Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки - Хорган Джон (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
Барлоу поговорил еще с минуту.
— Мне кажется, что вы пытаетесь добраться до того, что интересует вас, но не интересует меня, — сказал Докинс и обвел взглядом помещение в поисках другого спрашивающего. Внезапно показалось, что в комнате стало на несколько градусов холоднее.
Позднее, во время обсуждения внеземной жизни, Докинс представил свое видение естественного отбора как космического принципа: где бы ни была найдена жизнь, там поработал естественный отбор. Он предупредил, что жизнь не может слишком часто встречаться во Вселенной, потому что до сих пор мы не нашли подтверждения жизни на других планетах Солнечной системы или где-то еще в космосе. Барлоу смело перебил его и предположил, что наша неспособность обнаружить другие формы жизни может происходить из неадекватности нашего восприятия.
— Мы не знаем, кто обнаружил воду, — многозначительно добавил Барлоу, — но мы можем быть абсолютно уверены, что не рыба.
Докинс перевел на Барлоу свой спокойный взгляд.
— То есть вы имеете в виду, что мы их наблюдаем все время, но не видим? — спросил он.
Барлоу кивнул.
— Д-а-а-а, — вздохнул Докинс, словно выдыхая всю надежду просветить неописуемо глупый мир.
Докинс может быть таким же резким со своими коллегами-биологами, посмевшими бросить вызов основной парадигме дарвинизма. Он страстно доказывал, что все попытки модифицировать или превзойти Дарвина в любом значительном вопросе являются ошибочными. «Когда-то наше существование представляло собой самую великую из всех тайн, но… теперь это больше не тайна, эту загадку решили. Дарвин и Уоллес (Wallace)решили ее, хотя мы какое-то время будем еще добавлять новые сведения к их открытию» [88].
— В этих вещах всегда присутствует элемент риторики, — ответил Докинс, когда я позднее спросил его о новых открытиях. — С другой стороны, это законный образец риторики — в том плане, что Дарвин на самом деле открыл тайну того, как начала существовать жизнь, и то, что жизнь обладает красотой, приспособляемостью и сложностью.
Докинс соглашался с Гюнтером Стентом, что все великие шаги вперед в биологии после Дарвина — демонстрация Менделем того, что гены группируются пакетами, открытие Уотсоном и Криком двойной спирали в структуре ДНК — скорее подкрепили, а не подорвали основную идею Дарвина.
Молекулярная биология недавно открыла, что процесс взаимодействия ДНК и РНК с протеинами более сложен, чем думали раньше, но основная парадигма генетики — генная трансмиссия на основе ДНК, и ей не грозит опасность развалиться.
Остались еще довольно крупные биологические тайны, такие как происхождение жизни, пола, человеческого сознания. Биология развития, которая пытается показать, как отдельная оплодотворенная клетка становится саламандрой или проповедником, также поднимает важные вопросы.
— Нам, конечно, требуется узнать, как это работает, и это будет очень-очень сложно.
Но Докинс настаивал, что биология развития, как и до нее молекулярная генетика, просто добавит детали в рамках дарвинской парадигмы. Докинса «достали» интеллектуалы, доказывающие, что одна наука не может ответить на основные вопросы о жизни.
— Они думают, что наука слишком надменна и что есть определенные вопросы, которые наука не имеет права задавать, традиционно являвшиеся прерогативой религии. Как будто бы они могли дать какие-то ответы. Одно дело утверждать, что трудно узнать, как началась Вселенная, что дало начало Большому Взрыву, что такое сознание. Но если уж у науки есть трудности в объяснении чего-то, то совершенно определенно, что никто другой это не объяснит.
Докинс с большим удовольствием процитировал слова великого английского биолога Питера Медавара (Peter Medawar)о том, что некоторые люди «наслаждаются погружением в нищету непонимания».
— Я хочу понять, — с жаром добавил Докинс, — и понимание для меня означает научное понимание.
Я спросил Докинса, почему он считает, что его утверждение — Дарвин в основном сказал нам все, что мы знаем, и все, что нам нужно знать о жизни — встретило сопротивление не только креационистов и софистов, но даже очевидно компетентных биологов.
— Может, я не могу донести свою точку зрения с достаточной ясностью, — ответил он.
Но, конечно, скорее вероятно противоположное. Докинс доносит свою точку зрения с полной ясностью, так, что не оставляет места тайне, смыслу, цели — то есть великим научным открытиям, помимо того, которое дал нам Дарвин.
Вероятностный план Гоулда
Естественно, некоторые современные биологи впадают в гнев от одной мысли, что они просто добавляют детали к magnum opus [89]Дарвина. Одним из самых сильных (в смысле, который вкладывает Блум) постдарвинистов является Стивен Джей Гоулд (Stephen Jay Gould)из Гарвардского университета. Гоулд выступал против влияния Дарвина, критикуя силу его теории, доказывая, что она так многого не объясняет. Гоулд начал заявлять о своей философской позиции в шестидесятые годы, атаковав уязвимую доктрину униформитаризма, утверждающую, что геофизические силы, сформировавшие Землю и жизнь, были в большей или меньшей степени постоянными.
В 1972 году Гоулд и Нильс Элдредж (Niles Eldredge)из Американского музея национальной истории в Нью-Йорке расширили эту критику униформитаризма до биологической эволюции, введя теорию прерывистого равновесия, также называемую критиками Гоулда и Элдреджа эволюцией рывками. Новые виды редко создаются путем постепенной, равномерной эволюции, которую описал Дарвин, доказывали Гоулд и Элдредж. Скорее, видообразование — это относительно быстрый процесс, происходящий, когда группа организмов уходит в сторону от стабильной родительской популяции и вступает на свой собственный генетический путь. Видообразование должно зависеть не от типа адаптационного процесса, описанного Дарвином (и Докинсом), а от гораздо более частных, комплексных, случайных факторов.
В своих последующих работах Гоулд безжалостно критиковал идеи, которые, как он утверждает, являются безусловными во многих интерпретациях дарвиновской теории, — прогресс и неизбежность. В соответствии с Гоулдом, эволюция не демонстрирует никакого последовательного направления и также никакие из ее продуктов, такие, как Homo sapiens, ни в каком смысле не являются неизбежными; если воспроизвести «пленку жизни» миллион раз, то эта особая simia [90]с увеличенным мозгом может и не появиться. Гоулд также нападал на генетический детерминизм, где бы с ним ни встречался, будь то в псевдонаучных заявлениях о расе и интеллекте или в более приемлемых теориях, относящихся к социобиологии. Гоулд преподносит свой скептицизм в прозе, богатой ссылками на высокую и низкую культуру и наполненную точным осознанием своего собственного существования как культурного артефакта. Он был удивительно удачлив: почти все его книги стали бестселлерами, и он является одним из самых часто цитируемых ученых в мире [91].
Перед встречей с Гоулдом мне были любопытны несколько кажущихся противоречивыми аспектов его мыслей. Например, я задумывался, насколько глубоки его скептицизм и неверие в прогресс. Верил ли он, как и Томас Кун, что сама наука не продемонстрировала никакого последовательного прогресса? Является ли курс науки таким же бессвязным и бесцельным, как и курс жизни? Тогда каким образом Гоулд избегает противоречий, жертвой которых стал Кун? Более того, некоторые критики — а успех Гоулда привлек массу таковых — обвиняли его в том, что он является тайным марксистом. Но Маркс демонстрировал высоко детерминистический, прогрессивный взгляд на историю, который казался антитетическим взгляду Гоулда.
Я также задумывался, не отступает ли он от вопроса прерывистого равновесия. В заголовке первой статьи, написанной в 1972 году, Гоулд и Элдредж смело назвали это равновесие альтернативой дарвиновской последовательности, которая когда-нибудь сможет обойти ее. В подзаголовке ретроспективного эссе, опубликованного в «Нейчур» в 1993 году, названного «Прерывистое равновесие становится совершеннолетним» (Punctuated Equilibrium Comes of Age)Гоулд и Элдредж предположили, что их гипотеза может быть «полезным продолжением» или «дополнением» к базовой модели Дарвина. В эссе, опубликованном в 1993 году, Гоулд и Элдредж отметили, что их теория является только одной из многих современных научных идей, подчеркивающих скорее беспорядочность и непоследовательность, а не порядок и прогресс. «Прерывистое равновесие, в этом свете, является только вкладом палеонтологии в Zeitgeist [92], а проходящим „духам времени", никогда нельзя верить. Таким образом, развивая прерывистое равновесие, мы были лизоблюдами и угождали моде, а поэтому нам было предначертано лежать на свалке истории. Или мы на секунду заглянули внутрь структуры природы? Но это скажет только прерывистое и непредсказуемое будущее» [93].
