Учения дона Хуана: Знание индейцев Яки - Кастанеда Карлос (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗

Я последовал всем его наставлениям, а затем положил ящерицу на землю. Ящерица неподвижно стояла там, где я ее положил. Затем она посмотрела на меня, побежала к камням на востоке и скрылась среди них.

Я сел на землю перед скалой, как если бы это было мое растение дурмана. Глубокая печаль охватила меня. Я гадал о ящерице с зашитым ртом. Я думал о ее странном путешествии и о том, как она взглянула на меня перед тем, как убежать. Это была навязчивая мысль. По-своему, я тоже был ящерицей, совершающей другое странное путешествие. Моя судьба могла, быть может, только в том, чтобы видеть, в этот момент я чувствовал, что мне, возможно, никогда никому не удастся рассказать о том, что я видел.

К тому времени стало темно. Я с трудом мог различать скалы перед собой. Я думал о словах дона Хуана: «сумерки — это трещина между двумя мирами».

После долгого колебания я начал следовать предписаниям. Паста, хотя и выглядела, как овсяная каша, не была такой на ощупь. Она была скользкой и холодной. Она имела специфический запах. Она давала коже ощущение холода и быстро высыхала. Я потер свои виски 11 раз, не заметив никакого эффекта. Я очень тщательно старался не пропустить никакого изменения в восприятии или в настроении, потому что я даже не знал, чего ждать. К слову сказать, я не мог разуметь сути этого опыта и продолжал искать отгадки. Паста высохла и сковала мои виски. Я уже собирался нанести на них еще пасты, когда понял, что сижу по-японски, на пятках. Я сидел, скрестив ноги, и не мог припомнить, чтобы я менял положение. Потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что я сижу на полу в, своего рода, келье с высокими арками. Я думал, что это кирпичные арки, но осмотрев их, увидел, что это камень.

Этот переход был очень труден. Он пришел так внезапно, что я не готов был уследить за ним. Мое восприятие элементов сиденья было рассеянным, как если бы я спал. Однако, компоненты не изменились. Они оставались постоянными, и я мог остановиться рядом с любым из них и, фактически, обследовать его. Виденье не было столь ясным, какое дает пейот. Оно имело мистический характер чрезвычайно приятного пастельного качества.

Я подумал, могу ли я встать или нет, и следующее, что я понял, так это то, что я двигаюсь. Я был наверху лестницы, а внизу была моя подруга Х. Ее глаза лихорадочно блестели. В них был отблеск безумия. Она громко смеялась с такой интенсивностью, что это пугало. Она стала подниматься по лестнице. Я хотел убежать или укрыться, потому что она побывала в мотоциклетной катастрофе недавно. Такова была мысль, появившаяся в моем мозгу. Я укрылся за колонной, и она прошла мимо, не заглянув. «Сейчас она отправится в длинное путешествие», — подумал я. И, наконец, последняя мысль, которую я запомнил, была: «она смеется каждый раз, когда готовится надломиться».

Внезапно сцена стала очень ясной. Она более не была похожа на сон. Это была как бы реальная сцена, на которую я смотрел через оконное стекло… Я попытался тронуть колонну, но все, что я ощутил, так это, что не могу двигаться. Однако, я знал, что могу стоять, сколько хочу, наблюдая за сценой. Я был внутри этой сцены, но не был ее частью.

Я испытал наплыв рациональных мыслей и аргументов. Настолько, насколько я мог судить, я был в трезвом уме и в трезвом восприятии окружающего. Каждый элемент относился к моему обычному восприятию. И все же я знал, что это не обычное состояние.

Сцена резко изменилась. Была ночь. Я находился в холле какого-то здания. Темнота внутри здания дала мне понять, что предыдущая сцена была залита ярким солнечным светом. Однако, это было так на своем месте, что тогда я этого не заметил. Вновь заглянув в новое видение, я увидел молодого человека, выходящего из комнаты и несущего большой рюкзак за плечами. Я не знал, кто он такой, хотя раз или два видел его. Он прошел мимо меня и стал опускаться по лестнице.

К тому времени я забыл свое предубеждение и свои рациональные дилеммы. «Кто этот парень? — подумал я. — Зачем я его вижу?»

Сцена вновь изменилась, и я увидел, как молодой человек выкладывает книги. Он склеивал некоторые страницы вместе, удалял надписи и т.д… Затем я увидел, как он аккуратно расставляет книги в шкафу. Там было много полок и шкафов. Они были не в его комнате, но в хранилище. Другие картины приходили мне в голову, но они не были ясны. Сцена стала туманной. Я ощутил вращение.

Дон Хуан потряс меня за плечи, и я проснулся. Он помог мне встать, и мы пошли к дому.

С момента, когда я начал растирать пасту на висках, прошло три с половиной часа, но зрительные сцены не могли длиться более десяти минут. Я совсем не имел болезненных ощущений. Я просто был голоден и хотел спать.

18 апреля 1963 года.

Прошлой ночью дон Хуан просил рассказать ему мои последние впечатления, но я был слишком сонным, чтобы говорить об этом. Я не мог сконцентрироваться. Сегодня, как только я проснулся, он снова спросил меня:

— Кто сказал тебе, что девушка Х. упала с мотоцикла? — спросил он, когда я закончил рассказ.

— Никто. Это просто была одна из мыслей, которая пришла мне в голову.

— Ты думаешь, что это были твои мысли?

Я сказал ему, что это были мои мысли, хотя у меня не было повода думать, что она больна. Это были странные мысли. Они, казалось, падали в мой мозг из ниоткуда. Он взглянул на меня инквизиторски. Я спросил его, верит ли он мне. Он рассмеялся и сказал, что это моя привычка быть неосторожным со своими поступками.

— Что я сделал неправильно, дон Хуан?

— Тебе надо было слушать ящерицу.

— Так как я должен был ее слушать?

— Маленькая ящерица на твоем плече описывала тебе все, что видела ее сестра. Она говорила с тобой. Она все рассказывала тебе, но ты не обращал внимания. Вместо этого ты считал, что слова ящерицы — это твои собственные мысли.

— Но это были мои собственные мысли, дон Хуан.

— Нет, не были. В этом характерная черта этого колдовства. Фактически, видение должно скорее выслушиваться, чем просматриваться. Такая же вещь случилась со мной. Я собирался предупредить тебя, когда вспомнил, что мой благодетель не предупредил меня.

— Был твой опыт похож на мой, дон Хуан?