Сократ - Нерсесянц Владик Сумбатович (читать книги без .txt) 📗
В тюрьме Сократ пребывал в обычном для него светлом и бодром настроении. Его навещали родные и друзья. И до самого заката солнца последнего тюремного дня Сократа продолжались беседы — о жизни и смерти, добродетелях и пороках, законах и полисе, богах и бессмертии души.
Отсрочка казни дала Сократу возможность еще раз продумать смысл того божественного призвания, которое определило его жизненный путь и занятия.
Себя Сократ считал служителем светлого бога Аполлона. На протяжении долгой жизни не раз ему снился один и тот же сон. Картина сновидений менялась, но слова во сне звучали те же самые: "Сократ, твори и трудись на поприще Муз". Прежде Сократ считал эти слова из сновидений божественным призывом и советом заниматься философией, поскольку в сфере Муз она, по мнению Сократа, была высочайшим из искусств. Но теперь, в ожидании казни, Сократ стал сомневаться, правильно ли он истолковал ранее смысл призыва в повторявшихся сновидениях, не приказывал ли ему этот божий призыв заняться обычным искусством, т. е. поэтическим творчеством. И вот, повинуясь новой версии толкования своих прежних сновидений, Сократ сочинил гимн в честь богов-близнецов Аполлона и Артемиды. Согласно Диогену Лаэртскому, начало этого гимна звучало так:
Но поэзия трудно давалась старому философу. "…Почтив бога, я понял, — признавался Сократ, — что поэт — если только он хочет быть настоящим поэтом — должен творить мифы, а не рассуждения. Сам же я даром воображения не владею…" (Платон. Федон, 61 b). Поэтому, продолжая свое очищение поэтическим искусством, Сократ переложил стихами несколько басен Эзопа, Диоген Лаэртский приводит первые две строчки одного из этих стихов:
В тюрьме Сократа часто навещал его старый друг Критон, который "ублаготворил", как он выразился, тюремного сторожа и добился его расположения. Накануне возвращения священного посольства с Делоса Критон стал настойчиво склонять Сократа к побегу из тюрьмы. Детали побега были уже продуманы его организаторами, друзьями Сократа. "Да и не так много требуют денег те, кто берется спасти тебя и вывести отсюда", — уговаривал Сократа его друг. Кроме самого Критона, дать деньги для побега пожелали фессалийцы Симмий и Кебет, да и другие сторонники Сократа. Конечно, признался Критон, организаторам побега приходится считаться с известным риском. На них, видимо, донесут, но друзья Сократа твердо решили спасти его. Скорее всего, заметил Критон, на доносчиков, этот "дешевый народ", и вовсе не понадобится много денег.
Желая уговорить Сократа, Критон сослался на несправедливость приговора, напомнил об ответственности перед семьей и малолетними детьми, остающимися в нужде и без поддержки. Побег же будет успешным, и Сократ найдет приют у преданных друзей в Фессалии.
Привел Критон и такой довод. Отказ Сократа от побега бросит, мол, тень и на его друзей. Большинство станет говорить, что друзья отшатнулись от Сократа в трудный час, пожалели денег и усилий для его спасения.
С предложением и доводами Критона Сократ не согласился. Бегство из тюрьмы было для него совершенно неприемлемо. Это было бы, по его мнению, бесчестным и преступным поступком, несправедливостью и злом. Хотя большинство и в состоянии убить нас, заметил Сократ; однако в вопросе о добродетельном, справедливом и прекрасном следует руководствоваться не мнением большинства, а мнением людей разумных и самой истиной. "…Согласно или не согласно с этим большинство, пострадаем ли мы от этого больше или меньше, чем теперь, все равно, — считал Сократ, — несправедливый поступок есть зло и позор для совершающего его, и притом во всех случаях" {Платон. Критон, 49 b).
Цель, даже высокая и справедливая, не оправдывает, по мнению Сократа, низких и преступных средств. И он считал недопустимым отвечать несправедливостью и злом на чужую несправедливость и зло. Сократ не раз высказывал ту мысль, что лучше претерпеть чужую несправедливость, чем самому творить ее. Воздавать злом за зло — несправедливо, полагал Сократ, расходясь в оценке этого ключевого этического момента с мнением большинства своих современников. В данном отношении его позиция довольно близка к последующей этике непротивления злу насилием.
Критику мотивов бегства из тюрьмы Сократ в дальнейшем ведет от имени Законов, как если бы последние собственной персоной явились в тюремную камеру, чтобы своим авторитетом и личным вмешательством предотвратить замышляемое преступление. "Тогда посмотри вот как, — говорит Сократ Критону, — если бы, чуть только собрались мы отсюда удрать — или как бы мы это там ни назвали, — вдруг пришли Законы и само Государство и, заступив нам дорогу, спросили:,Скажи-ка, Сократ, что это ты задумал? Не замыслил ли ты поступком, который собираешься совершить, погубить, насколько это от тебя зависит, нас, Законы, и все Государство? Или, по-твоему, еще может стоять целым и невредимым то государство, в котором судебные приговоры не имеют никакой силы, но по воле частных лиц становятся недействительными и отменяются?"" (Там же, 50 b).
Законы ставят Сократа перед альтернативой: если он погибнет в соответствии с приговором, он кончит свою жизнь, обиженный людьми, а не Законами; если же он убежит из тюрьмы, позорно воздав обидой за обиду и злом за зло, то нарушит свои обязанности гражданина перед Государством и Законами и причинит им ущерб. Такое преступление навлечет па него гнев не только земных, но и божественных законов: ведь Законы Аида, куда переселяется каждый после смерти, — родные братья здешних, земных Законов.
Эту речь Законов, признается Сократ, он слышит так же явственно и отчетливо, как корибантам — жрецам Великой Матери богов — во время их экстатических оргий слышатся звуки небесных флейт.
Аргументы, вкладываемые Сократом в уста Законов, это, по существу, лишь наглядная и драматическая форма выражения тех же самых положений, которыми он последовательно руководствовался на протяжении всей своей жизни до суда и на самом процессе. Поэтому бегство из тюрьмы для него было бы такой же изменой себе и своему делу, как и примиренческая по отношению к обвинителям и судьям позиция на суде. Согласие на смерть — необходимое и неизбежное условие борьбы за справедливость, если, конечно, эта борьба серьезна и принципиальна. Именно такой была жизненная и философская борьба Сократа. И когда настал час оплаты последних жизненных счетов, он был давно и твердо готов к смерти.
Существенным мотивом против побега из тюрьмы был полисный патриотизм Сократа, его глубокая и искренняя привязанность к родному городу. У 70-летнего философа было достаточно времени уяснить свои взаимоотношения с Афинами. Вся долгая предшествующая жизнь его, если не считать участия в трех военных походах и одну отлучку из города во время праздника Посейдона на Истме, прошла в Афинах. Не все в афинской политике нравилось Сократу. Мы уже были свидетелями ряда его драматических столкновений с афинскими правителями и демосом. Но все его критические выпады против афинских порядков и ссылки на Спарту и Крит как примеры благоустроенных государств неизменно оставались в границах и горизонте его полисного патриотизма. Преданность родному полису и его законам была для Сократа высшей этической нормой взаимоотношений гражданина и полиса в целом.
Обвинители Сократа вовсю, конечно, использовали стойкую молву о его проспартанских настроениях, выдавая их за проявление враждебности к афинскому полису, его устоям и нравам. Это было злостной и нечистоплотной игрой на патриотических чувствах афинского демоса. Если какие-то черты спартанского пли критского государственного строя и нравились Сократу, из этого вовсе не следовало, будто он предпочитает эти полисы своему родному, Его реформаторская критичность была нацелена на разумное и справедливое, как он понимал, ведение государственных дел, а не на причинение ущерба Афинам. Жизнь и особенно смерть Сократа не оставляют сомнений па этот счет.
