Идеи и интеллектуалы в потоке истории - Розов Николай Сергеевич "nikolai_r" (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
интереса не вызывают.
Можно, конечно, сетовать на вековечный снобизм Запада по
отношению к России, но с важной поправкой: в свое время труды
многих русских ученых-гуманитариев получали признание и даже
вошли в классику мировой мысли (буддолог Ф. Щербатской,
политический писатель Л. Троцкий, психологи Л. Выготский и
А. Лурия, филологи М. Бахтин, В. Шкловский, В. Пропп, Р. Якобсон
и др.).
Примечательным оказывается полное изъятие философии из
«картографии интеллектуальных направлений» современной России.
Подозревать автора проекта В.Куренного в неприятии этой важнейшей
123
сферы мышления не приходится (журнал «Логос», в котором он
является научным редактором, отслеживает современные проблемы и
идеи философии, правда, преимущественно, западные). Остается
признать либо упадок отечественной философии, либо падение
интереса к ней интеллектуального сообщества, либо взаимоусиление
обоих факторов. Грустно, что тезис о глубоком и затяжном кризисе
отечественной философии, ее периферизации, подтверждается
(см. гл. 6, 16).
Причины интеллектуальной стагнации
Сборник « Мыслящая Россия» позволяет говорить о стагнации всей
социально-гуманитарной мысли в России, несмотря на растущее
обилие книг, статей и отдельные неплохо поставленные отрасли
исследований (экономический анализ, социологические опросы). Сам
проект «Мыслящая Россия» хорош, прежде всего, тем, что был
поставлен жесткий диагноз: Россия оказалась не-мыслящей, или же
мыслящей плоховато, неряшливо и провинциально.
Каковы же причины интеллектуальной стагнации? Разделим их на
внешние, относящиеся к социальному бытию самих интеллектуальных
сообществ и их окружения, и внутренние, относящиеся к образу
мыслей, ментальным стереотипам, установкам и предубеждениям,
«слепым пятнам» сознания и проч. (Если угодно, можно сопоставить
внешние и внутренние причины с достопамятными «социальными и
гносеологическими корнями».)
Многие внешние причины широко известны и проговорены, в том
числе участниками проекта « Мыслящая Россия»:
инерция советской системы организации науки;
захват ключевых позиций академической номенклатурой,
заинтересованной лишь в сохранении своего положения;
отсутствие систематических дискуссий между разными
позициями и школами;
слабость или отсутствие реального взаимодействия между
фундаментальными исследованиями и прикладными разработками;
отрыв исследований (в НИИ) от преподавания (в университетах);
сугубо инструментальное отношение власти к социальным
исследованиям («если не пиар нам, то секвестр вам»);
«партийность» и низкопоклонство научных журналов (своим и
начальству — «зеленая дорога», чужим и безвестным
проникнуть весьма трудно, беспристрастное рецензирование
— редкость) и т. д.
124
Остаются актуальными более глубокие, неявные причины:
сохраняющаяся система дисциплинарного финансирования
исследований, препятствующая межнаучной кооперации
[розов, 2002, с. 570-571];
господствующая система оценки научного труда,
стимулирующая регулярные публикации (на основе мелких
исследований или вовсе при отсутствии таковых) и не
стимулирующая долговременные, трудозатратные штудии;
устойчивое взаимное равнодушие российских исследователей,
в результате чего новые идеи и направления не
поддерживаются, не получают отклика и гаснут;
общая заниженность стандартов научной квалификации
(особенно в провинции) и т. д.
Анализ внутренних причин интеллектуальной стагнации, проведенный Р. Коллинзом (утеря культурного
капитала, комментаторское поклонение классике и погруженность в технические
детали) [Коллинз, 2002, с. 655-659], может быть прямо приложен к
проблеме интеллектуального кризиса в современной России, но при
некоторых модификациях модели картина становится яснее.
Речь сейчас нужно вести не об утере ранее накопленных
достижений (это было верно для обрыва традиции после
«философского парохода» и «великого перелома» конца 1920-х гг.), а о
том, что в сегодняшней России культурный капитал в социальных
науках и философии практически перестал накапливаться.
Каждая новая волна интеллектуальной моды (из тех же США,
Франции и Германии) почти полностью смывает предыдущие волны и
обесценивает ростки самостоятельных исследований.
Постструктурализм, постмодернизм, социальный конструктивизм,
анализ случаев, дискурс-анализ захватывают умы, дискредитируя
прежние подходы. Разумеется, кроме широких сменяющих друг друга
волн, есть также параллельное одновременное влияние разных
европейских и американских школ мысли на отдельные российские
центры, но здесь глухота к прошлому оборачивается глухотой к
чужакам.
Комментаторское поклонение классике, ярко выраженное
в советскую эпоху по отношению к «классикам марксизма-ленинизма»,
теперь сменилось комментаторством по отношению к новым модным
зарубежным книгам и веяниям. Что встречается редко, так это
чрезмерное внимание к техническим деталям. До этой фазы
отечественные гуманитарии обычно не успевают дойти, поскольку их
захлестывает новая волна интеллектуальной моды.
125
Антитеоретический консенсус — апология лености мысли
При всех этих многочисленных поворотах, как ни странно,
сохраняется некая общая платформа, причем негативного характера.
С упорством, достойным лучшего применения, философы,
представители социальных и гуманитарных наук выражают свое
презрение к «позитивизму», «мифам объективного знания»,
«линейности мышления», «абстрактным конструкциям», «кабинетной
науке» и т. д. Вполне можно допустить частичное оправдание каждой
инвективы, но следует обратить внимание на другое: вместе с грязной
водой выбрасывают и ребенка — эмпирически подкрепленное
теоретическое знание.
Соответствующую установку назовем антитеоретическим
консенсусом. Именно ему была обязана бурным восторгом и до сих
пор сохраняющейся популярностью книга Т. Куна «Структура
научных революций» [Кун, 1977]. С тех пор утекло много воды, но
антитеоретический консенсус среди социальных исследователей по-
прежнему жив и процветает, переживая новые и новые накаты
западных интеллектуальных мод.
Нельзя сказать, что данная методологическая установка —
исключительно отечественное достояние. Те же постмодернизм и
социальный конструктивизм постоянно направляют свои критические
стрелы против теоретического подхода и объективности знания.
Однако в более развитой и уравновешенной западной
интеллектуальной среде такие позиции никогда не становились
монопольными, им всегда противостояли приверженцы эмпиризма,
логицизма, номологизма, научного реализма, натурализма, разного
рода объяснительных и теоретических подходов. В России широким
консенсусом стала именно антитеоретическая установка.
Заметим, что эмпиризм и «позитивизм» достаточно развиты
в отечественной социологии, экономике, регионоведении, демографии,
пусть даже сами исследователи, ведущие эмпирические исследования
и получающие положительное (позитивное) опытное знание, не
признаются в своих методологических склонностях. Чего нет в наших
социальных науках (за весьма редкими исключениями), так это
настойчивой воли к формулированию и проверке теоретических
гипотез на основе эмпирических сравнений, обобщений и опоры на
