Пустота – это радость, или Буддийская философия с прищуром третьего глаза - Пшибыславски Артур (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Покой – существует ли что-нибудь более желанное для философа и для обычного человека? Есть ли что-нибудь более желанное для буддиста, для которого нирвана – согласно одному из ее определений – это покой, или для поляка-католика, устремление которого еще больше – его покой обязательно должен быть святым? Но как же легко покой потерять! Взять хотя бы те же чулки. Сколько нужно намучиться, чтобы они не доставляли хлопот? Читая этот фрагмент воспоминаний о Канте, я почувствовал духовное родство с философом, мне самому еще в детском саду приходилось бороться с труднейшей проблемой – ею были колготки. Что может сильнее унизить молодого мужчину в возрасте четырех лет, как не отнимающие всякое мужское достоинство колготки? Да-да, наши родители и воспитательницы детского сада, не осознавая этого, упорно ломали личности молодых мужчин [7], в душе чувствующих себя Янеком Косом или Густликом из «Четырех танкистов» – эти геройские души в маленьких телах, втиснутых в колготки! Наверняка любой мужчина моего поколения помнит борьбу за собственное достоинство с оскорбительной женской одеждой. На фотографиях детсадовских времен можно увидеть гордые лица из-под ковбойских шляп, дикие взгляды апачей, бросаемые из-под индейских головных уборов с перьями, а от пояса вниз, увы, колготки…
Что ж, с великими философами нас объединяют общие, пусть и банальные проблемы, и так же неуклюже, как философы, мы пытаемся их решить. Но почему мы вынуждены бороться с проблемами и как возникает ситуация столкновения с ними? Прежде чем ответить на эти вопросы, задумаемся, чем является проблема сама по себе. Несмотря на то, что слово «проблема» – существительное в единственном числе, очень трудно найти то единственное, что ее порождает. Ведь проблема Канта крылась не в подвязке или чулке, скорее она сложилась из множества условий. Во-первых, извращенная мода того времени, вынуждавшая мужчин носить чулки (как только выдерживала их психика?!), во-вторых, сами чулки в количестве двух штук, в-третьих, подвязки в таком же количестве, в-четвертых, ноги Канта – удивления не вызывает? – тоже в количестве двух, и наконец, в-пятых, ипохондрия великого человека. Если бы любой из этих факторов отсутствовал, говорить о проблеме было бы трудно. Проблема проявляется во взаимозависимости, как сказал бы буддийский философ, когда вместе сходится много условий, ошибочно принимаемых за единство. Таким образом, во-первых, проблемы как реальной единицы нет, во-вторых, достаточно убрать одно лишь условие, и с проблемой (не самой в себе) покончено. А какое из условий убрать лучше всего? Вмешательство в моду рекламы брюк – одежды настоящего мужчины – не гарантирует успеха, наверняка в те времена именно чулки рекламировались как символ мужественности; впрочем, кто захотел бы позволить втянуть себя в рекламную кампанию такой ерунды, как мода? Ампутация ноги, в свою очередь, кажется развязкой с чрезмерным вмешательством, и Канта можно было бы тогда выплеснуть из ванны вместе с водой. Конфискация одежды в виде подвязок и чулок также не принимается в расчет, особенно в случае ипохондрика, который, не говоря о моральных издержках от принудительного обнажения, сразу бы замерз без них, схлопотал высокую температуру, воспаление легких, потом в результате контакта с пиявками, поставленными для кровопускания, получил бы вирусное воспаление печени по типу В, ведущее в итоге к циррозу печени, а то и к раку печеночных клеток, что не сулит ничего вселяющего надежду, и наконец умер бы от истощения в страшных муках после долгой агонии. Поэтому остается только один выход: избавиться от ипохондрии, и проблема с плеч. Как голова с плеч. Где же еще проблеме находиться, если не в голове?!
Ведь проблема не существовала где-то между чулком, подвязкой и ногой Канта, несмотря на то, что создатель трансцендентальной философии расположил ее именно там. Проблема была абсолютно воображаемой, являлась умственным приложением к реальности, не имеющим с ней ничего общего, поскольку возникла только из-за болезненной впечатлительности по поводу здоровья. Это была исключительно оценка ситуации, а она всегда происходит в голове того, кто оценивает. Потом мы принимаем оценку за реальность, ведь кто-кто, а уж мы-то трезво смотрим на ситуацию. Таким образом, оценка превращается в проекцию, замещающую реальный мир. Начинается борьба с миром, по сути являющаяся борьбой с собственными оценками и концепциями по поводу мира. Неудивительно, что последствия оказываются либо комичными, либо плачевными – зависнув в собственной голове и рассматривая одни лишь собственные концепции, оценки и проекции, мы невидимыми руками мастерим околореальность, в результате получая странные эффекты, способные вызвать удивление даже у нас самих, ведь мы глядим внутрь своей головы, а не на натруженные руки и целый мир. Это непременно приводит к созданию какого-нибудь часоподобного подхвата для чулок или к другому якобы трезвому жизненному выбору, который становится обременительным на долгий срок и к тому же вовсе не решает проблем.
Механизм, изобретенный Кантом, работал в двух направлениях. Во-первых, этот чрезвычайно изощренный «девайс», как говорят англичане, используемый ежедневно, утверждал Канта в верности собственного решения и поддерживал ипохондрическое решение ипохондрической проблемы, которая могла быть делом исключительно ипохондрика, уверенного, что может жить со своими недомоганиями. Мало того, совершенство и изобретательность решения проблемы подтверждают ее весомость, которая не была недооценена. Во-вторых, само решение проблемы превратилось в очередную проблему, ведь механизм выходил из строя. Теперь нужно было решать решение. Вместо того, чтобы заботиться о чулках и подвязках, приходилось беспокоиться о похожем на часы «девайсе», и если бы не добрый друг Канта, которому нравилось чинить это мудреное изобретение, ситуация наверняка закончилась бы созданием приспособления для ремонта приспособления для поддержки чулок. Одну проблему заменили бы на другую и назвали решением. Собственно говоря, это была бы все та же проблема, только несколько отстраненная: из-за «девайса» по-прежнему выглядывали бы угрожающие ногам подвязки. Оценка ситуации оставалась бы ипохондрической, и изменилось бы немногое, ведь даже спрятанные в шкаф подвязки готовились к прыжку подобно запертой в клетке змее-душителю, которая если бы только смогла, мгновенно обвилась бы вокруг своей невинной ипохондрической жертвы, слишком поздно понявшей, что доверять рептилии было нельзя. Таким образом, проблемы вообще не стоит решать, потому что это приводит лишь к дальнейшим осложнениям, которые потом еще более усложняются. Подобный механизм работает не только в философии, но и в жизни. Нет большой разницы между повседневной проблемой и проблемой философской, хотя, конечно, абсурдность слишком сложных решений лучше видна в жизни, чем в философии, прячущейся от комизма за абстрактными барьерами. Просто-напросто жизнь более очевидна, чем философия, и ее легче проверить.
Решать проблемы, похоже, нужно так, чтобы их не решать! А как это сделать? Достаточно заметить, что никакой проблемы нет. Если бы Кант мог посмотреть канал моды по телевидению, то убедился бы воочию, что дела у ног в чулках идут прекрасно (раньше я сказал, что мода – это глупость, и от слов своих не отказываюсь, исключение – показы мод женского белья). В принципе, он смог бы также увидеть значительно более простое и гениальное изобретение, каким являются колготки, хотя мне кажется, что мужская мода его времени не отважилась бы зайти так далеко. А потому достаточно лишь заметить, что там, где кому-то хотелось увидеть проблему, то есть на стыке ног, подвязок и чулок, проблемы-то и нет, она – лишь ничего не стоящая добавочная стоимость, при начислении которой, естественно, придется уплатить повышенный налог. Между подвязкой и лодыжкой Кант засунул собственную оценку ситуации, добавил излишний элемент, и оценка немедленно стала важнее ситуации, открыто превратившись для него собственно в ситуацию. У Канта не было проблемы, Кант лишь думал, что проблема есть, именно в этом и крылась проблема, если таким словом мы еще можем пользоваться. Если мы считаем, что у нас есть проблема, то она есть. Сначала мышление, потом проблема (обязательно надуманная), и никак не наоборот. Мы лишь думаем, что сначала проблема нам что-то навязывает, а потом мы начинаем размышлять над ее решением. Проблема – это неправильная оценка ситуации, спроецированная и принятая за саму ситуацию.
