Кризис современного мира - Генон Рене (полная версия книги .txt) 📗
Если говорить о собственно православном эзотеризме, — а именно эзотеризм есть тот центр и ядро традиции, который является главным в деле подлинно традиционной реставрации, а значит, совершенно необходимым для формирования интеллектуальной элиты, — то таковым является православный исихазм, традиция старчества, православная иконопись, особенность русского литургическго календаря православных святых и сакральная география Русского Православия, отражающая тайную структуру Святой Руси. Именно эти аспекты должны рассматриваться не просто как определенные направления православной религии наряду с другими, но как иерархически главенствующие и первичные ее аспекты. И в первую очередь, надо внимательно исследовать и искать способы восстановления и возрождения традиции православного афонского исихазма, так как именно в ней заключены основные принципы, служащие сакральным фундаментом Православия. Но, как ни странно, как раз эти стороны чаще всего упускают из виду "церковные традиционалисты", а те авторы, которые их затрагивают, в большинстве случаев остаются на уровне чисто сентиментального, эстетического и смутно мистического их воприятия, не имеющего никакого отношения к реальному, строгому и в некотором смысле оперативно-техническому эзотеризму. Подчас такой интерес к исихазму граничит даже с поэтическим профанизмом, как это имеет место в случае с так называемыми «софиологами», вопреки своему названию весьма далекими от истинной христианской мудрости, христианской Софии. «Исихазм» по-гречески означает «покой», "мир", но в эзотерическом контексте термин «мир» являет собой символ духовного и посвятительного центра традиции, отражающего на земном уровне Небесную Славу Бога. Эта традиционная идея ярко выражена в христианском славословии "Слава в вышних Богу (небесный принцип — А.Д.), на земле мир (эзотерический центр земной традиции как отражение небесной Славы — А.Д.), в человецех благоволение (ориентация на земной сакральный центр и признание его верховенства — А.Д.)". И здесь уместно вспомнить, что Мельхиседек, чьим Первосвященником святым апостолом Павлом назван сам Христос, именуется в Библии "Царем Салима", а слово «салим» на древне-еврейском означает именно «мир», "покой". Мельхиседек считается в традиции персонификацией Короля Мира, главой посвятительной иерархии самой Примордиальной Традиции, что ясно показал Генон в книге "Король Мира". Таким образом православный исихазм — это сущность христианского Православия как такового, и именно в нем следует искать связи Христианства с Единой Традицией и Единой Истиной, с главным инициатическим центром. Это подтверждается и символизмом Сердца, который является центральной темой исихастов, а сердце в эзотерическом — а не моралистическом и сентиментальном — смысле также служит сакральным синонимом этого инициатического центра, местом пребывания Мельхиседека, Царя Справедливости, Короля Мира. Оно также связано именно с духом и сверхчеловеческим интеллектом, тогда как человеческий мозг соответствует лишь дискурсивному рассудку, Отождествление же сердца с истоком страстей и эмоций есть позднейшее и анти-традиционное по сути явление, связанное с общим низведением духовной традиции до моралистического и психологического, сугубо человеческого уровня. Поэтому традиция исихазма не ограничивается только сферой индивидуальной монашеской духовной реализации, но имеет отношение ко всем аспектам сакрального космоса, и об этом макрокосмическом характере исихазма уже достаточно свидетельствует постоянно присутствующая у его представителей тематика Фаворского Нетварного Света. Через традицию исихазма можно обнаружить ключи к глобальной сакральной географии, и тем самым определить местонахождение различных посвятительных центров как собственно христианской, так и других традиций. Как бы то ни было, православный исихазм имеет универсальное значение, и поэтому поиск и восстановление этой эзотерической традиции является совершенно необходимым условием для традиционной реставрации Православия и России. Крайне важны также эзотерические исследования иконописи и русского литургического цикла, значение которых ни в коей мере не ограничивается пределами Церкви как института, но охватывает самые различные сферы пространственно-временного комплекса, называемого «Россией» в самом широком и, в первую очередь, сакральном смысле. И в этом вопросе труды Генона, особенно "Фундаменатльные символы сакральной науки", "Король Мира", "Замечания по поводу христианского эзотеризма", "Великая Триада", "Традиционные формы и космические циклы," явятся бесценным и незаменимым подспорьем, так как в них излагаются основные методы адекватного эзотерического исследования, благодаря которым откроются сокровищницы нашей собственной традиции, забытые и пренебрегаемые подчас самой Церковью. В таком пренебрежении и добровольном забвении легко можно различить влияние определенных скрытых сил, упорно стремящихся к искоренению всего ортодоксального и традиционного, начиная, естественно, с самого главного — со сферы истинного и подлинного эзотеризма.
Таким образом, если России суждено преодолеть актуальный кризис и резко свернуть с того пути, который уготовляется ей сегодня анти-традиционными и, можно даже сказать, анти-русскими руководителями, то это должно с необходимостью начинаться с адекватного формирования христианской, православной элиты, осознающей глубину и универсальность православного эзотеризма во всей полноте и через это осознание вступающей в контакт с эзотеризмом универсальным, а значит, с самой Примордиальной Традицией. Только при возрождении первичного, эзотерического уровня традиции, при возрождении исихазма в самом широком и глубоком смысле этого слова, возможно будет возродить вторичные, экзотерические и внешние аспекты, так как "благоволение в человецех", то есть социальная и традиционная гармония, никогда не сможет реализоваться без "мира на земле", то есть без "центра покоя, исихазма", без "сердца традиции", которое является вместилищем "царства божьего" и "Фаворского Нетварного Света", бьющего с духовных небес, от "Славы Бога в вышних". И этот Нетварный Свет является Светом Единой Истины, где различные и ограниченные традиционные формы сливаются в сущностном синтезе в Единой Примордиальной Традиции, персонифицированной Мельхиседеком, Царем Салима, Полюсом Исихазма, Мира, Покоя.
Возможно, Россия в перспективе восстановления традиции имеет и еще одно преимущество перед Западом: индивидуализм, который выделяется Геноном как одна из самых основных причин кризиса современного мира, в России был далеко не так распространен, как в Европе или в Америке. Он настолько чужд русскому сознанию, что при критическом выборе в начале 2О-го столетия, после того, как единственно легальная монархическая власть была опрокинута, русский народ предпочел страшный и псевдо-религиозный коммунистический коллективизм европейским «капиталистическим» и индивидуалистическим формам. Поэтому определенные стороны критики Геноном индивидуализма будут гораздо ближе и понятнее именно русским, так как они соответствуют их собственной национальной ментальности. Но здесь мы сталкиваемся с обратной опасностью: если на Западе корень анти-традиционной деятельности действительно заключался в индивидуализме, профанизме и гуманизме, то в России отсутствие этого фактора восполнял другой, быть может, не столь универсальный и эффективный, как первый, но все же чисто негативный и приведший к довольно схожим результатам в деле уничтожения традиции. Мы имеем в виду «коллективизм», причем не тот, о котором говорил Генон как о простой совокупности отдельно взятых индивидуумов, а особый «архаический», "общинный" коллективизм, в котором часто отдельные индивидуумы вообще трудно различались в общей совокупности «мира». Подобный коллективизм действительно является эффективной защитой против индивидуализма, и благодаря этому коллективизму и сохранился феномен того, что мы назвали "простонародной верой". Однако он порочен тем, что при отсутствии квалифицированных пастырей, то есть действительной интеллектуальной и сверхиндивидуальной элиты, он легко может привести к хаосу, разложению и "тоталитаризму снизу", что в полной мере реализовалось в коммунистической революции. И так как в последние столетия вместо действительной аристократии духа и нормальной полноценной элиты пастырскую функцию выполняли «интеллигенты», то есть, в конечном счете, индивидуалисты западного типа, — типичные классические профаны, оторванные от традиции и проникнутые анти-традиционными идеями «демократии», "гуманизма", «эволюции», "атеизма" и т. д., или, по меньшей мере, если речь идет о "консервативной интеллегенции", сильно затронутые "протестантстко-масонскими", «моралистическими», "эстетическими" и «психологическими» веяниями, — то связь между общинным консерватизмом и истинными представителями духовной элиты, которые должны в нормальном случае обеспечивать контакт нижних структур религии и общества с метафизическими принципами, окончательно прервалась. В такой ситуации и русское государство и русская Церковь, всегда составлявшие единое целое, окончательно стали жертвой безысходного дуализма: с одной стороны, анти-индивидуалистический и инерциально традиционный народ, не могущий ясно сформулировать принципы традиции уже потому, что его традиционность является инерциальной и несознательной, а с другой стороны, индивидуалистическая, профаническая и секуляризированная интеллигенция, которая либо не желала, либо просто не могла сформулировать традиционные принципы, даже когда пыталась это сделать, из-за отсутствия контакта с живой традицией, оборванного за счет протестантско-масонских влияний, захвативших почти поголовно все дворянство уже начиная с 18-го века. И этот дуализм ощущается в полной мере и на современном этапе, где инерциальный, слепой коллективистский консерватизм противостоит индивидуалистическому профанизму, в очередной раз создавая благоприятную ситуацию для реализации самых анти-традиционных планов теми скрытыми силами, которые прекрасно сознают свои настоящие цели и легко умеют пользоваться недалекостью масс и беспринципным «арривизмом» интеллигентов. Поэтому в русском контексте критика индивидуализма с традиционалистских позиций должна сопровождаться критикой инерциальной общинности, которая, будучи предоставлена самой себе, остается слепой силой, легко подверженной манипуляциям агентов контр-инициации. Итак, вопрос об истинно интеллектуальной элите приобретает особую значимость уже благодаря самому факту его постановки, так как одно только утверждение этой третьей возможности по ту сторону и "народной веры" и "интеллигентского сомнения", — возможности создания истинно традиционной, совершенно сознательной и сверх-индивидуальной элиты, в противоположность недо-индивидуальному уровню "общины", — уже даст новые перспективы и откроет новые горизонты для успешной и эффективной традиционной реставрации.
