Институты знания и технологии власти в современной модели экономического управления (СИ) - Кустов Олег (книги бесплатно TXT) 📗
В новом веке российская власть широко использует технологии обществ потребления - технологии соблазнения и контроля. Это происходит в обществе, в котором уровень жизни кардинально отличается от западных стран. Так, результатом проведения монетаристской денежно-кредитной политики стала небывало высокая дифференциация реальных доходов населения Российской Федерации. Согласно данным МЭРТ, разница в доходах между десятью процентами наиболее и наименее обеспеченных категорий граждан составляла 14,5, 14,8, 14,9 и 15,3 раза в 2003-2006 гг. соответственно. Безнадежная бедность - вот основная характеристика пролетариата эпохи К. Маркса и Ф. Энгельса. И ныне покупательная способность большинства трудоспособного населения страны немногим превышает прожиточный минимум. Процессы централизации капитала и уменьшения платёжеспособного спроса, описанные К. Марксом, В. И. Лениным, С. Н. Булгаковым и др., сегодня, как и сто лет назад, создают экономические и политические риски для общества, из тупика плановой экономики ткнувшегося в тупик монетаризма.
В то же время в условиях разрастающейся бюрократизации, шаткости прав на собственность, отсутствии инвестиций в инфраструктуру и колоссальном росте коррупции Россия, как прежде - из феодализма в коммунизм, предпринимает попытку из государственно-монополистического "развитого социализма", минуя четверть века кейнсианского регулирования, вступить в современный постиндустриальный капитализм. В отсутствии потребителя (кредитоспособного заёмщика) и кредитора (национальной банковской системы с частным капиталом и реальным притоком инвестиций) монетаристская денежно-кредитная политика задействует технологии соблазнения, обрекая население на увеличение потребления без достижения соответствующего уровня развития производительных сил. Это заведомо ведёт к деградации кадрового потенциала страны, к всецелой зависимости национальной экономики от мировых цен на сырьевые товары, что противоречит самой идее обществ контроля не принуждать, а соблазнять к труду, не заставлять, а образовывать, не ввозить, а производить научные и информационные инновации. Налицо противоречие между резким увеличением потребления за счёт кредитования и всяческого поощрения к кредиту и уровнем развития производительных сил, соответствующим дисциплинарному обществу, в котором кредитование широких масс населения в силу ничтожности их доходов не допускалось и допускаться не может. При всей очевидности нефтевластия, недооценки труда и чрезвычайно низких реальных доходах населения в обществе до сих пор не сознаётся опасность применения технологий потребительского соблазнения - технологий обществ с высоким уровнем жизни и более чем полувековым устойчивым развитием.
Другое противоречие между властными технологиями, с одной стороны, и развитием отечественного производства товаров и услуг, с другой, заключается в самом характере экономического управления. Использование технологий манипулирования общественным мнением, технологий формирования картины реальности такой, какая нужна власти, при помощи средств массовой информации "работает" в обществах постиндустриального развития, классовые противоречия внутри которых преодолены либо в силу глобализации, когда вместе с открытием трудоёмких производств вынесены в страны "третьего мира", либо в силу реализации модели "социального государства" для большинства населения. Убеждать же граждан дисциплинарного общества, пусть даже при условии тотального контроля за электронными и печатными информационными средствами, в том, что "вкалывать надо больше", при нехватке у них средств для покупки товаров первой необходимости занятие неблагодарное и чреватое социальным недоверием и, в конце концов, взрывом. При этом репрессивный аппарат государства до сих пор строится на властных технологиях надзирания и принуждения к труду - технологиях общества дисциплины прошлого столетия. Этот явный разрыв между надзиранием, с одной стороны, и соблазнением к потреблению, с другой, порождает социальную напряжённость и не может не сказываться на монетаристской модели управления рынком в сторону корректировки её к большей степени государственного регулирования рыночных отношений. Однако это лишь полумеры.
В современную модель экономического управления наряду с такими факторами производства как земля, труд и капитал должны быть включены институциональные формы получения и организации знания. Роль научного сообщества не может и не должна ограничиваться разработкой экспертных оценок экономического развития страны , к которым и прибегают-то впервые за последние двадцать лет. Уровень производительности труда на одного занятого в российской экономике по паритетам покупательной способности составляет 27 % от уровня производительности в США и 42 % от уровня в Германии и Японии. Это означает, что российская экономика находится на уровне развития Западной Европы конца 1960-х годов и Южной Кореи начала 1990-х. Очевидно, что с такой экономикой и продолжением монетаристского курса никакого высокотехнологичного рывка не сделать, даже если инновационный путь развития и декларировать политически. Провозглашалось политической властью и превращение России в международный финансовый центр. Как видим, смыслы, декларируемые субъектом власти, зачастую идут вразрез со знанием реальной экономической ситуации в стране. Выявление технологического паритета с другими странами, областей отставания от мирового уровня, глубоких разрывов между фундаментальными исследованиями и внедрёнными в хозяйственную практику технологиями требует включения науки, как института знания и субъекта смысла, в выработку и в некоторых - наиболее важных, судьбоносных для социально-экономического развития страны - случаях принятие властных решений. Создание единой системы государственного прогнозирования, с помощью которой субъект власти на научной основе определял бы приоритеты стратегического развития страны, концентрируя усилия на базовых направлениях, необходимо в такой же степени как единые инновационные цепочки, где уже есть все звенья - от идей до их коммерциализации.
Усиление роли государства, как прямого источника конечного спроса, означает первый шаг на пути к реализации кейнсианской модели экономического управления. Нет лучшего способа погубить технологическую модернизацию экономики как возложить её на одни только рыночные механизмы, увязшие в топливно-сырьевом секторе производства. Интересы нефтяного и газового капитала, единолично формирующие субъект власти, ведут страну в никуда: без наукоёмких производств и современной инфраструктуры бизнеса - основы постиндустриальной экономики - невозможны ни самостоятельная внешняя политика, ни государственный суверенитет. Супервычисление, альтернативные источники энергии, нано- и биотехнологии не могут не опираться на мощное финансирование школьных программ, целевой государственной политики подготовки кадров и, что не менее важно, обеспечения достойного уровня жизни этих кадров у себя в стране, а не за рубежом. Как следствие, государственное управление экономикой, реализующее сценарий инновационного развития, есть не что иное, как принятие кейнсианских мер - размещение программ крупных государственных заказов, способных оживить совокупный спрос в масштабах национальной экономики, на предприятиях, модернизирующих производство.
Конец капитализма или капитализм для большинства?
Может ли кейнсианская модель экономического управления стать универсальным средством выхода из финансового и экономического кризиса в обществах контроля, чья экономика задействует постиндустриальные механизмы развития? Не означает ли государственное регулирование конец капиталистической системы хозяйствования, который спешит провозгласить часть западных философов и экономистов?
