Между двух стульев - Клюев Евгений Васильевич (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Нормальный старик… только грубый очень, – помог Петропавел.
– Ума я к себе не приложу, – не воспользовался помощью Ой ли-Лукой ли. – Знаю только, что таких, как я, нету больше.
– Каждый по-своему неповторим, – Петропавел беспардонно улыбнулся.
– Ну, это ты брось! Таких, например, как ты, – навалом: имя им легион. А вот я… Никак не пойму, в чем мой секрет! Всю жизнь бьюсь над собой, да бестолку. Иной раз спросишь себя: «Старик! Чего ты хочешь?» – и сам себе ответишь: «Не знаю, старик».
Петропавлу не понравилось, что Ой ли-Лукой ли на ходу растоптал его индивидуальность, и он не без сарказма поинтересовался:
– Да что же в Вас такого необычного?
– В том-то и вопрос! – оживился старик. – Я вот каждого вижу насквозь, в мельчайшей букашке прозреваю ее сущность – и нет для меня никакой загадки в мире, кроме себя самого: тут я – пас! Ну, не удивительно ли, что за всю мою долгую жизнь я ни разу – обрати внимание: ни разу! – не встретил никого, кто был бы точно таким же, как я? Вот уж создала природа – так создала…
– Давайте о чем-нибудь другом поговорим, – предложил Петропавел. – Про Вас я уже, кажется, все понял. И если попробовать… ну, истолковать…
– Не смей меня истолковывать! – завизжал старик. – Понимаешь – и понимай себе, а истолковывать не смей! Понимать, хотя бы отчасти, – дело всех и каждого; истолковывать – дело избранных. Но я тебя не избирал меня истолковывать. Я для этого дела себя избрал. Есть такой принцип: познай себя. А такого принципа, как познай меня, – нету. Между тем, познать – это и значит истолковать. Так что отойди от меня в сторону… И там заткнись. А я себя без твоей помощи истолкую.
– Ну и пожалуйста, – сказал Петропавел. – Уж лучше я к Соловью-разбойнику пойду, чем с Вами тут…
– К Муравью! – перебил Ой ли-Лукой ли. – К Муравью-разбойнику, это существенно. А что касается СолоВия, то СолоВий… СолоВий, а не соловей! – он не тут живет. СолоВий – это птичка такая страшная, у которой веки до земли, – она там живет, – и он махнул рукой влево, – возле ГИПЕРБОЛОТА ИНЖЕНЕРА ГАРИНА.
– Возле… чего? – обалдел Петропавел.
– Возле ГИПЕРБОЛОТА… ну, это такое сверх-болото – жуткое, туда всех затягивает! Болото болот, в общем… А названо оно в честь инженера Гарина – я не знаю, кто это, но в его честь.
– Понятно, – ухмыльнулся Петропавел.
– Так вот, это я насчет СолоВия, что он не тут живет. А Муравей-разбойник – гроза лесов и полей. Его вообще никто никогда не видел, но все ужасно боятся.
Тут уж Петропавел не выдержал и расхохотался:
– Как же это он – гроза лесов и полей, когда его никто не видел никогда?
– Ну как-как… Плод народного суеверия, следствие неразвитости науки… мифологическое сознание и все такое. Познать не можем – и обожествляем, что ты прямо как маленький! Это и Ежу понятно. Эй, Еж! – крикнул он в пространство. – Тебе понятно?
– Мне все понятно, – отозвался из пространства некто Еж.
– Вы же каждого видите насквозь, – не оценив заявления Ежа, напомнил старику Петропавел. – Почему бы тогда Вам самому не познать вашего муравья?
– Насквозь вижу, ты прав. Но это если видно. А Муравья-разбойника не видно. Впрочем, я бы, может быть, его все равно познал… Ан – такого принципа, как познай его, – тоже нету: я же тебе говорил, есть один принцип – познай себя. И потом… он злой как собака. Тут вот кто-то из наших гулял по ЧАЩЕ ВСЕГО – в самые дебри зашел, решил: была не была, и шасть – прямо к логову!.. Ну, понятно: чем дальше влез, тем ближе вылез! Слышит – богатырский пописк… Он возьми да и крикни: «Муравей-разбойник, разрешите я Вас познаю!» Так тот – ни слова в ответ. Молчит и злится – представляешь?
Петропавел изо всех сил старался сохранить серьезность:
– Да как он хоть выглядит, этот Муравей – разбойник?
Ой ли-Лукой ли принял церемонную позу и начал:
– Народное воображение рисует его могучим и громадным – о трехстах двенадцати головах и восьми шеях, с тремя когтистыми лапами, покрытыми чешуей речных рыб. Его грудь спрятана под панцирем пятисот восьмидесяти семи черепах, левое брюхо обтянуто кожей бронтозавтра, а правое…
– Довольно-довольно, – остановил лавину ужасов Петропавел. – С народным воображением все понятно. А на самом-то деле он какой?
– Да ты что, муравьев никогда не видел? – удивился Ой ли-Лукой ли и, как показалось Петропавлу, поскучнел. – Ну, черненький, должно быть, невзрачный такой, мелкий… Букашка, одним словом. Но суть не в том, каков он на самом деле, – суть в том, каким мы его себе представляем. – Ой ли-Лукой ли набрал в легкие воздуха, чтобы продолжить повествование, но Петропавлу удалось встрять:
– Какой же смысл приписывать кому бы то ни было признаки, которыми он не обладает?
В ответ Ой ли-Лукой ли произнес вот что:
– Все-таки ты зануда. И ханжа. Можно подумать, сам ты никогда не приписывал никому признаков, которыми тот не обладает! В этом же вся прелесть – видеть нечто не таким, каково оно на самом деле!
– Что-то не нахожу тут особенной прелести, – сознался Петропавел. – Во всяком случае, сам я стараюсь этого не делать.
– Но ведь делаешь? – с надеждой спросил Ой ли-Лукой ли. – Или ты никогда не был влюблен? Каждый ведь в кого-нибудь влюблен. Я даже знаю одного, который влюблен в Спящую Уродину, так вот он…
– Боже мой, кто это? – Петропавла ужаснула подробность имени.
– Неважно! – отмахнулся Ой ли-Лукой ли, – он утверждает, что красивей ее нет никого на свете – полный бред! Но, кроме того, он готов поклясться, что она самая чистая и светлая душа в мире. Непонятно, когда он успел это выяснить: на моей памяти – а я старше его лет на… несколько! – Спящая Уродина ни разу не проявляла вообще никаких качеств, ибо все время спала как убитая. Теперь подумай о той, в которую ты влюблен!..
Петропавел проницательно улыбнулся:
– Той, в которую я влюблен, я ничего не приписываю. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что внешность у нее не фонтан и ума особенного нет, и вообще…
– Ты или не влюблен, или дурак.
Петропавел даже не успел оскорбиться – так быстро, с ветки на ветку, исчез Ой ли-Лукой ли в ЧАЩЕ ВСЕГО, оставив после себя в воздухе обрывок странным образом видоизмененной «Песенки герцога»:
Глава 3.
Сон с препятствиями
Петропавел долго тряс головой: дурацкая песенка про пельмени не вытряхивалась. Кажется, это она завела его сюда, откуда вообще уже не было выхода. Он сделал несколько проверочных бросков в разные стороны и обнаружил, что ветви деревьев со всех сторон сплелись намертво. Но хуже всего было другое: Петропавел давно уже не понимал, что такое «вперед» и что такое «назад». Чувство пространства исчезло полностью. Да и чувство времени – тоже.
Последние силы ушли на то, чтобы вскарабкаться на дерево. Оказалось, что слева от него – всего в каких-нибудь метрах десяти – ЧАЩА ВСЕГО кончалась поляной подозрительно синего цвета. Сразу за поляной был горный массив. Его цвет не вызывал подозрений. По примеру Ой ли-Лукой ли прыгая с ветки на ветку, весь исцарапанный, Петропавел благополучно приземлился на синюю поляну.
Посередине поляны на пне сидело человеческое существо женского или мужского пола – больше о существе этом по причине полной его неправдоподобности сказать было нечего. Лицо существа, выкрашенное белилами, смотрело в сторону Петропавла, но уловимого выражения не имело. Существо было завернуто в какую-то густую, – скорее всего, рыболовную – сеть, спадавшую до земли.
– Здравствуйте, – осторожно произнес Петропавел и получил в ответ хриплое: «Прикройтесь». Решив, что сейчас на него набросятся, он принял боксерскую, как ему показалось, стойку, но существо не двигалось. Тогда Петропавел, все поняв и смутясь, опустил глаза и увидел, что одежда его состояла теперь сплошь из прорех, сквозь которые светилось худое интеллигентное тело. Оставшиеся после скитаний по лесу лохмотья мало что прикрывали. Петропавел отвернулся и попробовал разложить лохмотья на теле так, чтобы было прилично. Прилично не получилось.
