Очерки о традиции и метафизике - Генон Рене (первая книга .txt) 📗
Если сопоставить античную физику с современной, но не с той наукой, которая известна современным европейцам под этим именем, а со всей совокупностью естественных наук (именно эта совокупность и соответствует античной физике), то сразу станет понятно, насколько физика была подвержена дроблению на множество «специальных наук», между которыми иногда очень трудно найти что-либо общее. Но это еще самое первое и поверхностное наблюдение, и не следует думать, что, соединив все эти специальные науки, можно получить нечто подобное античной физике, так как на самом деле в этих двух случаях мы имеем перед собой совершенно различные подходы к исследованию природы. В традиционном обществе все науки берут свое начало в области фундаментальных принципов и являются, в сущности, частными приложениями этих принципов; в современном же обществе именно от этой связи научного знания с областью принципов решительно отказываются, для Аристотеля физика по отношению к метафизике была вторичной наукой и, следовательно, зависела от метафизики, являясь применением к сфере природы принципов, стоявших над природой и лишь отражавшихся в ее законах; это же можно сказать и о космологии средних веков. В современном мире, напротив, стремятся во что бы то ни стало утвердить самостоятельность наук, их независимость от чего бы то ни было, отвергая все, что находится за пределами научного знания, или, по крайней мере, провозглашая то, что там находится, «непознаваемым», для того чтобы вообще перестать с ним считаться. Такое отрицание существовало на практике еще до того, как его попытались выразить в теориях вроде «Позитивизма», или «агностицизма», и можно даже сказать, что это отрицание и являлось исходной точкой современной науки в целом. [79] Только в девятнадцатом столетии европейцы начали не только открыто заявлять о своем невежестве (поскольку называть себя «агностиком» равноценно тому, чтобы назвать себя «невеждой»), но и отказывать другим даже в возможности обладания тем знанием, которое теперь для них оказалось недоступным; само это обстоятельство было еще одним свидетельством продолжающейся интеллектуальной деградации Запада.
Характерное для современного мира стремление полностью разорвать все связи науки с областью принципов, для того чтобы обеспечить ее мнимую независимость, лишает эту науку какой-либо ценности и делает ее даже неинтересной с точки зрения самого познания. В конце концов это стремление может завести науку в такой тупик, из которого уже не будет возможности выбраться. Следует заметить, что нечто подобное произошло и в области общественной жизни, где наши современники попытались отделить все временное, светское, от духовного. Мы не хотим сказать, что здесь вообще не существует различий; они имеются уже потому, что светское и духовное относятся к разным сферам жизни, подобно тому как различаются между собой метафизика и традиционные науки, но обычная ошибка аналитического подхода заключается в том, что стирается существенная граница между простым различием и абсолютным разделением (между дифференциацией и сепарацией). Только благодаря такому абсолютному разделению (сепарации) временная, светская, власть потеряла свою подлинную легитимность; то же самое, только применительно к области интеллекта, можно сказать и о науках.
Кроме того, всякое развитие в сфере таким образом «отделенной» науки вовсе не ведет к углублению познания, как иногда полагают. Напротив, познание остается чисто поверхностным и сводится лишь к упомянутому выше знанию деталей и фактов или к обстоятельному, но совершенно бесплодному анализу этих деталей и фактов, которым можно заниматься до бесконечности, ничуть не приближаясь к истине. Следует также добавить, что европейцы занимаются своей наукой вовсе не ради самой науки: их главной целью является не чистое знание, пусть даже и невысокого уровня, а всего лишь возможность его практического использования, в чем можно легко убедиться, обратив внимание на тот факт, что наши современники соединяют науку прежде всего с промышленностью, в силу чего большинство видит представителя науки в обыкновенном инженере.
В современном мире наука потеряла не только какую-либо глубину познаний, но и всякую стабильность. В традиционном обществе наука, будучи связанной с областью принципов, оставалась такой же неизменной, как и они, если это позволял предмет исследования; теперь же, утратив эту связь и занимаясь только постоянно изменяющимся миром, она не может уже найти нигде твердого основания для своих выводов. Если прежде она основывалась на абсолютной достоверности, то сегодня она имеет дело лишь с вероятными и приблизительными, чисто гипотетическими, предположениями, которые, между прочим, часто оказываются обыкновенным вымыслом. Более того, если современная наука, используя собственные методы познания, и приходит к согласию в том или ином своем положении с доктринами древних традиционных учений, то совсем не стоит видеть в этом совпадении какое-либо подтверждение средствами современной науки данных традиционных учений, которые к тому же в таких подтверждениях нисколько не нуждаются. Поэтому совершенно напрасными являются все попытки примирить между собой эти различные точки зрения или даже установить между ними хоть какое-то соответствие, поскольку все гипотетические положения современной науки вполне могут быть опровергнуты в самое ближайшее время. Кстати, в отношении религии то же самое можно сказать по поводу «апологетики», которая стремится согласовать между собой результаты современной науки и религиозные догматы, что оказывается совершенно пустым занятием, которое, кроме всего прочего, всякий раз приходится начинать сначала и которое самым опасным образом ставит религию в зависимое положение от всех этих изменчивых и случайно появившихся концепций. В границах современной науки всякое положение остается чисто гипотетическим, в то время как положения традиционных наук, являющиеся безусловными следствиями метафизических истин, постигаемых при помощи интеллектуальной интуиции, обладают совершенно иным, абсолютно достоверным характером. Здесь несложно привести пример такого различия: укажем лишь на поразительную разницу между концепцией эфира в традиционной индуистской космологии и той же самой концепцией в современной физике.
Стремление современной науки к экспериментам порождает иллюзию, что любую теорию можно доказать при помощи фактов, тогда как на самом деле одни и те же факты можно по разному объяснить с помощью самых различных теорий, и даже такие упрямые сторонники экспериментальных методов как Клод Бернар [80] и другие, признаются, что факты могут быть объяснены только на основе заранее имеющихся представлений, а если таковых нет, то перед нами всего лишь «грубые факты», лишенные какого-либо значения и не обладающие научной ценностью.
Если мы уже заговорили об экспериментах, то можно попробовать ответить и на следующий вопрос: почему экспериментальные науки оказались настолько развитыми именно в современной цивилизации, а не в каких-либо других? Причина заключается в том, что эти науки связаны с миром чувственного восприятия, с миром материи, и поэтому предназначены к чисто практическому использованию своих результатов. Их развитие, тесно связанное с верой в мнимую достоверность фактов, точно соответствует тенденциям развития современного мира, поскольку в предыдущие эпохи никогда не возникал интерес к подобным занятиям, по крайней мере настолько, чтобы ради них отказаться от знаний высшего порядка. Следует заметить, что ни один вид знания, даже самый низший, сам по себе не является чем-то таким, что даже не имеет права существовать; неправомерным оказывается только злоупотребление второстепенными видами наук в ущерб основным и принципиальным областям знания, а также такое развитие этих второстепенных наук, которое может подчинить себе все виды человеческой деятельности, что и происходит сегодня на Западе. Теоретически и в традиционном обществе можно допустить существование наук, основывающихся на экспериментальных методах, но при этом так же, как и все другие науки, сохраняющих свою связь с принципами и потому обладающих реальной умозрительной ценностью. Мы не можем найти в действительности такую науку только потому, что в традиционном обществе основное внимание уделяется другим вопросам, а если речь и идет об исследованиях чувственного мира (настолько, на сколько это может представлять действительный интерес), то традиционные доктрины позволяют провести такие исследования гораздо эффективнее с помощью иных методов и иных подходов.
