Введение в философию - Джентиле Джованни (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
6. НАТУРАЛИЗМ И РЕАЛИЗМ
Но натурализм является натурализмом, когда он реализм, т.е. когда он строго задуман и абсолютно последователен: т.е. природа, о которой говорят, не должна быть нашей природой - которую мы мыслим и находим поэтому в нашей мысли и которая в силу этого изменяется с изменением позиции последней (мысли), и развивается, и непрерывно разнообразится вместе с ее непрерывным продвижением вперед. Это должна быть природа, которая, как полагают, обязана существовать до того, как мы начинаем ее мыслить; и, стало быть, она обусловливает, как я сказал, мышление. Природа не in intellectu*, a in re**, как говорят схоласты, - понимаемая реалистически.
И не та ли это природа, как ее обычно понимает каждый думающий: мол, не свет и цвета, которые он видит, существуют потому, что он их видит, - а он видит их потому, что они существуют? Будто вообще этот наполненный светом или тьмой, прозрачный или светонепроницаемый, и застывший, и живой и т. д. мир, который он находит, существовал до него, и его родителей, и прародителей. То, что раньше заставляло мыслить, - как раз эта природе in re, являющаяся природой натуралиста. И этот способ мышления остается лежать в основе мысли, которой обычно довольствуются при повседневном жизнепользо-вании - до тех пор, пока дух не пробудится внутри и не заставит признать свое наличие и свою мощь; входит оный способ в состав того здравого смысла, который обычно управляет людьми, всегда готовыми апеллировать к нему и хвататься за него, как за спасительную доску, всякий раз, когда их интеллектуальная леность жестоким образом сталкивается с философским парадоксом - и вынуждена размышлять над мыслью, которая, на первый взгляд, кажется абсурдной.
Так против реализма наук, не унифицированных, не углубленных, не сведенных к единому источнику, из которого все они берут начало вместе со своими соответствующими объектами, - против реализма здравого смысла восстает идеализм, который стремится обойтись без данной предпосылки природы, существующей по ту сторону и до мысли; это равнозначно тому, чтобы сказать, что он стремится сорвать мир с его оснований!
7. ЛЕГЕНДА ОБ ИДЕАЛИЗМЕ
Пожалуй, в этом месте нужно будет развенчать старую легенду остроумную и изящную, всегда широко использовавшуюся, дабы вызывать смех за спиной идеалистов: дорога она именно потому, что забавна для всех людей здравого смысла. Но это все же легенда, и гласит она, что идеалист, если он и сидит, то сидит не на стуле, а на идее стула; и если он голоден, то ест не хлеб и все, что едят с хлебом, но довольствуется лишь идеей этой Божьей милости... и так далее!
Слишком очевидно, что речь идет о шутке, которая должна была родиться из двусмысленности, и что идеалист не мог бы никогда подумать ни о чем, из чего можно было бы вывести столь ошеломляющие следствия. Ведь двусмысленности столь легки в философии, где каждое слово, т.е. каждое понятие, имеет богатую историю, которой нелегко овладеть даже самим специалистам. И слишком очевидно, что в чем-то должны быть все же правы идеалисты, когда они ссылаются именно на тот самый объект обыденного опыта, названный "стулом", и говорят, что сам этот объект (а не его идея) - ни больше и ни меньше чем идея. И тот, кто не видит этой правоты, не может прийти к иному выводу, если только он не понимает, почему каждый крайне быстро готов признать ее за всякой теоремой любой специальной науки, когда он не в состоянии вновь пройти тот путь, который привел к этой теореме.
8. ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЕ ОТРИЦАНИЕ ПРИРОДЫ
Определяя как идеи все объекты опыта, даже чувственного, идеалист отрицает природу. Это верно, но не идеалист первый отрицал таким образом природу. Это - вечное отрицание, которое осуществляет мысль - мысль всех идеалистов или неидеалистов, философов или нефилософов. Однако все различие в следующем: идеалисты это делают - и говорят об этом, а все другие делают то же, но не говорят. Nesciunt quod faciunt*. И в силу того, что они не знают, они насмехаются и забавляются шуточками, которые ничуть не затрагивают вопроса, рождаемого невозможностью выхода мысли из самой себя; поскольку какое бы интегрирование чисто идеального характера того, о чем говорят, ни предпринималось, дабы перейти (как себе воображают) от идей к вещам и от мысли к природной реальности, это интегрирование может иметь место лишь внутри мысли и с помощью замены предшествующей мысли новой, более богатой и, если угодно, более полной, но всегда равным образом мыслью. И в самом деле, то, что думают о природе in to to* и в частностях, всегда является определенным содержанием или продуктом сознания, который имеет историю, параллельную (идентичную) с историей последнего: она - образ, понятие, система в зависимости от ступени умственного развития человека, который ее себе изображает. На вопрос: "что она такое?" один ответ дает ребенок и другой - зрелый человек; один ответ дает первобытный человек, а другой и весьма разнящийся - цивилизованный человек; одним способом отвечает обычный человек и тысячами других способов - просвещенный человек. Вещь, фантастически воображаемая по ту сторону мысли как единственная, утверждается конкретно - как ею фактически обладает, как бы то ни было, человеческая мысль - лишь в тысячах и тысячах различных форм, почти столь же бесконечных, как и различные вещи, которые, строго говоря, не сопоставимы между собой.
Идеалисту свойственно твердо придерживаться этого наблюдения, которое, впрочем, доступно всем, потому что оно внушается имманентным опытом нашей духовной жизни. Все постулаты, исходя из которых старые и новые реалисты стремятся не сдаваться предписаниям этого неопровержимого опыта, являются или детскими наивностями, нетерпимыми на почве научной рефлексии - всегда рефлексии критической, - или безумными акробатическими трюками, которым наш ум не может предаваться без абсолютной уверенности, что не будет низвергнут в пропасть абсурда.
9. ОШИБКА ИДЕАЛИЗМА
С другой стороны, вопрос не является решенным, когда говорят, что природа, или вообще существующая реальность, есть мысль. Наивен также тот идеалист, который замыкается в этом высказывании, как в неприступной башне, и затыкает уши на вопли противников, продолжающих протестовать снаружи относительно того, что одно дело - стул, а другое - идея стула (или, если предпочесть более благородный пример, одно дело - сто талеров, а другое самое совершенное понятие, которое можно было бы иметь об этих самых ста талерах [1]). Если ошибка антиидеалиста состоит в том, что он не обращает внимания на доводы идеализма, то ошибку, и еще более серьезную, совершает также идеалист, который не дает себе отчета о затруднениях своего противника. У последнего также есть свои доводы, поскольку ему все же нужно понять, как можно в чистом виде сделать различие - что все-таки должен предпринять каждый самый убежденный идеалист - между идеей ста талеров и реальными ста талерами.
