Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика - Ксендзюк Алексей Петрович
Для подобного «забвения», т. е. для остановки всех перцептивных стереотипов и отключения интеллектуального механизма, адепты Дзэн разработали целую «технологию». Их религия, не знающая всемогущего Бога, дарующего благодать, оказалась благодатной почвой для интересующих нас экспериментов. Практики предусмотрели специальную серию упражнений для остановки ума — т. н. нэн-действия. По-японски нэн можно приблизительно перевести как "мысленный импульс", зарождающийся в подсознательном. "Нэн — это своеобразное внутреннее давление, и если оно не будет узнано и осознано, оно останется в подсознании нерастворенным. В таком случае некоторые нэн претерпят особого рода брожения…" (С. Кацуки. Практика дзэн.) Три основных нэн-действия составляют фундамент этой своеобразной медитации. (Вообще же, нэн в его типичных разновидностях весьма схож с элементами внутреннего диалога, о котором говорит дон Хуан. Подробнее см. цит. издание.) Дисциплина дзадзэн заключается в том, чтобы лишить нэн содержания, и таким образом «перехитрить» ум, увлекая его в пустоту. Таков, скажем, дзадзэн под названием «му». "Сознательно повторяя «му» с каждым очередным выдохом, изучающий создаст устойчивую последовательность действий первого нэн без размышлений о них в форме второго нэн и без самосознания в форме третьего нэн." (Там же — А. К.) Конечной целью данного дзадзэна, который мы не станем рассматривать целиком, хотя «технология» его увлекательна и эффективна, является достижение "нэна долготой в вечность", что равносильно полной остановке мыслительных процессов при бодрствующем сознании. Недаром дзэн-буддисты сравнивают это состояние с самадхи и называют "чистым существованием". Кстати говоря, практикующие дзэн нередко отмечают, что успешно проводимый дзадзэн приводит к странным и необъяснимым явлениям — спонтанные изменения режима восприятия, выход восприятия за пределы физического тела и многое другое. Буддистская традиция, полагающая все мироздание скопищем иллюзорных мыслеформ, пренебрегает подобными феноменами и советует ученикам избавиться от них, так как усматривает здесь активность скрытых областей ума, которые должны быть также «остановлены» для достижения подлинной Нирваны (т. е. перцептивного нуля, Ничто, космической Шуньяты). Кто знает, действительно ли такой подход плодотворен? И не сыграл ли авторитет Будды со своими последователями злую шутку? По крайней мере, адепты дзэн не любят рисковать своим психическим здоровьем — с чем мы их и поздравляем.
Но дон Хуан — поистине наследник куда более «безумной» и рискованной традиции. Он берет на себя смелость странствовать в измененных состояниях сознания и даже отличать Реальность от галлюцинации. "Остановка внутреннего диалога" для него только ключ к невиданным мирам, от которых отмахнулись упрямые поклонники Пустоты.
Свое обучение остановке ума дон Хуан начинает так:
"Ты слишком много думаешь и разговариваешь. Ты должен прекратить разговор с самим собой. <…> Каждый из нас делает это. Мы ведем внутренний разговор. Подумай об этом. Что ты делаешь, когда остаешься один?
— Я разговариваю сам с собой. <…>
— Я скажу тебе, о чем мы разговариваем сами с собой. Мы разговариваем о нашем мире. Фактически, мы создаем наш мир нашим внутренним разговором. <…> Когда мы перестаем разговаривать с собой, мир такой, каким он должен быть. Мы обновляем его, мы наделяем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним разговором. Но не только это. Мы также выбираем свои пути в соответствии с тем, что говорим себе. Так мы повторяем тот же самый выбор еще и еще, до тех пор, пока не умрем. Потому что мы продолжаем все тот же внутренний разговор.
Воин осознает это и стремится остановить этот разговор. Это последнее, что ты должен знать, если хочешь жить, как воин. " (II, 393–394) (Курсив мой — А. К.)
Здесь нам следует сделать два важных замечания. Во-первых, разговор "делает мир". Только исходя из концепции тоналя и нагуаля, мы можем объяснить, почему подлинное "безмолвие ума" обычно приводит к изменению режима восприятия. До сих пор мы сталкивались с ничего не разъясняющими аллегориями на этот счет. Скажем, Ф. Меррел-Вольф, следуя здесь общепринятым разглагольствованиям, сообщает, что безмолвие ума необходимо, чтобы остановить мысленный «шум», который заглушает "голос Безмолвия". Этакая по-восточному пышная метафора!
Во-вторых, мы выбираем свои пути в соответствии с тем, что говорим себе. Это весьма серьезное препятствие. Не только перцептивные шаблоны, скрывающие от нас нагуаль, но и все поведенческие стереотипы, все сценарии действий и поступков держатся на этой скучит болтовне занятого собою ума. Внутренний диалог консервирует образ себя точно так же, как фиксирует восприятие мира.
"Мы полностью захвачены своим частным взглядом на мир, и это заставляет нас чувствовать и действовать так, как если бы мы знали о мире все. Учитель с самого первого своего действия направлен на то, чтобы остановить этот взгляд. Маги называют это остановкой внутреннего диалога, и они убеждены, что это — единственная важнейшая техника, которой ученик должен овладеть." (IV, 239)
С кем же мы ведем этот непрестанный внутренний диалог? Ведь для того, чтобы участвовать в диалоге, нам необходимы две стороны, два объекта, производящих между собой некоторый обмен, чтобы в конечном счете прийти к согласию и единству. (Внутренний диалог, не достигший согласия, — это серьезный симптом душевного недуга, как утверждает психиатрия.) Опять же, заметьте удивительно точный выбор слова! Не «монолог», не "мыслительный поток", не "внутренняя артикуляция" — именно диалог, коммуникация двух неосознанно противопоставленных в психическом пространстве объектов: чистого сенсорного сигнала (внешнего или внутреннего) и перцептуального механизма с его смыслопорождением и референцией. Этот диалог вовсе не обязан «привязываться» к языку, к артикуляции мысленней или голосовой. Даже в том случае, когда вы думаете о том, как разумно распределить финансовый бюджет (еще и шевеля при этом губами), если взгляд ваш случайно упадет на ножницы, лежащие на столе, кто-то в глубинах мозга беззвучно подтвердит вам: "Ножницы." Если же этот «кто-то» уймется (от переутомления или потребленных ядов), вместо «ножниц» вы воспримете нечто — блестящее, острое, округлое, бессмысленное в своем назначении, возможно, даже забавное. Мир перестанет быть миром, и здесь возможно все, что угодно.
(Касаясь проблемы диалогичности человеческого сознания, любопытно обратиться к точке зрения М. М. Бахтина, рассмотренной в статье Л. А. Радзиховского — "Вопросы психологии", 1985, вып. 6. В частности, он пишет: "Обращенность к человеку объединяет диалог и монолог "на равных". Я обращаюсь к другому не потому, что умею обращаться к себе, наоборот, обращаюсь к себе, так как умею обращаться к другому. Первичен (онто- и филогенетически) диалог. Поэтому и структура диалога формирует структуру монолога. Монолог — подвид диалога, а не наоборот. <…> Структура реального мира людей полицентрична, структура сознания — моноцентрична, или, как это обычно говорят, в системе своего сознания человек — творец, субъект, остальные люди (их образы) — объекты. <…>
Так, при примитивной форме эгоцентризма человек в своем внутреннем диалоге легко приводит к согласию с собою своего оппонента, как угодно манипулируя его образом…
Противоположный полюс — предельная децентрованность своего сознания, когда во внутреннем диалоге "образ я" — "образ другого", как и в диалоге реальном, нет "окончательных побед"…
… для Бахтина диалогизм служит выражением бытийных характеристик сознания, объединяющих его с внешним — также диалогичным — общественным бытием, и есть залог того, что сознание «открыто» во внешнее общественное бытие и способно воспринимать его бытийные характеристики; есть, другими словами, конкретно-психологическое воплощение и мера социальности сознания. <…>
Но что все-таки значит «противоположность», "отношения диалога", что считать "одним отрезком" в сознании — внутреннем диалоге?..
