Психиатрическая власть - Фуко Мишель (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Но, как вы понимаете, если не он, то многие другие затем осуществят ее. Нам хорошо знакомо уподобление друг другу правонарушителей как подонков общества, колониальных народов как подонков истории и безумцев как подонков человечества в целом — всех этих индивидов, которых нельзя перевоспитать, окультурить и ортопедическое лечение которых возможно лишь с применением семейной модели.
И это, как мне кажется, очень важный сдвиг. Важный, поскольку текст Фурне относится к 1854 году, к очень ранней дате, предшествующей дарвинизму и «Происхождению видов».33 Ра-
зумеется, уже был известен, по крайней мере в общем виде, принцип онтогенеза/филогенеза, однако в данном случае он используется весьма странно, а особенно, еще более чем уподобление безумца, дикаря и правонарушителя, интересна идея о том, что семья выступает своего рода единым лекарством от дикости, преступности и безумия. Таким образом, приблизительно к 1850-м годам — я не утверждаю, что приведенный текст первый в своем роде, он кажется мне лишь одним из самых показательных, и до него я не встречал столь ясного изложения этих идей, — относится феномен, на котором я хотел бы сейчас остановиться.
Но почему он заявил о себе именно тогда, что именно тогда происходило, что было подоплекой происходящего? Я вел длительные поиски, задаваясь ницшеанским вопросом «Кто говорит?», который, как мне казалось, должен был вывести на верный путь. И в самом деле, кто формулирует описанную идею? Где она обнаруживается?
Мы находим ее у таких авторов, как Фурне,34 последователя Пинеля-классика Казимира Пинеля,35 Бриера де Буамона,36 она угадывается также у Бланша,37 — и все это люди, общей характеристикой которых является руководство иногда публичными службами, а чаще всего — частными оздоровительными домами, параллельными и значительно отличавшимися от государственных лечебниц и учреждений. К тому же все примеры семейной организации лечения берутся ими из практики частных больниц. Вы скажете: тоже мне открытие! Да всем известно, что уже в XIX веке существовали больницы-казармы для простонародья и благоустроенные оздоровительные дома для богатых. Но в действительности и я попытаюсь вам это показать речь идет о феномене, превосходящем эту оппозицию или если угод-но заложенном в ней, но намного более
V4T-T оМ
Я спрашиваю себя, а не имел ли место в XIX веке некий важный феномен, лишь бесчисленные следствия которого мы сейчас обсуждаем. Этим важным феноменом, об отголосках которого мы говорим, была, возможно, интеграция, организация и эксплуатация того, что я бы назвал выгодами аномалий, выгодами беззаконий, выгодами отклонений. Я бы сказал так: первостепенной, бросающейся в глаза, всеобъемлющей функцией дисциплинарных систем, которая ясно заявила о себе
132
133
уже в XV111 веке, было приспособление множества индивидов к аппаратам производства или к контролирующим их государственным аппаратам — другими словами, подгонка принципа накопления людей к принципу накопления капитала. В меру своего нормализующего действия эти дисциплинарные системы с необходимостью порождали вблизи своих границ — в порядке исключения или в качестве остатка — целый ряд аномалий, беззаконий и отклонений. Чем более жестка дисциплинарная система, тем больше аномалий и отклонений. Причем эти отклонения, беззакония, аномалии, которые дисциплинарная система призвана была устранять, но которые она, напротив, неуклонно вызывала по мере своей работы, — эти поля аномалий, отклонений оказались для экономико-политической системы буржуазии XIX века источником выгоды и вместе с тем источником усиления власти.
Приведу пример, очень близкий к теме психиатрических больниц, о которых мы поговорим затем, — пример проституции. Разумеется, пресловутый треугольник проститутки—клиенты—сутенеры существовал задолго до XIX века, равно как и дома терпимости, сети таких домов и т. п.; задолго до XIX века проституток и сутенеров использовали в качестве осведомителей, а в сфере сексуального удовольствия обращались крупные денежные массы. Но в XIX веке, как мне кажется, во всех европейских странах организуется жесткая сеть опирающаяся на целый комплекс недвижимости — прежде всего отелей закрытых домов и т д система передатчиками и агентами в которой становятся сутенеры, одновременно являющиеся осведомителями и поголовно включенные в группу, о формировании которой
я попыТЯПРЯ ПЯРРКЯЧЯТР» вам в пТ^оТПЛОМ rOIIV___в rT)Vnnу прЭ.ВО-
нарушителей"
Если так нужны были правонарушители и если в конечном счете было предпринято столько усилий, чтобы сформировать их «среду», то не потому ли, что они составляли резервную армию этих столь важных агентов, только примером которых выступают сутенеры-осведомители? Эти сутенеры, прикрываемые полицией, работающие в смычке с полицией, и являются принципиальными передатчиками в системе проституции. А какая цель руководит строгой организацией этой системы с ее опорами и передатчиками? Ее функцию составляет возвращение в ка-
134
питал, в нормальные потоки капиталистической выгоды всех тех прибылей, которые могут быть извлечены из сексуального удовольствия, — при условии, естественно, что, во-первых, это сексуальное удовольствие маргинализировано, обесценено, запрещено и, просто потому что оно запрещено, является дорогостоящим. Во-вторых, это сексуальное удовольствие, чтобы можно было извлечь из него выгоду, должно быть не просто запрещенным, но и фактически терпимым. И наконец, в-третьих, оно должно находиться под надзором особой власти, которая как раз и обеспечивается смычкой правонарушители—полиция, в данном случае сутенером-осведомителем. Причем приведенная таким образом в нормальные капиталистические потоки выгода от сексуального удовольствия влечет за собой как второстепенное следствие ужесточение всех процедур надзора, а значит и формирование того, что можно назвать инфравластью, которая берется в итоге за самый повседневный, самый индивидуальный, самый телесный уровень человеческой жизни: речь идет о дисциплинарной системе проституции. Да-да, наряду с армией, школой, психиатрической больницей проституция в том виде, в каком она была организована в XIX веке является дисциплинарной системой, экономико-политическое действие которой очевидно.
Во-первых, она делает сексуальное удовольствие в силу его запрещения и одновременно терпимости прибыльным — источником выгоды. Во-вторых, она возвращает прибыли от сексуального удовольствия в общие потоки капитала. И в-третьих, опираясь на проституцию, она порождает как дополнительные следствия синаптические передатчики государственной власти, которая в конечном итоге получает доступ к повседневному удовольствию людей.
Впрочем, проституция — это лишь один из примеров общей механики, с которой мы сталкиваемся в рамках дисциплинарных систем, созданных в XVIII веке ради некоторой всеобъемлющей цели и оттачивавшихся в следующем столетии в перспективе дисциплины, запрос на которую возник с формированием нового производственного аппарата. К системам этим будут постепенно добавляться дисциплины более изощренные, или, если угодно, старые дисциплины совершенствуясь освоят новые возможности образования выгоды и усиления власти.
135
Теперь же вернемся к оздоровительным домам Бриера де Бу-амона, Бланша и т. д. Что в них, собственно, важно? Суть их состояла в извлечении выгоды, максимальной выгоды из этой маргинализации, каковую представляла собой психиатрическая дисциплина. Но если очевидно, что психиатрическая дисциплина в своей общей форме имела первостепенной задачей вывод из обращения ряда индивидов, непригодных к использованию в рамках производственного аппарата, то на другом уровне, в меньшем масштабе и на совершенно иной социальной территории эти индивиды, наоборот, могли оказаться новым источником выгоды*
В самом деле, как только часть индивидов, принадлежащих к зажиточным слоям общества, оказываются тоже, от имени того же знания, которое других помещает в лечебницу, мар-гинализированы, открывается возможность извлечь некоторые выгоды и из них. Иными словами, у семей, которые обладают необходимыми средствами, можно теперь попросить «плату за исцеление». И как следствие, получает первый толчок процесс, который будет заключаться в следующем: у семьи человека объявленного больным запрашивается плата — при определенных условиях.
