В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - Разеев Данил Николаевич (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Парадигмы философствования
Особый вопрос — это соответствие феноменологии тем задачам, которые ставит перед собой философия сегодня. Остановимся на этом подробнее. Будем придерживаться той точки зрения, что, несмотря на многообразие направлений в философии в любой период ее становления, всегда имелся и имеется определенный центр притяжения философских интересов, не оставляющий равнодушным ни одного из философов и составляющий парадигму философствования или даже философскую эпоху. Это вовсе не противоречит позиции тех, кто считает, что предмет философии един и неизменен со времен открытия в античности такой формы умственной деятельности, как философствование, и является не чем иным, как безусловно всеобщим. Однако природа человеческого разума такова, что он не способен охватить безусловно всеобщее непосредственно, соответственно разум, апеллирующий к бесконечному и абсолютному, сам вынужден жить историческим образом. Философские эпохи, или парадигмы философии — это следствие исторического характера нашего разума, который вынужден подходить ко всеобщему со стороны особого феномена (условно всеобщего), который представляется ему в тот или иной период адекватным выражением безусловно всеобщего. Однако философская мысль также осознает свой конечный характер, развиваясь в условно всеобщем до тех пор, пока не признает, что она не может только на его примере постигнуть безусловного. Тогда ей остается возможность либо найти новое условно всеобщее, изменив парадигму своего вопрошания, либо отвергнуть саму возможность адекватного постижения безусловно всеобщего. Трудно не согласиться с выводами тех исследователей, которые выделяют в истории философского знания ряд основополагающих этапов, или так называемых философских эпох. [264] Нужно понимать, что философия науки как направление отнюдь не было случайным изобретением некоторых мыслителей XX в.; повторим, философия науки — это ответ на требование, которое философское знание предъявило и к себе, и к так называемому научному познанию в конкретную историко — философскую эпоху. Но что же такое философские эпохи?
Первая философская эпоха, как нетрудно догадаться, связана с возникновением философской мысли в Древней Греции, а также с той гениальной интуицией древнегреческих мыслителей, которая и дала дальнейшую жизнь философии вообще; мир есть, а не не есть, мир являет себя нам, постигающим этот мир, в установке удивления от того, что что — то вообще существует. По словам Платона, именно «удивление» лежит в основе философии. [265] Тогда же, в ту эпоху, впервые возникает и феномен науки. Наука есть знание того, что остается неизменным в постоянно становящемся мире; древнегреческие мыслители называли это неизменное бытием, тем, что пребывает вечно. Возьмем Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена, Демокрита или позднее Платона, все они искали неизменное, называя это «водой», «воздухом», «апейроном», «атомом» или «эйдосом», возвышая их до первопринципов гармонического устройства универсума. Первую эпоху в философии называют натурфилософией, поскольку бытие постигалось как природа. Выразителем этой эпохи стал Аристотель, и он же был, если угодно, первым философом науки, потому что, в отличие от всех предшествующих философов, провел разграничение между постижением неизменного в природе и выражением неизменного в мысли и слове. Это фундаментальное различие между постигаемым и выражаемым стало характерной чертой философии науки, возникшей позднее, когда она уже закрепилась институционально, т. е. в университетах и научно — исследовательских центрах, в научных журналах и в отдельных секциях на научных конгрессах.
Философская эпоха бытия как природы не могла существовать вечно; развертывая себя в истории, она не могла более выполнять свою главную задачу — то, что философы обнаруживали в природе как вечно неизменное, становилось все более абстрактным. Первая эпоха философии завершилась в неоплатонизме, апеллирующем к Единому, постижение которого стало невозможно положительным способом. Те, кто считают средние века просто временем религиозного забвения человеком своего разума, сами забывают о том, что средневековье — это не просто историческая эпоха, а эпоха мысли, эпоха особого философского мировоззрения. Средневековье — попытка удержать неизменное в слове, носящем божественный характер. Средневековье находит в Слове фундамент бытия, удерживающий постоянно становящийся мир. Схоластика представляет собой новую форму науки, пришедшую на смену античной физике; именно науки, поскольку схоластика вобрала в себя восходящий к античности идеал науки: найти в изменяющемся мире неизменное, дарующее становящемуся его бытийный статус. Подлинное, т. е. независимое ни от чего иного, бытие для мыслителей средневековья — это Божественное Слово. Только высказывая Слово, Бог создает мир, который, если бы он оставался невысказанным, оставался бы в Божественном Уме в качестве возможности. Средневековье длилось почти тысячу лет, пока сохранялась вера в конкретность божественного Слова. Но и в эту философскую эпоху нашелся мыслитель, которого, опять же условно, можно назвать философом науки, потому что он чувствовал кризис современной ему науки, т. е. схоластики. Этот философ — У. Оккам. Его философская концепция — ответ на требование научного знания его времени. Оккам развил методологию схоластики, когда пришел к выводу об условности словесного выражения. Язык науки — язык знаков (естественных и условных). Если это так, то Слово больше не может быть тем неизменным, которое искала философия как наука.
Все это приводит к возникновению новой парадигмы, к науке Нового времени, которая вновь стремится найти безусловное и неизменное знание. В философских построениях Р. Декарта и Ф. Бэкона явно выражены основные элементы новой парадигмы: подлинное знание — это знание собственного сознания, поиск в сознании подлинно очевидного, того, «несуществование чего невозможно даже помыслить», как удачно выразился Декарт. Мы совершенно не понимаем новоевропейского понятия «опыт», если не улавливаем того, что речь идет не об окружающем нас мире, а о первых очевидностях нашего сознания, только в котором и «имеется» то, что невозможно изменить никакими спекуляциями. Новая парадигма, понимая неизменное бытие как сознание, рождает и новую критическую мысль относительно того, что из безграничного опыта сознания пригодно для научного знания. Так рождается первый позитивизм, очередная (особо отметим, что не первая, как это полагают многие) форма философии науки. Заметим, что О. Конт, которого часто называют противником всей предшествующей философии, боролся вовсе не с философией, а с тем, что он называл «метафизикой» в философии. Он не пытался поставить философию с ног на голову, как это довольно часто воспринимается; целью его философии науки была разработка соответствующей требованиям его времени, его философской эпохи, методологии работы с очевидностями сознания. Позитивная философия Конта позитивна ровно настолько, насколько позитивны все предшествующие и последующие виды философии науки, — очистить научное знание от всего, что мешает постигать неизменное, являющееся фундаментом всего изменяющегося бытия. Позитивизм Конта оказался в более сложной ситуации лишь потому, что неизменное бытие наука Нового времени пыталась обнаружить в сознании человека.
Но и критическая прививка позитивизма была не способна надолго удержать философскую эпоху бытия как сознания. Сознание утрачивало свою конкретность для того, чтобы на нем можно было выстроить безусловную систему научного знания. Поэтому от сознания было оставлено самое конкретное — его воля. К. Маркс и отчасти Ф. Ницше знаменуют философскую эпоху Новейшего времени — эпоху бытия как воли. Новая философская эпоха требует формирования нового идеала научного знания, удачно сформулированного в известном 11‑м тезисе: философия должна не только постигать мир, но и изменять его. Если научное знание по своему истоку есть стремление найти неизменное основание для изменяющегося, то таким неизменным выступает теперь сама воля, формирующая реальность. Наука Новейшего времени становится наукой эксперимента, наукой лабораторий и приборов; такая наука не постигает мир, она начинает его создавать и продолжает это до сегодняшнего дня. «Виртуальная» реальность, о которой так много говорится в наши дни, — это не иная реальность, куда мы уходим время от времени; она и есть реальность, в которой мы живем. Виртуальная реальность — продолжение реальной реальности. Иначе не скажешь, поскольку само понятие реальности становится неопределенным.
