Мост через вечность - Бах Ричард Дэвис (лучшие бесплатные книги txt) 📗
– Не говори ни слова, – буркнула мне Лесли.
– Это было так трогательно! – сказал я. – В самом деле. Я не шучу.
Она смягчилась.
– Она такая милая и искренняя. Не из тех, кто говорит: «Вы ведь такаято, верно?» Я просто говорю «нет» и стараюсь улизнуть. «Нет, вы такая-то, я знаю, вы такая-то. Что вы сделали?» Они хотят, чтобы ты перечислила свои заслуги: – Она недоуменно покачала головой. – Что поделаешь! В общении с нечуткими людьми нет места для чуткости. Правда?
– Интересно. У меня такой проблемы нет.
– В самом деле, вуки? Ты хочешь сказать, что ни один грубиян не вторгался ни разу бесцеремонно в твою частную жизнь?
– Лично – нет. Писателям нечуткие люди присылают письма с настойчивыми просьбами, либо рукописи. Это около одного процента, может, даже меньше. Вся прочая почта интересна.
Я возмущался скоростью продвижения очереди за билетами. Не прошло и часа, как нам пришлось отрешиться от наших открытий, войти в кинозал с деловыми намерениями, усесться и смотреть фильм.
– Как многому я еще могу у нее научиться, – думал я, держа в темноте ее руку, касаясь плечом ее плеча, многое желая сказать, – больше, чем когда бы то ни было! А теперь еще между нами жила неистовая нежность секса, изменяя нас, дополняя нас.
– Вот женщина, которой не было равных в моей жизни, – думал я, глядя на нее в темноте. – Я не могу представить, что могло бы быть угрозой, разрушить теплоту близости к ней. Вот единственная женщина, из всех женщин, каких я знал, с которой никогда не может быть ни вопросов, ни сомнений в том, что нас связывает, до конца наших дней.
Не странно ли, что уверенность всегда приходит перед потрясениями?
Двадцать два
Снова озеро, в моих окнах мерцала Флорида. Гидросамолеты, словно солнечные мотыльки, летали, скользили по воде. Здесь ничего не изменилось, подумал я, раскладывая чемодан на тахте.
Краем глаза я заметил какое-то движение и подскочил, я увидел его в двери, – второго себя, о котором забыл: в латах, вооруженного и, в этот момент, возмущенного. Словно я вернулся с прогулки по лугу с застрявшими в волосах маргаритками и с опустошенными карманами, где были яблоки и кубики сахара для оленя, и вдруг обнаруживаю воина в латах, поджидающего меня в доме.
– Ты опоздал на семь недель! – сказал он. – Ты не сказал мне, где будешь. Тебе причинит боль то, что я должен сказать, а я мог бы уберечь тебя от боли. Ричард, вполне достаточно твоего пребывания в обществе Лесли Парриш. Ты забыл обо всем, что узнал? Разве ты не видишь опасности? Женщина угрожает всему твоему образу жизни! – Зашевелились звенья его кольчуги, скрипнули доспехи.
– Она прекрасная женщина, – сказал я, затем понял, что он не поймет смысл сказанного, напомнит мне, что я знал много прекрасных женщин.
Тишина. Снова скрип.
– Где твой щит? Потерял, наверное. Это счастье, что тебе удалось вернуться живым!
– Мы начали говорить:
– Глупец. Ты думаешь, мы носим доспехи забавы ради? – Его глаза сердито смотрели из-под шлема. Зеленоватый в металле палец указал на выбоины и следы от ударов на доспехах. – Каждая из этих отметин сделана какой-нибудь женщиной. Ты был почти уничтожен женщиной; тебе чудом удалось спастись; и если бы не латы, ты был бы уже десять раз сражен, потому что дружба превращается в обязанность и притеснение. Одного чуда ты заслуживаешь. На десятки тебе лучше не рассчитывать.
– Я износил свои латы, – пожаловался я ему. – Но ты хочешь, чтобы я: все время? Постоянно? Есть время и для цветов тоже. А Лесли – это нечто особенное.
– Лесли была чем-то особенным. Каждая женщина особенна на день, Ричард. Но особенное становится общим местом, воцаряется скука, исчезает уважение, – свобода потеряна. Потерять свободу – что еще терять?
Фигура огромная, но более проворная, чем кошка в драке, и необыкновенно сильная.
– Ты создал меня, чтобы я был твоим ближайшим другом, Ричард. Ты не создал меня симпатичным или смеющимся, или с добрым сердцем и мягким характером. Ты создал меня, чтобы я защищал тебя от связей, ставших опасными; ты создал меня, чтобы я обеспечил сохранность твоей душевной свободы. Я могу спасти тебя, только если ты будешь поступать так, как я скажу. Ты можешь показать мне хотя бы одну счастливую супружескую пару? Одну? Ты мог бы назвать из всех своих знакомых тебе мужчин хотя бы одного, кто избежал бы немедленного развода и дружбы вместо супружества? Я вынужден был согласиться.
– Ни одного.
– Секрет моей силы, – продолжал он, – в том, что я не вру. До тех пор, пока ты не лишишь меня разума и не превратишь реальность моего существования в вымысел, я буду направлять и защищать тебя. Лесли сегодня для тебя прекрасна. Другая женщина была прекрасна для тебя вчера. Каждая из них уничтожила бы тебя в супружестве. Есть одна совершенная женщина для тебя, но она живет во множестве разных тел:
– Я знаю. Я знаю.
– Ты знаешь. Когда ты найдешь единственную в мире женщину, которая может дать тебе больше, чем много женщин, я исчезну.
Мне он не нравился, но он был прав. Он спас меня от нападений, которые могли убить во мне то, чем я в этот момент являлся. Мне не нравилась его самонадеянность, но самонадеянность исходила от уверенности. Неуютно было оставаться с ним в одной комнате, но попросить его исчезнуть означало в конце концов стать жертвой открытия, что эта женщина или та не является моей единственной родной душой.
Насколько я понимаю, свобода равносильна счастью. Небольшая охрана, – такова маленькая цена за счастье.
Единственно, думал я, у Лесли есть ее собственный стальной человек, чтобы охранять ее: гораздо больше мужчин планировали овладеть ею и жениться, чем женщин, строивших планы в отношении меня. Если бы она жила без лат, она была бы сейчас замужем, без молитвы радостной любви, которую мы изобрели.
Ее радость тоже основывалась на свободе.
Как нам не нравились женатые люди, которые иногда посматривали на нас со своими планами адюльтера! Действуйте согласно своим убеждениям, неважно – каким; если верите в супружество, живите в нем честно. Если нет, – разведитесь быстро.
Женюсь ли я на Лесли, если придется отдать ей так много своей свободы?
– Извини, – сказал я своему другу в доспехах, – я не забуду.
Перед тем, как уйти, он долго и мрачно смотрел на меня. В течение часа я отвечал на письма, работал над журнальной статьей, сроки написания которой ограничены не были. Затем я спустился вниз, в ангар, ощущая какоеb. беспокойство.
Большое полое пространство покрывала тончайшая завеса, что-то не то: столько испарений, что ничего нельзя было увидеть.
Маленькому реактивному ВD-5 необходим был полет, чтобы сдуть паутину с его поверхностей.
Я тоже – в паутине, – подумал я. Неразумно терять навык полета на каждом самолете, слишком подолгу не возвращаться к ним. Маленький самолет – единственный, на котором взлет был опаснее посадки, – требовал полета.
Двенадцать футов от носа до хвоста; он безжизненно выехал из ангара, как тележка для бутербродов без зонта. Не совсем безжизненный, подумал я. Скорее, мрачный.
Я тоже был мрачен, оставленный всеми на много много недель, кроме разве что пауков в приборах для посадки.
Вот, наконец, люк открыт, топливо проверено, предполетный осмотр сделан. На крыльях лежала пыль.
Мне следует нанять кого-нибудь, чтобы стирал пыль с самолетов, подумал я и фыркнул от отвращения. Каким же ленивым хлыщом я стал – нанимать когонибудь, чтобы стирать пыль с моих самолетов!
Обычно я был привязан к одному самолету, сейчас это был маленький гарем; а я шейх, который приходит, когда захочет. Твин Цессна, Виджн, Майерс, Мотылек, Рэпид, Озерная амфибия, Питтс: раз в месяц, а иначе – как же я заведу их двигатели?
В последнее время в бортовом журнале была запись только о Т-33 во время полета из Калифорнии.
Осторожно, Ричард, – подумал я. – Держаться подальше от самолета – совсем не способствует продлению срока его службы.
