Будущее настоящего прошлого (СИ) - Нюхтилин Виктор Артурович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
А если вернуться к Эренфесту, то сразу же после опубликования статьи про этот диск, Эйнштейн устроил его на невероятно почетную для заслуг тогдашнего Эренфеста должность. В итоге не только «диск Эренфеста» навсегда исчез из всех его книг и сборников, но и сам Эренфест теперь занимался день и ночь только тем, что спорил с Бором.
Недавно произошла сенсация! В одной из библиотек Голландии нашли тетрадь Эренфеста, в которой находятся листы конспектов Эйнштейна по квантовой физике! Это сразу же стало реликвией! А зачем Эйнштейну конспектировать квантовую механику, если он ее ненавидел? И зачем давать конспекты Эренфесту? Да только затем, чтобы Эренфест сделал с помощью какого-либо диска то же самое с квантовой моделью, что он сделал с теорией относительности.
Теперь вспомним, что Эренфест покончил с собой. В некрологе Бор пишет — жаль, хороший был человек, талантливый, просто замечательный, мы с ним практически дружили, несмотря на его постоянные оппонентские наскоки, которые мы оба воспринимали с оттенком некоего дружеского и шутливого ритуала наших отношений. А вот что пишет в некрологе Эйнштейн — Эренфест был тонкий и ранимый человек, у него были частые непонятные депрессивные состояния психики, и вообще он принадлежал к людям такого психического склада, которые могут покончить с собой из-за каких-либо унижений или смешных положений, в которых они оказываются. А весь ученый мир в то время только и наблюдал, как Бор постоянно ставил Эренфеста в подобные положения в публичных дискуссиях. Будем комментировать? Так под столом и пинались. А «допинали» до гроба бедного Эренфеста. И физику в том числе.
И в пятых, в заключении, мы объясняем окончательно главную причину нашего столь подробного рассмотрения логики теории относительности. К этому мы теперь окончательно готовы, поскольку поняли, что же это такое — теория относительности.
А теория относительности — это крайне неудачный опыт измерения света.
Была такая земля на Земле — Эллада. Она была в то время единственным демократическим обществом на планете. Везде в других странах всё решалось приказом одного человека или его уполномоченных. А в Элладе все решалось демократическим спором — от проблем войны, до проблем выделения средств на общественные туалеты. Собирались люди и начинали доказывать друг другу обоснованность своей позиции. Это называлось демократией. Поэтому в Древней Греции, в единственной на планете демократической стране, зародилось почтение к логике и к рациональному доказательству. Слишком многое могло зависеть для той или иной партии, или для того или иного человека, именно от того, как доказательно могут быть изложены выдвигаемые аргументы. От этого могли зависеть не только финансовые или политические победы, но даже и сама жизнь. В итоге, в Древней Греции сформировалось понимание важности логики и логических рассуждений, а мастера и учителя этих логических рассуждений никогда не сидели без работы. Логика стала политическим инструментом и политическим средством. Но не обошлось и без перекосов — из-за того, что почтение к логике было настолько великим, она через какое-то время стала неким самообеспечивающим саму себя приемом доказательств. То есть, всё, что было логичным, должно было считаться правильным. В не зависимости от фактов.
И жил в Элладе некий очень умный человек, которого звали Зенон. Он потом умер, но имя его осталось в памяти человечества. Мы знаем его как автора знаменитых «парадоксов Зенона». Наиболее известны его парадоксы о том, что Ахиллес не догонит черепаху, летящая стрела на самом деле не летит, а человек никогда не сможет преодолеть расстояния в несколько шагов до стоящей напротив стены. Парадоксы Зенона были очень строго выверены логически, они были логически безупречными по доказательству, ставили в тупик и злили. Известна притча, что после одного из доказательств парадокса о невозможности движения, оппонент Зенона просто встал и молча прошелся перед ним. Вот так все просто. Глупый Зенон, дескать, не понимает обычных вещей.
Сегодня, если пишут о Зеноне, то пишут точно так же, как протопал по пыли оппонент Зенона, только пылят совсем другими методами — свысока объясняют, что Зенон не понимал того-то, или не знал этого, и вообще путал то с этим. Смею всех уверить, что Зенон все понимал. Просто, как ругали Зенона его современники, так и ругают его в дальнейшем все остальные. Переняли отношение. А за что ругали Зенона его современники? За то, что он отобрал у них любимую игрушку. А что у них отобрал Зенон? Он отобрал у них самозначную логику, которая обеспечивает доказательствами сама себя. На основе своих парадоксов он просто показал — вот что такое логика, оторванная от реальности и выстроенная по собственным внутренним кругам. И если кто-то прошелся перед глазами Зенона в доказательство существования движения, то именно этого и надо было Зенону, потому что это было опровержением голой логики как метода, и оппонент понял, что логика должна проигрывать жизни.
Пройдут столетия, и как хвалили Эйнштейна его современники, так и похвалят его будущие потомки, и скажут — он показал, к чему приводит голая физико-математическая логика как метод, когда она оторвана от реального мира. И, может быть, назовут теорию относительности «парадоксом Эйнштейна». И, может быть, перестанут баловаться этой игрушкой. И, может быть, опять вспомнят Зенона и скажут — Зенон не понимал того-то и того-то, а Эйнштейн всё понимал. Потому что Зенона принято ругать, а Эйнштейна принято хвалить. Похвалим их обоих.
Спасибо Зенону, и спасибо Эйнштейну, они честно делали свое дело, а мы должны честно продолжить свое — то есть понять, что, как только физика коснулась света, она превратилась в фэнтези для особого читателя, умеющего читать математические иероглифы в поисках знания, которого в них нет и не может быть.
Сложив этот вывод и вывод предыдущей главы, мы, теперь, перейдем к следующей главе, где попытаемся понять, что нам могут дать два этих вывода — некий искомый нами Посредник между Случаем в микромире и Законом в мире, а также тайны света.
Как мы это будем делать
Задача перед нами стоит, как мы помним, очень непростая — найти физические приметы некоего источника законообразования для всего физического мира, и, естественно, какая-то методология нам сейчас не помешала бы. Момент очень ответственный. Основная трудность состоит в том, что нам придется для всего мира искать физическую причину, по которой он из случайного состояния в своих мельчайших основах становится упорядоченным и неслучайным во всем компакте своих взаимодействий. Конечно же, об этом нельзя говорить в произвольной или фантазирующей манере, потому что, если мы не сведем все это к какому-то конкретному взаимодействию или к их группе, то вполне можно сказать, что мы вообще до этого ничего значительного и не сделали. Поэтому, если говорить о методологии подобного поиска, то ее надо выбирать очень тщательно. А выбирать — это, прежде всего, отказываться от ненужного. И поэтому никого не должно удивлять, что по сложившейся давно у нас привычке, мы начнем поиск нужного нам метода с отбрасывания заранее непригодных моделей.
И тогда, начав решительно отсекать все, что нам не пригодится, мы отбросим сразу же науку. То есть, все, что мы будем дальше делать — это не будет работой по научным алгоритмам решения проблем. Это означает, прежде всего, что мы не будем делать никаких попыток революционизировать научное знание или научное мировоззрение. Не будем мы также напрягаться в поисках новых научных законов или феноменов. Так же мы не станем даже в шутку предполагать каких-либо научных открытий на своем пути. Более того — мы даже не попытаемся сделать научных выводов из научной картины мира. Потому что, пойди мы этим путем, мы двинулись бы по утоптанной тропинке, с нее попали бы на наезженную колею, а с этой колеи уже никогда и никуда не соскользнули бы, так и не решив для себя поставленных вопросов. По этой колее бесплодно носится взад и вперед множество людей, и только нас там еще не хватало.
