Английская Утопия - Мортон Артур Лесли (первая книга .txt) 📗
Если это притязание на приоритет и не может быть вполне доказано, то нет сомнения, мне кажется, что Бармби был первым, кто ввел термин «коммунистический» в Англии. Вернувшись в 1841 году в Лондон, Бармби основал Общество коммунистической пропаганды, впоследствии переименованное во Всемирную коммунитарную ассоциацию. Бармби не был лишен общей всем утопистам- социалистам слабости считать себя спасителем человечества, что видно хотя бы из его предложения считать 1841 год первым годом нового коммунистического календаря или из тона письма, написанного на обложке журнала ассоциации «Образовательный проспект и апостол коммунизма», хранящегося ныне в библиотеке Ипсуича и подписанного:
«Бармби, Верховный председатель, коммонеру Т. Глайду».
В то время Бармби еще не было и двадцати одного года!
Бармби не открывает имени «знаменитого француза», но все говорит за то, что это, по-видимому, был Кабэ, с которым он, вероятно, встречался в Лондоне в 1838 году; в Париже в 1841 году у них, несомненно, установились хорошие отношения, и впоследствии они переписывались. Как раз в 1840 году Кабэ произвел сенсацию своим утопическим романом «Путешествие в Икарию», который обеспечил ему на несколько лет такое положение во французском рабочем движении, какое Оуэн занимал несколько ранее в английском. Кабэ принял участие в революции 1830 года и вскоре был изгнан из Франции, как неугодный властям радикальный политик. В Англии он познакомился с Оуэном, с трудами Мора и Гаррингтона. Это побудило его изучать утопическую литературу, после чего он сам написал свою утопию «Путешествие в Икарию» — произведение более эклектическое, нежели оригинальное. Его восторженный тон и кажущаяся выполнимость его идей, создавшие ему безграничную популярность во Франции столетие тому назад, не могут скрыть от нас теперь ни высокопарности стиля этой книги, ни бедности воображения, делающей Икарию чрезвычайно скучной Утопией, чем-то средним между «Новой Солимой» и «Бостоном» Беллами.
Однако тут важны не детали утопии, а самая попытка Кабэ завершить дело французской революции, вложив в старые лозунги новое содержание. В Икарии равенство означает не только одно равенство перед законом, но и экономическое равенство, причем последнее доведено до таких мелочей, что способно привести в ужас, если принимать его всерьез. Все должны жить в одинаковых домах, есть одну и ту же пищу в коммунальных ресторанах, работать ежедневно одинаковое число часов и в одни часы и носить одинаковое платье, присвоенное возрасту, профессии и обстоятельствам. Построенная таким образом Икария должна быть подлинно демократической республикой:
«Республика, или община, одна является владельцем всего, она одна организует рабочих, смотрит, чтобы строились фабрики и склады, чтобы земля была обработана, строились дома и каждая семья и каждый гражданин были обеспечены всем необходимым в отношении питания, одежды и жилья».
Кабэ задумал свою книгу как теоретический очерк в манере Мора, но его захлестнул восторг, с которым она была встречена, и он был вынужден против желания взять на себя руководство массовым движением, поставившим своей целью возродить Францию и весь мир путем учреждения икарийских коммун в Америке. Вероятно, никто другой не встретил такой поддержки и не возбудил столько надежд при подобном начинании, как первая группа колонистов, отправившаяся в Техас в 1847 году. Надежды не оправдались, а после 1848 года быстро иссякла всякая помощь; пошли невзгоды и неудачи, но до некоторой степени его попытка все же удалась. Несмотря на трудности внешнего порядка и внутреннюю вражду и раскол, в которых отчасти повинен сам Кабэ, икарийские коммуны просуществовали пятьдесят лет — беспрецедентный по длительности срок во всей истории утопических колоний.
В этот период Бармби, несомненно, находился под сильным влиянием Кабэ, и когда он говорил о коммунизме, то представлял себе нечто вроде икарийских коммун с добавлением чего-то вроде пантеизма Шелли. В нем росло стремление основать такую общину. Бармби не порвал с чартизмом: в 1841 году он был избран делегатом Суффолка на съезд и в конце того же года намечен чартистами Ипсуича кандидатом в парламент. Но как бы чартизм ни был хорош сам по себе в качестве первого шага, он казался слишком незначительным делом для того, кто мечтал переделать весь человеческий род.
«Ни демократия, ни аристократия, — писал он несколько позже, — не имеют ничего общего с коммунизмом. Это лишь партийные термины, годные лишь для настоящего времени. В будущем правительственная политика будет заменена промышленным управлением».
Между тем Бармби на короткое время присоединился к «Согласию Алькотт-хауза», основанному в Хэм Коммоне Джеймсом Пирпонтом Грэвсом. Когда оно распалось (главным образом из-за того, что члены его возражали против пищи из сырых овощей в зимние месяцы), Бармби привлекла к себе деятельность «Общества эмиграции в тропики» по организации коммуны в Венесуэле [69], а также проект коммуниториума в Ханвелле и другого — на острове Сарк. Другим рискованным предприятием было издание в 1842 году журнала «Прометеец». Название многозначительное, как признание Бармби, что он был в долгу у Шелли, а главным образом из-за места, занимаемого Прометеем в радикальной мысли того времени. Прометей был спасителем человечества посредством знания, героем, пренебрегшим ненавистью обскурантистов и богов, чтобы передать человеку свое наследство, столь долго пролежавшее под спудом. Как и Оуэн, Бармби верил, что никаких препятствий, кроме невежества, не существует.
Четыре выпуска «Прометейца» содержат статьи Бармби на самые разнообразные темы. Помимо одной серии о коммунизме и другой об индустриальной организации, мы видим «Очерк филантропической филологии», пропагандирующий всемирный язык, статью «Улучшение климата при коммунизации», в которой говорится о влиянии человеческой деятельности на климат и видах на регулирование его в будущем, и, наконец, «Хронологию прошлого, настоящего и будущего. Историческое введение к коммунистическому календарю».
«Прометеец» не имел успеха, но Коммунитарная ассоциация как будто просуществовала некоторое время в небольших масштабах и затем частично реорганизовалась в Коммунистическую церковь. Примерно в те же годы Бармби встретил, вероятно в Хэм-Коммоне, молодого человека, своего ровесника, Томаса Фроста, чьи «Сорок лет воспоминаний» (1880) являются основным источником сведений о последующей жизни Бармби. Фрост описывает его как
«молодого человека с изящными манерами и мягким, приятным голосом, со светлыми волосами, разделенными посередине пробором по моде братьев Согласия, и воротником и галстухом а lа Байрон».
Он нашел, что Бармби «был в курсе всей утопической литературы» и что он «сочетал коммунистическую теорию общества с пантеистическими взглядами Спинозы, в Англии лучше всего выраженными Шелли».
Они решили вдвоем возродить «Коммунистическую хронику», сделав ее еженедельным дешевым выпуском, и она стала печататься издательством Хезерингтона. Утопический роман Бармби «Книга о Платонополисе» печатался частями в «Коммунистической хронике». Если в какой-нибудь библиотеке не хранится забытый комплект этого издания, это произведение Бармби надо считать утраченным, но о его характере и содержании можно достаточно полно судить по резюме Фроста:
«Это было видением будущего, сном о реконструкции мира и переделке человечества, о коммунистериях из мрамора и порфира, в которых коммунары обедают на золоте и серебре в пиршественных залах, украшенных изысканнейшими произведениями живописи и скульптуры и оживленных музыкой; где паровые экипажи перевозят их с места на место, как только они пожелают переменить место жительства, и если им хочется внести разнообразие в способы путешествовать, воздушные шары и корабли стоят готовыми для перевозки их по воздуху; где, одним словом, воспроизведено все, что было измышлено Платоном, Мором, Бэконом и Кампанеллой в сочетании с тем, что современная наука сделала или предполагает сделать для облегчения человеческого труда и увеличения человеческих радостей».
