Кризис современной цивилизации (СИ) - Козлов Валерий (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
В результате "парни" сами загоняют себя в систему отчужденного труда: "Не представляя, что есть "обобщенный труд", движимые стремлением заработать немедленно и уверенностью в том, что работа неприятна сама по себе, "парни" воплощают эти убеждения в собственном поведении" [29, с. 409]. Это, по Э. Гидденсу, противоречит изначальным целям системы образования: "Надо полагать, что система образования, элементами которой являются "парни", была создана во имя укрепления равенства возможностей" [29, с. 404]. Вспомнив недавнее повышение платы за образование в Великобритании, мы можем в этом сильно усомниться, впрочем, наша система образования (на свой лад) не лучше.
С момента выхода книги Д. Белла прошло уже 40 лет, но обещанный постиндустриальный "рай" так и не наступил. Попытаемся разобраться, почему. Молодой ученый из г. Комсомольска-на-Амуре Александр Бирюков критикует постиндустриалистов с миросистемно-марксистских позиций, обращая внимание на то, что классический индустриальный сектор в экономике постоянно растет за счет "развивающихся" стран, где к нему относится 40% экономики, а около 70% приходятся на первичный и вторичный сектор [11, с. 60]. В вузах в бедных странах обучается 5-6% молодежи, при этом значительная часть выпускников (например, в том же Китае) не может найти работу, многие специалисты эмигрируют в развитые страны [11, с. 61]. Число пролетариев за пределами ядра миросистемы постоянно растет [11, с. 63]. Все это, по мнению А. Бирюкова, еще раз доказывает справедливость трудовой теории стоимости в мировом масштабе: "Ни знания, ни информация, взятые сами по себе, не могут быть абсолютным источником прибавочной стоимости - таковым может быть только труд" [10, с.65]; "...если "общество знания" и возможно в центре, то лишь потому, что оно невозможно в зоне периферии" [11, с. 66]. Развитие новых технологий способствовало созданию громадной финансово-спекулятивной системы, расширившей возможности экспансии ТНК [11, с.69]. Но и в ядре миро-системы развитие общества весьма отличается от "радужного" сценария, нарисованного Д. Беллом или Э. Тоффлером. Новый интеллектуальный работник, несмотря на некоторую специфику труда, стал пролетарием. И пора бы ему это осознать.
Большой интерес здесь представляет работа современного американского социолога Ричарда Флориды "Креативный класс: люди, которые меняют будущее" [122]. Американский социолог отмечает рост значения креативности для развития современной наукоемкой экономики, а также то, что "...капитализм втянул в свою орбиту таланты различных групп эксцентриков и нонконформистов, прежде исключенных из его экономики" [122, с. 20-21]. Для Р. Флориды креативность по сути противоположна тому, что А. А. Зиновьев называл коммунальностью: "Тогда как новая рабочая среда "профессионалов без воротничка" выглядит, несомненно, более расслабленной, чем старая, в ней на смену традиционным иерархическим системам контроля пришли новые формы самоорганизации, признание и воздействие со стороны коллег и внутренние формы мотивации, которые я называю "мягкий контроль". В подобной обстановке мы стремимся работать более независимо и с трудом выносим некомпетентность руководства и грубость начальников. Мы отказываемся от гарантии занятости в обмен на самостоятельность. Мы хотим не только приличной оплаты своего труда и навыков, но и возможности учиться и развиваться, влиять на содержание своей работы, контролировать свой график и выражать себя как личность посредством профессиональной деятельности" [122, с. 28]. Такой рост свободы креативного класса, отмечаемый Р. Флоридой, связан, по его мнению, с тем, что средства производства теперь находятся в голове самих "креативщиков" [122, с. 52]. Общая доля креативного класса от всех работающих в США на 1999 г. оценивается американским социологом в 30%, а суперкреативного ядра - в 12% [122, с. 91].Однако, противореча самому себе, Р. Флорида пишет, что этот класс в значительной степени концентрируется в определенных городах [122, с. 247], так что, как нам кажется, американский автор скорее склонен отождествлять креативный класс с суперкреативным ядром.
Кроме того, как отмечает сам Ричард Флорида: "Параллельно росту креативного класса происходит увеличение другой общественной группы, которую я называю обслуживающим классом. В нее входят профессии низкого уровня в так называемом обслуживающем секторе экономики, обычно низкооплачиваемые и исключающие самостоятельность: работники общественного питания, сторожа и дворники, сиделки, секретарши, канцелярские служащие, охранники и т. д." [122, с. 88]. Общую долю этого класса американский социолог оценивает в 43% рабочей силы [122, с. 92].
Да и жизнь самого креативного класса оказывается не очень радостной: значительная его часть работает по краткосрочным контрактам, часто сверхурочно [122, с. 131-173]. Не всегда понятно, каковы социально значимые результаты роста креативного класса, сам же Р. Флорида говорит, что в первой половине ХХ века принципиальных технических изобретений, меняющих жизнь обычного человека, было внедрено значительно больше, чем во второй [122, с.16-17]. Как отмечал современный отечественный критик глобализации С. А. Егишянц, "новая экономика" связана по большей части с избыточным потреблением: "В период кризиса от этих вещей отказываются сразу же - и казавшийся только что таким роскошным мыльный пузырь "новой экономики" благополучно лопается, моментально оставляя не у дел миллионы людей" [36, с. 62]. Будущее выглядит у него еще менее привлекательным, т. к. в XXI веке для функционирования мировой экономики будет достаточно 20% населения [36, с. 186]: "Так или иначе, лидеры бизнеса реально рассчитывают, что в скором времени люди в индустриально развитых странах вновь будут подметать улицы практически задаром или довольствоваться грошовыми заработками в качестве помощников в домашнем хозяйстве" [36, с. 198].
В чем же причина роста элитарных настроений в кругах гуманитарной интеллигенции в оценках возможности совмещения труда и творчества? И насколько оправдан подобный снобизм? А. В. Готнога считает, что скоро в условиях кризиса капитализма несправедливость капиталистического отчуждения труда в новой системе достигнет явной очевидности: "...в сервисно-рентном обществе станет очевидным, что свободное от материального производства время есть подлинное богатство общества. Эту очевидность придаст крайняя степень несправедливости и социального неравенства, когда все общественно-свободное время будет присвоено господствующим классом рантье, а все остальное население, попав в личную зависимость, потеряет остатки свободного времени, которым оно располагало в капиталистическом обществе в нисходящей фазе его эволюции" [30, с. 233].
Думается, в нашем современном обществе справедливость данного тезиса для работников интеллектуального труда мог бы подтвердить почти любой преподаватель вуза, где количество обязательных к составлению (и не имеющих для преподавания практического значения) бумаг возросло раз в десять, почти любой учитель, врач, многие инженеры и управленцы низшего звена. Назначение всего этого вала бюрократической продукции зачастую заключается не в повышении качества работы, а в расширении возможности давления на работника. В России, согласно А. В. Готноге, ситуация осложняется тем, что общественный способ производства и в XIX, и в XX, и в XXI веке сохраняет азиатские черты, связанные с деспотизмом и доминированием государственной собственности [30, с. 222]. Выход А. В. Готнога видит в переходе к коммунистическому способу производства, в котором сотрутся различия между творческой и нетворческой деятельностью. Впрочем, последнее может произойти и в рамках сервисно-рентной системы: "По мере роста и расширения "комплексно автоматического производства" репродуктивная функция труда почти исчезает. Тогда и станет окончательно ясно, что различия между "креативщиками", с одной стороны, и рабочими и служащими - с другой стороны, носят мнимый характер. Всем им придется лицом к лицу столкнуться с истинно противоположным классом - классом рантье" [30, с. 238].
