Мысли - Блез Паскаль (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗

429. Но из утверждения, что в Боге — конец кон­цов, с неизбежностью, вытекает, что в Нем — и начало начал. Взоры человека возведены горе, но его ноги сто­ят на песке: Земля разверзнется, и человек провалится в бездну, не отрывая глаз от неба.

430. Лживо то вероучение, которое не преисполнено преклонения перед Господом как началом начал всего сущего и не утверждает главным своим нравственным законом любовь к Нему и только к Нему, как конечной цели всего сущего.

431. Если существует единое общее начало и единая конечная цель сущего, значит, все — от этого Единого и всё во имя Его. Поэтому истина — в том вероучении, которое учит поклоняться только Ему, любить только Его. Но так как мы равно не в силах поклоняться кому-то, нам неведомому, и любить кого-то, кроме нас самих, дело вероучения — не только научить нас на­шему долгу, но и открыть нам глаза и на это бессилие, и на пути, ведущие к его исцелению. Вера учит нас, что если по вине одного-единственного человека мы всё утратили и были отрешены от Господа, то благодаря одному-единственному человеку Господь вновь приоб­щил нас к Себе.

Мы от рождения так мало привлекаем к себе Гос­подню любовь, а меж тем она так необходима нам, что-либо мы и впрямь рождаемся на свет отягощенные виной, либо Господь несправедлив.

432. Признак истинности вероучения в том, что оно вменяет человеку в долг любовь к Господу. Что может быть справедливее? Однако из всех вероучений только христианство побуждает к подобной любви. Истинной вере надлежит также все знать о людской похоти и людском бессилии: христианство знает и это. Ему ве­домо, как целить эти пороки; одно из таких целительных средств — молитва. Лишь христиане обращаются к Богу с мольбой ниспослать им любовь к Нему и силы следовать Его заветам.

433. Если Бог существует, нам надлежит любить Его, и только Его, а не творения, чей век мимолетен.

Рассуждение нечестивцев из “Премудрости” целиком основано на том, что Бога нету. “В таком случае, — сказано там, — будем же наслаждаться сущим”. Это на худой конец. Но они пришли бы к противоположному выводу, если бы верили в существование Бога и воз­можность любить Его. Именно такой вывод и сделали истинные мудрецы. “Существует Бог, не станем же ис­кать наслаждения в сущем”.

Итак, все побуждающее привязываться к сущему пагубно для нас, ибо мешает служить Господу, если мы познали Его, или искать, если еще не познали. Но мы исполнены похоти и, значит, исполнены зла, и, значит, нам надлежит ненавидеть себя и все, что побуждает нас к привязанностям, мешающим единой любви к Господу.

434. Кто не питает ненависти к своему себялюбию и всегдашнему желанию обожествить себя, тот просто-напросто слеп. Разве не очевидно, что подобное желание противно истине и справедливости? Ибо неправда, что мы достойны обожествления, и несправедливо к этому стремиться, и невозможно этого достичь, поскольку все без изъятия хотят того же. Так что наша прирожденная несправедливость бьет в глаза, и нам от нее не изба­виться, а избавиться необходимо.

Меж тем все другие вероучения молчат о том, что это — грех, что мы в этом грехе рождены, что наш долг — противостоять ему, они и не думают давать нам целительные средства от подобного недуга.

435. Истинное вероучение помогает нам постичь наш долг, наши слабости, которые мешают его исполнению —. гордыню, похоть, — и целительные средства — смире­ние, умерщвление плоти.

436. Пусть истинное вероучение научит человека по­нимать, как он велик и как ничтожен, пусть внушит ему уважение и презрение, любовь и ненависть к самому Себе.

437. Все эти противоречия, которые, казалось бы, должны были так отдалять меня от познания сути любого вероучения, — именно они так быстро привели меня к вероучению, основанному на истине.

7. Заключение

438. Главные свои удары — о менее существенных я сейчас говорить не буду — пирроники сосредоточили на следующем: у нас нет никаких доказательств истин­ности этих основополагающих начал, кроме веры и от­кровения, да еще ощущения их изначального присутствия в нашем существе. Но это ощущение изначального при­сутствия нельзя считать решительным доказательством их истинности, ибо мы верим, но отнюдь не уверены в том, что человек действительно был сотворен благим Господом, а не злобным демоном или случайностью, и, следовательно, не зная, каково наше происхождение, не можем знать, все ли истина в оных основополагающих началах, или все ложь, или в них наличествует и то и другое. Более того, мы можем только верить, но отнюдь не знать наверное, что в эту минуту бодрствуем, а не спим, ибо спящие не менее твердо уверены, что бодр­ствуют, нежели мы, бодрствующие: им мнится, будто они видят пространство, облики, движения, чувствуют протекание времени, измеряют его, даже действуют во сне, словно наяву; и как знать, поскольку, по нашему собственному признанию, половина нашей жизни проходит во сне, когда человек, сам того не понимая, утрачивает всякое представление о действительности, ибо его чувства в это время — лишь воображаемые чувства, — как знать, не является ли сном та часть нашей жизни, которую мы считаем бодрствованием, сном с присущими именно ему особенностями, и не пробуждаемся ли мы от него как раз тогда, когда, по нашим представлениям, засыпаем?

И если бы люди спали все вместе и если бы им случалось видеть одинаковые сны — это бывает, и не­редко! — а потом они бодрствовали бы врозь, можно ли усомниться, что сон они считали бы явью, и наоборот? В общем, как нам нередко снится, что мы видим сме­няющие друг друга сны, так и в жизни, которая тоже есть сон, сновидения возникают одно из другого, и про­буждает нас только смерть, ну, а пока мы живем, у нас так же мало руководящих начал для постижения истины в блага, как их нет у спящих обыкновенным сном; что же касается множества мыслей, волнующих нас, вполне возможно, все они порождены заблуждением, как, ска­жем, вера в способность времени двигаться или пустые фантазии, населяющие наши сны.

Вот на что направлены главные удары той или другой стороны.

Не касаюсь сейчас менее существенных вопросов — например, выступлений пирроников против влияния установившихся обычаев и нравов, воспитания, местных особенностей и прочего в том же духе, — влияния, не­отразимого для большинства людей, которые все догматы строят на этих основах, столь шатких, что они мгновенно рушатся, едва пирроники на них подуют. А кто продол­жает сомневаться, пусть прочитает их книги, уж тут-то он будет ими убежден — может быть, даже слишком. Упомяну здесь единственный сильный довод догма­тиков, состоящий в том, что вряд ли найдется такойчеловек, который с полной искренностью и убежденнос­тью стал бы отрицать существование основополагающего начала. На этот довод пирроники возражают, ссылаясь, коротко говоря, на неясность происхождения человека и вытекающую из нее неясность нашей натуры, что, в свою очередь, влечет ответ догматиков, и спор этот будет длиться до скончания мира.

Словом, идет открытая война двух станов, и любой из нас должен принять в ней участие, неизбежно при­соединиться либо к догматикам, либо к пирроникам. Ибо пожелавший остаться нейтральным как раз и ока­жется пирроником из пирроников: в нейтралитете и есть самая суть этой секты, потому что кто не против них, тот, безусловно, заодно с ними (в чем, видимо, их преимущество). Они ведь и сами не стоят за себя, они нейтральны, безразличны, непричастны не только к дру­гим, но и к себе.

Ну, а как поведет себя в таких обстоятельствах че­ловек? Во всем усомнится? Усомнится в том, что он сейчас бодрствует? Что его щиплют или жгут? Усом­нится в том, что сомневается? В том, что существует на свете? Но до такого предела дойти невозможно, и я утверждаю, что подлинно последовательных пирроников никогда и не было. Тут на выручку беспомощному ра­зуму приходит природа и воспрещает ему доходить до таких границ сумасбродства.

Или, напротив того, станет утверждать, что ему от­крыта вся истина, — это ему, тому самому, кого чуть толкнешь — и он уже не знает, на что опереться, и сдает все свои позиции?