яблоко.
Эксплуатация означает личное присвоение продуктов труда других людей без полной компенсации. Эксплуатируемое лицо часть времени работает на себя, а часть – на кого-то другого. В древнем мире (и на старом Юге) рабовладельцы обогащались за счет труда рабов. В средние века помещик поступал сходным образом со своими крепостными. В современном обществе работодатели извлекают прибыль из труда своих наемных рабочих.
Интересы этих двух групп противоположны. Работодатель в принципе не может существовать без прибыли и не чувствует себя в обеспеченности, пока не получит много прибыли. Но независимо от того, повышает ли он свою прибыль путем снижения зарплаты или поднятия цен, на его платных работниках это отразится понижением их уровня жизни. Если, с другой стороны, они улучшают свой уровень жизни, то делают это за счет чьей-то прибыли. Ошибочно предполагать, что обе группы действуют просто из жадности. При данной системе работодатель обязан делать то, что он делает, или он вообще перестанет существовать как таковой. Один стремится сохранить свою социальную роль, другой стремится просто сохранить себя.
В экономической ситуации такого рода очень трудно настаивать на более высокой добродетели социальности. Гуманизм, личное преображение и луч внутреннего света способны немного смягчить борьбу; но саму по себе борьбу невозможно устранить, пока мы не устраним производящие ее условия. Это подводит нас ближе к ответу.
Как вообще решаются проблемы? Если проблема чисто теоретическая, ее можно решить, разобрав на составные части и собрав эти части в связную систему. Если, однако, проблема практическая, ее решают путем осуществления действий, в результате которых проблема перестает существовать. Скажем, передо мной "проблема", как попасть в Нью-Йорк. Я решаю ее, садясь на поезд, в автобус или в машину, т.е. делая вещи, благодаря которым я туда попаду.
И вот в течение 2,5 тыс. лет люди подходили к проблеме выбора между эгоизмом и социальностью так, словно она чисто теоретическая. И не находили ответов. Им не удавалось. Не удавалось потому, что проблема эта на самом деле не теоретическая, а практическая. Ее решение заключается не в построении новых этических философий, а в создании нового общества. Всякая программа, всякий образ действий, всякое действие, ведущее к новому обществу, есть вклад в разрешение проблемы.
Когда человечество достигнет положения, при котором товары и услуги будут изобиловать, а эксплуатация прекратится, не будет разумных социальных причин для несовместимости вашего благосостояния с моим. Не имея больше никаких существенных функций, эгоизм отомрет и унесет с собой в могилу всю нашу проблему. Последнее философское оправдание социальной настроенности должно состоять в том, что только она способна дать решение всей проблеме. Последнее осуждение эгоизма состоит в том, что он делает решение навсегда невозможным.
Можем ли мы достичь цели? Ну, наверное, не вы и не я, стареющие под нагрузками современного мира. Наша самая большая надежда – немножко сдвинуть Левиафана с места, чтобы наши дети и дети наших детей начали видеть рассвет. Даже до обуздания атомной энергии изобилие уже было очень возможной вещью. Теперь невольно создается впечатление, что перед нами безграничные возможности. А эксплуатация не обязательно должна существовать вечно. Человеческий род, отменивший рабство и крепостничество, научившийся политической демократии и претворяющий ее в жизнь, не может вечно упускать из рук управление всей своей социальной судьбой. Все это может показаться сказочным и утопическим сном, но ведь сбывались сны и гораздо более сказочные и утопические. Сны, которые снятся людям ночью, – туман и тень. Сны, которые снятся людям наяву, могут стать субстанцией мира.
Глава девятая
О ТОМ, ЧТО ВСЕ ПРОБЛЕМЫ СВОДЯТСЯ К ЯЗЫКУ
30-е годы начались голодом и кончились кровью. Очереди перед общественными кухнями уступили место пикетам у заводов и складов, а их, в свою очередь, сменили шеренги солдат, уходивших на войну. Десятилетиями удобно оперировать, хотя 30-е годы были лишь частью более продолжительной эпохи социальных перемен. Тем не менее они имели свою особенность и породили соответствующие ей доктрины, а среди них убеждение, что все проблемы сводятся к языку. Это учение, как я полагаю, не захватило широкие круги населения, большая часть которого, по-видимому, просто не выжила бы, если бы руководствовалась подобными представлениями. Однако это убеждение не редкость в среде интеллигенции – общественного класса, на причастность к которому каждый волен претендовать, достаточно простого заявления о присоединении. Если читатель чувствует, что не принадлежит к этому классу, то может прекратить чтение и сохранить за собой преимущество неведения хотя бы об одном социальном предрассудке. Но если он знает о своей принадлежности к интеллигенции, тогда, мне думается, ему будет полезно послушать.
