Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса) - Грузман Генрих Густавович (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Подобные размышления лишь увеличивают вес и размер сомнений в продуктивности узаконенного метода исторического познания, а со стороны духовного подхода дают основания к тому, что «стадия молчания», данная как полное отсутствие реактивного взаимодействия еврейского и греческого духоположений в доалександрийское время, есть исторический результат контакта этих двух духовных полюсов, не давший рационального результата. Этим опровергается историческая логика, согласно которой отсутствие информации не считается информацией, а «стадия молчания» как таковая вполне может, для целей выразительности, быть уподоблена повседневной ситуации в жизни, когда человек, имея бесчисленное количество соотносительных контактов, лишь часть их фиксирует в своей душе и памяти, а другая часть и, как правило, доминирующая, безболезненно проходит мимо, не оказывая на человека ни малейшего влияния. Это означает, что из взаимного контакта еврейские и греческие духи не извлекают никакой взаимной пользы, только духи не обогащают собой и не обогащаются сами, и, следовательно, сублимация не может осуществиться. По этой причине в свое время проницательный Геродот «не заинтересовался» и не обратил «специального внимания» на носителей иудейского духа при своем посещении Ближнего Востока. А это может произойти только в единственном случае, когда духовная система не достигла своей зрелости, а точнее сказать, когда определенная совокупность духов еще не консолидировалась в системную организацию и не оформила своей специфики и своеобразия, только когда еще не выкристаллизовалась духовность этой совокупности, — главный предмет интереса со стороны иного типа духовности или духа в процессе проникновенной сублимации. Отсюда необходимо следует вывод, что стадия молчания и спусковой механизм входят составными частями в процесс духовного формирования греко-еврейской сублимации или синтеза; если два фундаментальные вывода духовного взаимоотношения, — принцип обогащая обогащаясь и автономный режим, — получены из греко-римской «странности» сублимационного процесса, то из греко-еврейской «странности» того же процесса вытекают два параметра — стадия молчания и спусковой механизм, составляющие динамическое наполнение названных фундаментальных выводов.
Следовательно, определенная совокупность генетически однотипных духов, формируя в автономном режиме свою духовную конструкцию или собственную духовность, предусматривает не только самостоятельную систему координат для динамического хода процесса и не только независимый асимметричный порядок ценностей, но еще и имманентно-внутреннюю свободную меру или измеритель исторического времени, опирающийся на схему соотносительных (релятивных) последовательностей событий. Таким образом, в процессуальном отношении сублимация духов, духовностей и культур, практикуемая духовным подходом, представляет собой дискретно-относительную операцию (методологический релятивизм), включающую в себя с принципиальной стороны правило обогащая обогащаясь и автономный регламент бытия, а с динамической — стадию молчания и спусковой механизм. Дискретно-относительная механика или методологический релятивизм в корне противоречит традиционному способу синхронической стандартизации («египетская хронология» по И. Великовскому) и хронологической корреляции (шедевры которой: «История Рима» Т. Моммзена или «История России с древнейших времен» С. М. Соловьева) с той существенной особенностью, что, если второе противостоит первому по всему фронту, то первое отчасти включает в себя элементы второго в качестве коннотаций.
Самый экзотический элемент дискретно-релятивистской модели исторического познания — спусковой механизм присутствует во множестве на страницах академической хронологической летописи, но, будучи окутан непроницаемой пеленой фактов и очевидностей, редко обнажает свое духовное нутро. Из явных даже на наглядном фоне примеров из подлинных спусковых механизмов можно назвать, кроме завоеваний Александра Македонского, еще вторжение Наполеона Бонапарта в Россию в 1812 году. Преисполненный ощущения именно этого смысла, Вл. Соловьев писал: «Смысл войны не исчерпывается ее определением как зла и бедствия, в ней есть и нечто положительное — не в том смысле, чтобы она была сама по себе нормальна, а лишь в том, что она бывает реально необходимою при данных условиях» (1996, с. 340). В дальнейшем будет показано значение параметра спускового механизма при становлении русского еврейства. Если спусковой механизм кажется экзотической пикантностью метода, то стадия молчания относится к числу радикальных параметров, которые антиподальны и антагонистичны не форме, а самой мировоззренческой сути академической методологии истории, ибо здесь абсолютная хронология истории противостоит относительному летоисчислению, при которой внешнеотсчетная шкала времени разрушает внутренний пульс биения жизни. Об огромной духовной емкости «стадии молчания» говорит история греческой культуры, которая содержит в себе изумительный образец этой стадии, и таким образцом является гомеровская эпоха, случившаяся в период «молчания», как с еврейской, так и с римской сторон. Поэмы Гомера беспрецедентны по той выразительности, с какой они продемонстрировали процесс зарождения, становления и оформления специфической греческой духовности, а известный «гомеровский вопрос» есть не что иное, как декларация основного закона любой духовности: духовность никогда не приходит извне и не духовность служит производным исторического времени, а время становится историческим благодаря духовности. Поэтому «потеря шести веков», обнаруженная И. Великовским, вовсе не является трагедией для методологического релятивизма и даже более того, — если данный феномен и имеет какое-то значение для последнего, то только как открытие гносеологического дефекта традиционной методологии исторического исследования, очевидно иллюстрирующего непригодность его для исторического аспекта еврейской тематики.
Итак, главный вывод из проведенного обзора исторических сказаний И. Великовского, сосредоточившего в себе все характеристические параметры материалистического понимания истории, состоит в том, что фактологический метод, — и не только при историческом подходе, — непригоден для опознания монотеистической идеологии, а, следовательно, материалистическое понимание истории неспособно принципиально даже приблизиться к пониманию еврейской истории или еврейской темы в целом. Общая суть еврейской истории, как и всего уклада еврейской экзистенции, априорно полагается в монотеистическом мировоззрении, под протекторатом которого происходил Исход евреев из Египта и, главное, Синайское Свершение. Данное априорное полагание есть не более чем умозрительное допущение, и оно же требует признать, что еврейское содержание монотеизма необходимо имеет свою уникальную форму, что должно отличать ее от первородного эхнатоновского тезиса. Последним, как известно, был гордый лозунг «живущий в истине», который сохранился до настоящего времени как критерий духовного совершенства. Но вне зависимости от того, был ли египетский монотеизм генетически первичным по отношению к еврейскому, или наоборот, или они были одновременны, только связаны парагенетической связью, еврейская модификация, имея внутри себя такие параметры, как вера и Синайское Откровение, не может не быть самобытной и оригинальной. Еврейское предание передало эту самобытность иудейского духотворчества в виде символа и эмблемы, взявшего имя горы Сион. В этом символе свернуто представление о Сионе как месте обитания еврейского единого Бога и, соответственно, как места притяжения всех евреев, — пророк Иоиль известил; «И возгремит Господь с Сиона, и дает глас Свой из Иерусалима; содрогнутся небо и земля; но Господь будет защитою для народа Своего и обороною для сынов Израилевых. Тогда узнаете, что Я — Господь Бог ваш, обитающий на Сионе, на святой горе Моей; и будет Иерусалим святынею, и не будут уже иноплеменники проходить чрез него» (Иоил. 3:16-17). В еврейском предании (Танахе) содержится также компактное и расширенное изложение сионистской программы — Книга Исайи во главе с пророком Исаией, воплотившем веру в единого Бога в конкретную сионистскую форму, изначально имеющую, таким образом, духовное содержание, а фактор государства был позднейшим политическим приобретением.
