Учение дона Хуана (перевод Останина и Пахомова) - Кастанеда Карлос (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗

Я выпил снадобье и немного подождал, однако не произошло ничего особенного. Я потер виски мазью. Это я повторял раз двадцать. Затем совершенно машинально, как во сне, несколько раз мазнул по лбу, но, как только понял свою ошибку, торопливо стер мазь. На лбу выступила испарина, меня залихорадило. Я испугался: дон Хуан категорически запрещал натирать лоб! Испуг сменился чувством полнейшего одиночества и обреченности. Я был брошен и предоставлен самому себе, и, случись что-нибудь со мной, никто не смог бы мне помочь. Мне захотелось убежать, но даже на это не хватило решимости. Я не знал, что мне делать. Мысли неслись потоком, сменяя друг друга с небывалой быстротой. Я обратил внимание, что они какие-то странные – они возникали иначе, чем обычно. У моих мыслей есть свои особенности, и всякое отклонение сразу бросается мне в глаза.

Одна из необычных мыслей касалась некоего утверждения, высказанного каким-то автором. Насколько я помню, это была даже не мысль, а голос, прозвучавший где-то за моей спиной. Это случилось так быстро, что я испугался. Мысли вернулись к обычному ходу. Я был уверен, что знаю это высказывание, хотя никак не мог припомнить автора. Наконец вспомнил: Альфред Крёбер, но другая, чужая мысль «подсказала»: не Крёбер, а Георг Зиммель. Я настаивал на Крёбере и вступил, таким образом, в продолжительный спор с самим собой, совершенно позабыв к тому времени о чувстве одиночества и обреченности.

Веки мои отяжелели, словно я принял снотворное (я никогда в жизни не пользовался снотворным, но в голову пришло именно это сравнение). Неудержимо клонило в сон. Я хотел дойти до машины и забраться в нее, однако не сумел даже пошевелиться.

Внезапно я проснулся, вернее, ясно ощутил, что проснулся. Первой моей мыслью было: который теперь час. Я огляделся и понял, что нахожусь не перед своим растением, а в каком-то другом месте. Я воспринял это спокойно, так как понимал, что гадание еще продолжается. Часы над головой показывали 12 часов 35 минут. Я «знал», что это день, а не ночь.

Я увидел молодого человека с кипой бумаг в руках. Я почти касался его, видел пульсирующую на шее жилку и слышал быстрый стук его сердца. Сначала я сосредоточился на том, что видел, затем услышал «голос», описывающий происходящее, и понял, что это опять необычная мысль.

Я был настолько поглощен голосом, что происходящее потеряло для меня как зрелище всякий интерес. Я слышал голос у самого уха, над правым плечом; собственно говоря, этот голос творил происходящее, описывая его, и, однако же, подчинялся моей воле, поскольку в любой момент я мог прервать его и не спеша изучить детали того, что он «наговорил». Я «видел слухом» целый ряд действий молодого человека. Голос описал их в мельчайших подробностях, но сами действия почему-то были мне не очень интересны, гораздо сильнее привлекал голос. Раза три я пытался установить, кто это говорит. Я быстро поворачивал голову направо, чтобы увидеть, нет ли там кого, но всякий раз мое видение расплывалось. Я подумал: «Наверное, я нахожусь в мире необычной реальности, если не могу увидеть говорящего». Эта мысль была моей собственной.

С этой минуты все свое внимание я сосредоточил на голосе. Казалось, он раздается из моего плеча. Голос был тонкий, но отчетливый, не детский и не женский, а как бы голосок крохотного человечка, и явно не мой. Не задумываясь я решил, что он говорит по-английски. Когда я пытался определить его источник, он смолкал или становился неразборчивым, и тогда сцена перед моими глазами таяла. Мне пришло в голову сравнение: голос напоминал «мушек» в глазах, вызываемых пылинками на ресницах или кровеносными сосудиками в глазном яблоке, которые видны лишь тогда, когда прямо на них не смотришь. Стоит взглянуть, и вместе с движением глаза «мушки» ускользают из поля зрения.

Я утратил к зрелищу всякий интерес. По мере того как я слушал, голос все более усложнялся. Теперь он был похож скорее на мысли, нашептываемые мне в ухо, но и это сравнение было неточно. Что-то думало за меня, мысли пребывали вне меня. Я был уверен в этом, так как наряду с «чужими» мыслями в голове у меня имелись и мои собственные.

В какой-то момент голос вызвал к жизни молодого человека, действия которого не имели ничего общего с моим вопросом о потерянных вещах. Молодой человек выполнял очень сложные движения, они заинтересовали меня, и я перестал обращать внимание на голос.

Наконец все это мне надоело, и я решил оборвать происходящее. «Как это сделать?» – подумал я. Голос в ухе сказал, что мне следует вернуться в каньон. Я спросил, что для этого нужно сделать, и голос ответил, что надо сосредоточенно думать о своем растении.

Я подумал о своем растении. Я так часто сидел перед ним, что вызвать его в памяти не составило особого труда. Мне показалось, что это очередная галлюцинация, однако голос сказал, что я «вернулся».

Я прислушался. Вокруг было тихо. Растение передо мной казалось не более реальным, чем все, что я только что видел, но я мог дотронуться до него, обойти его кругом.

Я встал и направился к машине, как вдруг почувствовал такую усталость, что сел и закрыл глаза. Меня подташнивало, кружилась голова, в ушах звенело. Вдруг что-то живое скользнуло у меня по груди. Это была ящерица. Вспомнив указания дона Хуана, я вернулся к своему растению и отвязал ящерицу, даже не посмотрев, жива ли она. Потом разбил глиняный горшок с остатками мази и, кое-как забросав осколки землей, поскорее забрался в машину и заснул.

24 декабря 1964 года, четверг

Сегодня я рассказал обо всем случившемся дону Хуану. Как всегда, он слушал не перебивая. Затем между нами произошел следующий разговор.

– Нельзя было мазать лоб, – сказал дон Хуан.

– Я знаю, дон Хуан. Это была ошибка, случайность.

– С «чертовой травкой» не бывает случайностей. Я предупреждал, что она будет тебя испытывать. Насколько я понимаю, ты или наделен большой силой, или понравился «травке». Центр лба – только для великих брухо; они знают, как обращаться с силой «чертовой травки».

– Что бывает с человеком, который натрет мазью лоб?

– Если он – не великий брухо, то он просто никогда не вернется из путешествия.

– А ты сам, дон Хуан, когда-нибудь натирал лоб?

– Никогда! Мой благодетель говорил, что из такого путешествия мало кто возвращается. Отважившийся на него может отсутствовать месяцами, так что все это время за ним приходится ухаживать. Благодетель говорил еще, что ящерицы уводят такого человека на край света и открывают ему там великие тайны.

– Ты знаешь кого-нибудь, кто совершил такое путешествие?

– Мой благодетель. Но он не научил меня, как из него возвращаться.

– Разве это так трудно?

– Очень трудно. Вот почему меня так удивило то, что с тобой случилось. Ты шел без пути, а идти нужно по следам: лишь тогда человек обретает мужество. Без пути мы – ничто.

Несколько часов мы молчали. Старик, казалось, погрузился в глубокие размышления.