Идеи и интеллектуалы в потоке истории - Розов Николай Сергеевич "nikolai_r" (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
интеллектуал, даже если они фактически нарушаются действиями
режима. В частности, таковыми являются звенья известного
«джентльменского набора» — всего того, что обычно нарушается при
авторитаризме: права и свободы человека, свобода слова и запрет
цензуры, равенство перед законом, независимость суда, разделение
властей, ответственность и сменяемость власти по результатам
выборов, открытые и честные выборы, соблюдение договоров и
международного права, запрет на насилие в политике, светскость
государства, защита собственности и инвестиций и т. д.
Форма же утверждения соответствующих ценностей и принципов
может быть различной: от абстрактных формулировок до трактовки
конкретных ситуаций, от полной ясности до завуалированности, от
отвлеченности принципиальных суждений до прямого указания на
нарушения. Понятно, что мера допустимого и вероятный масштаб
репрессий в ответ на явно или неявно не лояльные режиму
высказывания в Северной Корее, Туркменистане, Узбекистане, Китае,
Белоруссии, Азербайджане, Саудовской Аравии, России, Иране,
Турции, Египте, Венесуэле, на Кубе существенно разные. Значит, и
форма должна быть выбрана соответственно угрозам и личной
готовности интеллектуала к жертвам. Важно, чтобы в содержании
высказывания не было предательства в отношении к принимаемым
ценностям.
Философия и подготовка к «перевалу»
Итак, выстраивание позиции в контексте текущей российской
политики — это всегда непростой выбор для интеллектуала. Допустим,
что: 1)
приведенная в предыдущей главе циклическая модель
российской политики и ее влияния на философию верна, 2) у индивида
или группы есть амбиции, энергия, ресурсы не только для встраивания
в наличные структуры и ниши, позволяющие заниматься «чистой»
интеллектуальной деятельностью, но также для участия
в общественной и политической жизни страны.
Вообще говоря, принятие двух условий ведет к направленности
либо на прекращение циклической динамики («вырваться из колеи
циклов» [Розов, 2011, гл. 14-18]), либо на максимальную автономию
философии от политики, что упирается в поиск организационных
основ помимо предоставляемых прямо государством и властью.
114
Вторую возможность рассмотрим в заключительных главах, а здесь
зададимся вопросом: как именно могут интеллектуалы способствовать
прекращению или хотя бы трансформации циклов, пагубных для
развития не только отечественной философии, науки, но и всего
российского общества?
Механизм, порождающий российские циклы, был представлен
в нескольких динамических моделях [Розов, 2011, гл. 10-12], в том
числе в моделях переключения стратегий основных акторов. Грубо
говоря, в наиболее «проторенной» колее циклов от «Кризиса» к
«Авторитарному откату» и «Стагнации» (рис. 2) стратегии правителей
переключаются от «устранения соперников» к «устрашающему
принуждению» и затем к «сохранению status quo», а стратегии элиты
— от «служения» к «присвоению».
Рис. 2. Объяснение кольцевой динамики российских циклов через
модель фазовых переходов для двух акторов с переключением их
стратегий.
В образованном классе в тех же фазах меняется доля выбравших
одну из трех главных опций: «встраивание в систему», «уход» (отъезд
за рубеж или «внутренняя эмиграция») или «радикализм»
(революционерство, диссидентство, протесты, непримиримая оппозиция).
Совокупная динамика сочетания этих переключающихся стратегий
делает весьма ощутимый вклад в цикличность российской истории.
115
Эксплуатировать и избегать эксплуатации, контролировать и
обманывать контролирующих, распределять и ворчать, что обделили,
бунтовать и подавлять бунт — вот наши базовые стереотипы
поведения. Хроническим дефицитом остается конструктивное
общение равных, основанное на взаимном доверии.
При чем же здесь интеллектуальная деятельность, в частности,
философия? Одна из ее задач — производство идей, смыслов,
ориентиров жизни и деятельности, производство общего языка и
общих ценностей. Пусть это не прямая постановка целей, чем
занимаются политические лидеры и идеологи, но прояснение
оснований и предпосылок целей, ориентиров, принципов и норм.
За каждой из упомянутых выше стратегий акторов российской
политики лежат их глубоко укорененные ментальные и культурные
установки, поведенческие стереотипы, привычные способы
удовлетворения индивидуальных и групповых интересов, устойчивые
и воспроизводящиеся институциональные структуры. Политический
фетишизм (смена власти) и правовой фетишизм (смена законов) не
работают, пока в силе остаются все те же стратегии, ориентиры и
установки. Для их существенной трансформации нужно многое, в том
числе привлекательный образ будущего, связанный с новыми
ориентирами. А это уже сфера конструктивной политико-философской
работы — создавать новые опции стратегий для отечественной элиты
и образованного класса.
Экономическая публицистика слишком прагматична, политическая
публицистика в расколотом обществе слишком ограничена целевой
аудиторией, а потому непримирима и агрессивна. Философская
публицистика смогла бы сформировать общий язык и даже слой
ценностей общенационального согласия, однако ни спроса, ни
предложения пока не видно33.
Роль интеллектуалов в каузальной атрибуции кризиса
Не верно, что идеи движут историю, но в особых переломных
моментах, которые И. Валлерстайн назвал периодами kairos, роль идей
и их производителей — интеллектуалов — многократно возрастает
[Валлерстайн, 2001]. Р. Коллинз, трактуя концепцию Р. Вутноу,
показывает, что особые пространство и стимулы творчества для
интеллектуалов образуются в патовой политической ситуации, когда
противостоящие силы не способны административными или силовыми
33 «Было бы противоречивым думать о навязывании демократии силой, а не
убеждением, о принуждении мужчин и женщин к свободе. Но
непротиворечиво думать о том, что их можно убедить быть свободными.
Если у нас, философов, все еще имеется своя специфическая задача, то это
именно задача убеждения» [Рорти, 1994].
116
способами подавить друг друга и борьба смещается в символическое
поле, где резко возрастает спрос на идеи, а интеллектуалы отвечают на
спрос особенно активным творчеством [Коллинз, 2015, с. 70-77].
Пока авторитарный режим силен, у правящей группы и элит нет
настоящих стимулов к серьезным реформам; ведь они всегда чреваты
тем, что могут пошатнуть привилегированные властные позиции. При
отсутствии гибких изменений, решающих неизбежные трудности и
напряжения, происходит стагнация и назревают факторы кризиса.
Обычно они связаны с бюджетным дефицитом, неисполнением
государством ожидаемых от него обязательств, поражениями,
провалами на внешней арене, явной неспособностью власти
преодолевать возникающие бедствия и массовое недовольство
[Голдстоун, 2006;
Коллинз, 2015, гл. 1].
В этих обстоятельствах
распадается сплоченность в высших кругах, появляется так
называемая контрэлита, что и создает патовую ситуацию,
способствующую росту внимания к идеям.
Жесткий авторитарный режим, соскальзывающий уже к
тоталитарным практикам, не способен эволюционировать к
демократии, поэтому шанс демократизации возникнет только при
глубоком его кризисе.
Исход кризиса во многом зависит от того, каким идеям и лидерам
