Способы создания миров - Гудмен Нельсон (библиотека книг TXT) 📗
В случаях с тканью и семенами я говорил о том, что отображение узора или смеси производится на целую штуку ткани или бочку, или емкость; однако обычно мы отображаем их на другие разумно выделенные части: на пакеты семян или отрезы ткани, или питьевые порции воды. И это стоит отметить по нескольким причинам. Во-первых, все такие доли, часто представляющие для нас первичный интерес, могут весьма отличаться от целого в требуемом отношении; например, даже если смесь в бочке находится в соотношении 50 на 50, каждый пакет мог бы содержать семена только одного или только другого рода. Во-вторых, в таком случае не достигнуто соответствие среди образцов, которое предстает, таким образом, более прямым способом проверки показательности образца для нормального отображения. И в-третьих, наше внимание привлечено к виду соответствия, которого требуется достичь среди образцов: не все образчики должны быть одинаковыми до тех пор, пока из них можно сложить тот же самый узор, и не все пакеты семян должны содержать точно ту же смесь, скажем, 50–50, а только должны варьироваться вокруг этого соотношения избранным статистическим способом (как медиана, среднее число или метод) или таким образом, чтобы логическая сумма всех принятых образцов приблизительно давала соотношение 50–50.
Произведения искусства не отрезаны от рулона или вынуты из бочки — они взяты из моря. Они буквально или метафорически экземплифицируют формы, чувства, сближения, контрасты, обнаруженные в мире или встроенные в мир. Признаки целого не определены, и показательность образца зависит не от того, хорошо ли перемешалось содержимое бочки или насколько разнесены места взятия воды, а скорее от координации образцов. Другими словами, правильность композиции, цвета, гармонии — показательность произведения как образца этих признаков — проверена нашим успехом в обнаружении и применении того, что экземплифицируется. Что считать успехом в достижении соответствия — зависит от того, что именно наши привычки, постепенно изменяющиеся перед лицом новых столкновений и новых предложений, принимают за отображаемые роды. Композиция картины Мондриана правильна, если она отображаема на структуру, действенную в наблюдении мира. Когда Дега изобразил женщину, сидящую около края картины и выглядывающую из нее, он бросил вызов традиционным стандартам мизансцены и предложил на примере новый способ видения, организации опыта. Правильность композиции отличается от правильности представления или описания не столько по своей природе или стандартам, сколько по типу символизации и используемому способу референции.
7. Пересмотренная правильность
Итак, истинность утверждений и правильность описаний, представлений, экземплификаций, выражения — композиции, рисунка, дикции, ритма — прежде всего вопрос соответствия с тем, к чему производится та или иная референция, или с другими представлениями, или со способами и методом организации. Различия между соответствием версии миру, мира — версии и версий — друг другу или другим версиям исчезают, когда признана роль версий в создании миров, которым они соответствуют. Знание или понимание рассматриваются как расположение вне приобретения истинного полагании к обнаружению и изобретению соответствия всех видов.
Процедуры и тесты, используемые при поиске правильных версий, располагаются от дедуктивного и индуктивного вывода до выбора показательного образца и соответствия среди образцов. Несмотря на нашу веру в такие тесты, их требования часто могут казаться неясными как средства для определения правильности. Действительно, мы обращаемся скорее не к возможности оправдать наше доверие индуктивному выводу или процедурам взятия показательных образцов, а непосредственно к возможности доверять тому обоснованию, которое может иметься для этих процедур. Выбор «зеленого» скорее чем «зинего» как отображаемого предиката или размешивание содержимого и встряхивание бочки с семенами могут походить на заклинание дождя — ритуал с некоторыми празднуемыми успехами и некоторыми пренебреженными неудачами, который культивируют до тех пор, пока он не окажется слишком пагубным или вызывающим недоверие. Но столь мрачное представление подразумевает дискредитированное требование обоснования как убедительный аргумент, что тест или процедура будет гарантировать или по крайней мере улучшать наши возможности достичь правильных заключений. Мы видели, напротив, что правильность категоризации, которая входит в большинство других множеств правильности — скорее вопрос соответствия с практикой; что без организации, без выбора релевантных родов, производимого развивающейся традицией, нет никакой правильности или неправильности категоризации, никакой валидности или недействительности индуктивного вывода, никакой показательности или непоказательности образца и никакой однородности или неравенства среди образцов. Таким образом, обоснование подобных тестов правильности может состоять прежде всего в показе не того, что они являются надежными, но того, что они являются надежными.
В любом случае, результаты тестов являются временными, в то время как об истине и правильности мы думаем как о вечных. Прохождение многих различных тестов увеличивает приемлемость; но то, что однажды было максимально приемлемо, может позже быть неприемлемо. Полная и постоянная приемлемость, тем не менее, может быть принята как достаточное условие правильности. Такая окончательная приемлемость, хотя и столь же недоступна, как абсолютная правильность, является, однако, объяснимой в терминах тестов и их результатов.
Правильна ли композиция картины и точно ли содержащееся в утверждении описание — это проверяется рассмотрением и повторным рассмотрением картины или утверждения и того, на что они так или иначе указывают, тестирующим его соответствие в различных применениях и с другими структурами и утверждениями. Можно вспомнить интригующее замечание Констебля, подчеркнутое Гомбричем, [122] что живопись — это наука, где картины — эксперименты. Согласие по изначально непроверенным суждениям [123] или среди них и их устойчивость после проверки встречаются довольно редко как для композиций, так и для утверждений Кроме того, правильность композиции и истинность утверждения в равной степени относительны к системы: композиция, которая неправильна в мире Рафаэля, может быть правильной в мире Сера, подобно тому, как описание движения бортпроводницы, которое является неправильным с контрольной вышки, может быть правильным с пассажирского кресла; такая относительность не должна быть принята за субъективность ни в одном из этих случаев. Хваленое требование принятия научным сообществом не выдерживает фундаментальных споров, бушующих почти в каждой науке от психологии до астрофизики. Суждения о Парфеноне и Келской Книге [124] менялись едва ли в меньшем диапазоне, чем суждения законов тяготения. [125] Я не утверждаю, что правильность в искусстве менее субъективна, или даже не более субъективна, чем научная истина, но только предполагаю, что граница между художественным и научным суждением не совпадает с границей между субъективным и объективным и что любое приближение к универсальному согласию о чем-либо существенном является исключительным.
Мои читатели могли ослабить это последнее убеждение, единодушно соглашаясь с предшествующим — довольно извилистым и в двойном смысле пытливым — ходом мысли.
Конечно, имеются бесчисленные другие альтернативы, чем (14) и (15), конфликтующие с обоими; точки могут быть рассмотрены как состоящие из противоположных диагоналей или из любых других двух или более линий, имеющих общее пересечение, или рассмотрены различными способами в терминах областей.
Примечание к пятому изданию. В настоящем тексте конец первого абзаца был пересмотрен, как и два последние предложения третьего с конца абзаца главы ("Полная и постоянная приемлемость, тем не менее…"). Обсуждение истины и приемлемости было заменено решительно иной трактовкой в книге Нельсона Гудмена и Кэтрин Елгин «Реконцепции», глава X. (Reconceptions by Nelson Goodman and Catherine Z. Elgin (Hackett, 1988), Chapter X).
