Итоги тысячелетнего развития, кн. I-II - Лосев Алексей Федорович (электронная книга .TXT) 📗
Может быть, сюда же надо привлечь до некоторой степени и Аристотеля, занимающего, по крайней мере в"Политике", определенно умеренно–либеральную позицию. Ставя вопрос о наилучшей политической форме, Аристотель рассуждает так:
"Если в нашей"Этике" [342]удачно сказано, что та жизнь блаженная, при которой нет препятствий к осуществлению добродетели, что добродетель есть середина (между двумя крайностями), то нужно признать, что наилучшей жизнью будет именно"средняя"жизнь, такая жизнь, при которой"средина"может быть достигнута каждым индивидом. Необходимо установить тот же самый критерий в отношении как добродетели, так и порочности государства и его строя, ведь строй государства – это его жизнь.
В каждом государстве мы встречаем трикласса граждан: очень зажиточные, крайне неимущие и третьи, состоящие в средине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и средина – наилучшее (между двумя крайностями), то, очевидно, и средний достаток из всех благ лучше всего. При наличности его легче всего повиноваться доводам разума; напротив, трудно следовать за этими доводами человеку сверхпрекрасному, сверхсильному, сверхзнатному, сверхбогатому или, наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхнизкому по своему политическому положению. Люди первой категории по преимуществу становятся наглецами и крупными мерзавцами; люди второй категории обыкновенно делаются подлецами и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из за наглости, другие – вследствие подлости. Сверх того, люди обеих этих категорий не уклоняются от власти, но ревностно стремятся к ней, а то и другое приносит государствам вред"(Polit. IV 9, 3 – 4, 1295a 35b 10, Жебелев) и т. д. и т. п.
Прославление"срединности", вообще говоря, проводится Аристотелем очень упорно и вполне сознательно.
Свою собственную политическую форму Аристотель именует просто политией."Говоря попросту, полития является как бы смешением олигархии и демократии"(IV 6, 2). Что же берется тут из олигархии и демократии?
"Сущность аристократического строя заключается, по–видимому, в том, что при нем привилегии, связанные с гражданскими правами, распределяются в соответствии с нравственными качествами их обладателей: ведь принципом аристократии служит добродетель, олигархии – богатство, демократии – свобода"(IV 6, 4, 1294a 9 – 11).
Прежде всего, должны быть объединены высокая нравственность и богатство."Лица, обладающие большим имущественным достатком, чаще всего бывают и более воспитанны, и более благородного происхождения. Сверх того, по общественному представлению, лишь зажиточные тем самым избавлены от стремления приобретать себе богатство, что влечет за собою совершение (стольких) несправедливостей; а уж одно это упрочивает за такими людьми название"людей во всех отношениях совершенных","знатных"(IV 6, 2).
Значит, калокагатия существует у тех людей, которые обладают достаточно высокой"нравственностью"и одновременно богатством. Это главным образом люди благородного происхождения. Но Аристотель к этому хочет присоединить и"свободу","интересы граждан", то есть черты демократии. Понимающий вместе со всей античностью под"добродетелью"некую добротность, здоровье духа, хорошую слаженность души, он не затрудняется отождествлять аристократию как таковую с царством"добродетели":
"…Аристократическою формою правления по справедливости можно признать только ту, когда во главе управления стоят люди абсолютно наилучшие, в нравственном отношении без каких либо (ограниченных) предпосылок, а не просто хорошие мужи; ибо, только при такой форме государственного управления понятия"хороший муж"и"хороший гражданин"абсолютно тождественны, тогда как при остальных формах эти понятия имеют значение относительное, в зависимости от соответствующего государственного строя"(IV 5, 10, 1293b 1 – 7).
Но такая абсолютная аристократия, очевидно, не является для Аристотеля жизненно осуществимой. Аристотель называет также и такой строй, где"добродетель"сочетается с богатством, то есть где аристократия клонится к олигархии. Например, в Карфагене – аристократический строй, но там именно это сочетание. В Спарте же добродетель сочетается с"народными интересами". Тут, стало быть, уже смешение аристократии с демократией (IV 5, 11).
Таким образом,"полития", то есть наилучшая политическая форма, по Аристотелю, в сущности, объединяет"добродетель", богатство и демократические свободы, являясь в основе все же, скорее, чем то аристократическим, так как это то и есть правление"наилучших"(aristoi):
"Так как в государственном организме три элемента претендуют на равнозначимость: политическая свобода, имущественный достаток и нравственное совершенство (четвертый элемент – благородство происхождения – стоит в ближайшей связи с двумя последними, так как оно искони связано с имущественным достатком и нравственным совершенством), то ясно, что политией должно называть такой государственный строй, при котором объединяются интересы зажиточных и неимущих, объединение же всех трех элементов (то есть свободы, богатства и нравственной добродетели) должно преимущественно характеризовать аристократию по сравнению с остальными формами государственного строя, исключая лишь (ту единственную) истинную и прочную его форму, которая одна и имеет право называться вообще государственным строем"(IV 6, 5, 1924a 19 – 25).
Аристотель вообще очень конкретно говорит о совмещении олигархии (аристократии) и демократии.
"Критерием же того, что такого рода смешение олигархии и демократии произведено хорошо, служит то, когда можно будет одну и ту же форму государственного строя называть и демократией и олигархией. Те, кто пользуются обоими этими названиями, очевидно, чувствуют, что ими обозначается смешение прекрасного, а такое смешение заключается именно в середине, так как в ней находят себе место обе противоположные крайности. Примером такого прекрасного смешения олигархического и демократического строя служит Лакедемонская конституция"(IV 7, 4, 1294b 13 – 19).
Разумеется, сказать с полной уверенностью, что позиция Аристотеля в указанных местах"Политики"вполне тождественна с позицией Ферамена в 404 году и тем более с позицией самого Ксенофонта, довольно затруднительно. Однако сходство этих пониманий политической калокагатии не может не бросаться в глаза; во всяком случае, оно весьма вероятно.
В подтверждение этому можно привести текст Аристотеля из его другого сочинения, из"Афинской политии", как раз о Ферамене и как раз с упоминанием самого термина"прекрасные и хорошие (добрые)". Вот этот текст:
"Самым лучшим из политических деятелей в Афинах после деятелей старого времени, по–видимому, являются Никий, Фукидид и Ферамен.
При этом относительно Никия и Фукидида почти все согласно признают, что это были не только"прекрасные и добрые", но и опытные в государственных делах, отечески относящиеся ко всему государству; что же касается Ферамена, то вследствие смут, наступивших в его время в государственной жизни, в оценке его существует разногласие. Но все таки люди, серьезно судящие о деле, находят, что он не только не ниспровергал, как его обвиняют, все виды государственного строя, а, наоборот, направлял всякий строй, пока в нем соблюдалась законность. Этим он показывал, что может трудиться на пользу государства при всяком устройстве, как и подобает доброму гражданину, но, если этот строй допускает противозаконие, он не потворствует ему, а готов навлечь на себя ненависть"(Athen. Pol., 28; 5 Радциг).
Этот текст сразу доказывает: 1) горячие симпатии Аристотеля к Ферамену, 2) сочувствие их обоих к умеренной калокагатии, которая не есть"опытность в государственных делах", но которая претендует на целость при всех сменах демократии и олигархии, и 3) серединно–либеральный характер калокагатийных воззрений Аристотеля и Ферамена.
