Неорационализм - Воин Александр Миронович (книги хорошего качества .TXT) 📗
Легко видеть, что в оптимальной этике общества со связями, т. е. просто оптимальной этике появятся все заповеди Моисея из числа тех, что еще не появились в этике индивидуального оптимума: и «Не убий», и «Не укради», и «Не прелюбодействуй», и даже «Возлюби ближнего своего». Ну, в самом деле, например, прелюбодействовать приятно и соответствует одному из очень существенных свойств нашей внутренней природы. Можно предполагать, что в силу некой сугубо внутренней связи прелюбодеяние, как и вообще полигамия, препятствует удовлетворению другой нашей внутренней потребности — в глубокой любви. Я не беру на себя здесь описания этой связи. Она (если существует) слишком тонка и сложна, чтобы делать это между прочим в несколько строк в рамках работы, посвященной не специально этому предмету. Я инстинктивно ощущаю, что она есть. Кроме того, можно сослаться на лучшие страницы мировой литературы (которые, конечно, не для всех одни и те же). Однако я не стану настаивать на ее существовании. Но даже если мы примем, что она существует и что из нее вытекает появление постулата «не прелюбодействуй» в этике индивидуального оптимума, то все равно количественная оценка того, насколько нехорошо прелюбодействовать, существенно изменится в сторону увеличения при переходе к оптимальной этике общества со связями. Действительно, одно дело, как влияет на глубину любви то, что ты сам изменяешь своей жене, другое дело, как влияет на это то, что она тебе изменяет. Сформулировать же этот постулат не симметрично, (аналогично как и прочие постулаты этики), т. е. «хорошо, если я имею чужую жену, и, не хорошо, если имеют мою», невозможно в силу обратимости, двусторонности всех общественных связей (так сказать, действие и противодействие).
Все вышесказанное ,тем более справедливо в отношении постулатов «не убий» и «не укради». В самом деле, допущение убийства может и увеличит значение индивидуальной целевой функции убийцы, но наверняка намного сократит то же у убитых и их близких, а значит и в обществе в целом.
Теперь перейдем к вопросу о том, в какой степени оптимальная мораль устойчива и независима от прочих параметров модели или иными словами от изменяющихся условий жизни общества. Для ответа на него мы должны выяснить сначала, в какой степени можно рассматривать остальные параметры и связи нашей модели неизменяемыми в процессе истории (причем, очевидно, что совсем и все считать неизменяемыми абсурдно) и в какой степени те, что реально изменяются, влияют на оптимальное значение этических параметров.
Прежде всего рассмотрим, какие параметры нашей модели являются изменяемыми на этапе человеческой цивилизации, в какой степени и какие нет.
Что касается внутренней природы человека, то в соответствии с распространенной на сегодня точкой зрения, ведущей свое начало от Фрейда, она настолько консервативна, что практически не изменилась с тех времен, когда наши отдаленные предки сидели на деревьях и плевали друг в друга. Я не разделяю вполне эту фрейдовскую концепцию, но и без Фрейда значительная консервативность внутренней природы человека (не до такой, правда, степени, как по Фрейду.) может считаться доказанной в связи с установлением генной природы наследования не только физиологических признаков, но' и психических качеств и даже склонностей этического свойства таких, например, как предрасположенность к агрессивности или альтруизму (см. напр. Эфраимсон «Родословная альтруизма»). Для того,/ чтобы как-то оценить эту меру устойчивости, консервативности внутренней природы человека во времени, а также при переходе от индивидуума к индивидууму, посмотрим на изменение внешности представителей человеческого рода с тех пор, как человек стал краманьенцем, и на отличия между самыми разными людьми в сравнении с отличием человеческого вида как такового от самых близких ему видов животных. Мы увидим, что изменение человеческой природы во внешнем' ее проявлении, как во времени, так и от индивидуума к индивидууму, как бы они ни были существенны сами по себе, весьма невелики по сравнению с общей частью, остающейся неизменной на всем периоде существования вида. В связи с тем, что принцип наследования един для внешних и внутренних свойств природы человека, ту же меру устойчивости следует ожидать и для последних.
Впрочем и для них можно сделать оценочные сравнения. Это особенно стоит сделать для человеческого интеллекта, так как необычайно быстрое развитие науки в последнем столетии в сравнении со всей предыдущей историей человечества может породить иллюзию на этот счет. Заметим, например, что анатомически мозг среднего человека наших дней ничем не отличается ни от средневекового, ни от ископаемого краоманьонца и он даже меньше,, чем у ископаемого неандертальца. Конечно, средний уровень интеллекта у современного человека значительно выше. Но с другой стороны народы, не прошедшие исторический путь цивилизации, вроде эскимосов, способны в принципе при благоприятных условиях за одно-два поколения включиться в нее. Это свидетельствует о том,, что существенных биологических изменений за время цивилизации в мозгу нашего вида не создалось.
Если же говорить о душевном или духовном развитии, которое играет еще большую роль для нашей модели, то представление о существенном превосходстве современного человека над представителями прошлых цивилизаций и нецивилизованными предками выглядит еще более не обоснованным. Достаточно для этого вспомнить об ушедшем в столь недавнее прошлое фашизме, сравнить одухотворенный облик Неефеертити с обликом советской колхозницы и представить себе, как бы встретили в наши дни древних израильских пророков, если бы те воскресли и вновь появились на улицах со своими проповедями.
Теперь перейдем к параметрам и связям, обусловленным самим фактом общественной формы жизни человека, природой общества и общественным устройством. Среди них есть такие, которые, безусловно, изменяемы и достаточно изменяемы на промежутке человеческой цивилизации, например, общественный строй. Но я хочу подчеркнуть, что есть и неизменяемые и, как будет показано в дальнейшем, для рассматриваемой задачи именно они играют большую роль. Это, во-первых, сам факт человеческого общежития, с контактами между людьми, с вытекающими из этих контактов ощущениями приязни, неприязни, зависти, подражания, обид и признательности, дружбы и ненависти, с взаимной перезарядкой эмоциональных полей радости и раздражения, возбуждения и подавленности. Во-вторых, это наличие общих интересов и общих дел, связанное и с разделением труда, и с необходимостью управления и коллективной защиты, и с наличием принципиально неделимых ни при каких строях ценностей, благ, владений, например, экологической среды. Конечно, с изменением общественного строя меняется характер разделения труда, а тем более характер распределения его результатов, а также способ управления и взаимоотношение людей в процессе его. Но сама необходимость ведения общих дел, с разделением, естественно, обязанностей и функций, существовала всегда, от охоты на мамонтов до сотрудничества братьев Гонкур, из которых, как известно, один бегал по редакциям, а второй в это время стерег рукописи. Аналогично, всегда существовала и необходимость управления, тем более, что она существует даже в животной стае.. Что же касается разности в способах распределения и управления при различных строях, то она, конечно, достаточно существенна, чтобы ради лее стоило делать революции, если нельзя иначе, но все же не столь абсолютна, как нас к тому пытались приучить апологеты марксизма. И, прежде всего, она не столь существенна именно в интересующем нас аспекте, на чем я подробнее остановлюсь в дальнейшем.
