Философия права. Учебник для вузов - Нерсесянц Владик Сумбатович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Противоположность права и уравниловки отчетливо проявляется при сопоставлении дозволений и запретов уравниловки с правовыми запретами и дозволениями.
Дозволение и запрет — два основных способа регуляции поведения людей. В любой сфере жизни официально признанный порядок выражается посредством тех или иных общеобязательных норм-дозволений и норм-запретов. И вполне естественно, что эта нормативная сторона общественных отношений стала в постсоциалистических условиях одной из тех актуальных проблемт, которая требует нового осмысления и решения в русле перехода от уравниловки к праву.
При обсуждении данной проблемы сторонники прогрессивных преобразований в жизни страны, как правило, придерживаются следующей позиции: побольше дозволений (разрешений), поменьшe запретов. И при этом полагают, что приведенная формула как раз и выражает требование свободы и самостоятельности в хозяйственной, политической и иных сферах общественной жизни. К сожалению, такой стереотип глубоко укоренился в общественном сознании и является широко распространенным заблуждением. Преодоление этого заблуждения имеет существенное значение, ибо оно касается проблемы свободы и способов ее официального признания и защиты.
Названная позиция (побольше дозволений, поменьше запретов) выражает требование лишь чисто внешнего изменения сложившейся при социализме системы общеобязательной регуляции, в которой действительно очень много запретов ("паутина запретов"!) и мало дозволений, к тому же трудно реализуемых. Однако ясно, что это требование, имеющее как будто какое-то прогрессивное звучание именно для социалистического типа социальной регуляции, как раз и не может быть осуществлено в его рамках, поскольку каждый тип регулирования общественных отношений с внутренней необходимостью порождает определенную, соответствующую себе, пропорцию соотношения и взаимодействия дозволений и запретов. Иначе говоря, само соотношение дозволений и запретов в любой системе социальной регуляции имеет свою внутреннюю логику, носит необходимый, а не случайный характер и, следовательно, не может быть изменено по желанию или произволу.
Дозволения и запреты уравниловки, с одной стороны, и правовые дозволения и запреты, с другой, существенно отличаются друг от друга своим содержанием и смыслом. С сожалением, однако, приходится констатировать, что в общественном мнении уравниловка нередко отождествляется с принципом правового равенства и недостатки уравнительной регуляции переносятся на право, подкрепляя тем самым ложный образ "права" и питая правовой нигилизм, что особенно некстати в современных условиях, когда требуется сознательное движение от уравниловки к праву.
Характерные для уравниловки тип, способы и система норм принудительной регуляции — несмотря на их мимикрию под право, злоупотребление его словарем и формами выражения — являются антиподами правового регулирования. Уравниловка своим "фактическим равенством" извращает смысл самого принципа равенства, уничтожает субстанцию и суть правового равенства вообще — свободу, равные для всех меры которой только и могут быть Представлены в праве, признаны, гарантированы и защищены правовым законом.
В целом диалектика процесса осуществления диктуемого уравниловкой "фактического равенства" неизбежно ведет к негативному "равенству" несвободы и иных антиценностей.
В соответствии с принудительным принципом уравнительного (потребительского) равенства никто (независимо от трудового вклада, способностей, талантов и т. д.) не должен иметь в своем индивидуальном пользовании ничего такого, чего не могут иметь и все остальные. Отсюда и та заранее предопределенная ограниченная мера потребительского равенства, признание и осуществление которой составляют цель и содержание уравнительной регуляции. Такой исходный потребительский минимум неизбежно ведет и к минимизации труда и его производительности: мера труда в силу обратных связей все же стихийно приходит задним числом в соответствие с низким пределом потребления и даже имеет тенденцию опуститься ниже этого предела — по внутренней логике отношений игнорирующих объективный масштаб правовой регуляции труда; И как следствие подобного игнорирования — взлет потребительской психологии в условиях потребительского дефицита, порождаемого неэффективностью и низким качеством труда при социализме.
Ясно также, что заданную уравниловкой ограниченную меру потребления и труда можно нормативно выразить лишь установлением соответствующей ограниченной меры того, что дозволено (разрешено), и запрещением (прямым и косвенным) всего остального, так или иначе выходящего за узкие рамки прямо дозволенного. Таким образом, минимум реально дозволенного и максимум запрещенное го — необходимое проявление существа уравнительной регуляции а вовсе не чей-то субъективный произвол. Вообще, в ситуации уравниловки популярное социалистическое слово "нельзя", ставшее символом произвола, воодушевлено идеей добра, правда, ложно понятого — всеобщим счастьем потребительского равенства. Как говорил Гегель, все в мире не просто испорчено, а испорчено на "хорошем" основании.
Уравниловка отрицает правовое равенство свободных лиц и подменяет равенство в мере свободы и ответственности произволом и несвободой. Она стремится ко всеобщей нивелировке. Но такое произвольное отрицание реальных различий жизни, будучи лишь иллюзорно-утопическим преодолением действительности, возможно лишь на основе приказных норм. Внутренне противоречивый смысл уравниловки может быть внешне выражен, конкретизирован и представлен лишь в хаотической, неопределенной и необозримой массе властно-силовых норм, устанавливающих содержание и границы соответствующих дозволений и запретов. Произвол, первоначально и внутренне присущий принципу уравниловки, пронизывает все формы его проявления, выражения, реализации я защиты.
Определяющую роль при уравнительном типе регуляции, несмотря на обилие запретов, играют как раз дозволения (разрешения) как способ регулирования общественных отношений. Именно исходный минимум дозволенного (прежде всего в сфере труда и потребления) нуждается как в непосредственной силовой защите, так и в опосредованной поддержке со стороны множества соответствующих запретительных норм, призванных насильственно удерживать поведение людей в тесных границах дозволений. Этой мелочной регламентацией дозволенного и густой сетью запретов порождена та "заурегулированность" жизни и труда, которая была столь характерна для социалистического законодательства и служила необходимой нормативной основой так называемых административно-командных методов управления.
При типичном для уравниловки дозволительном (разрешительном) порядке регуляции по логике вещей может быть разрешено лишь нечто ограниченное, уже известное и конкретноопределенное, а все остальное оказывается запрещенным по принципу: запрещено все, что прямо не разрешено. Таким образом, диктуемый уравниловкой минимум дозволенного с необходимостью порождает максимум запрещенного, причем под запрет, помимо прочего, попадает и преследуется все новое, все творческое и передовое в труде и общественной жизни, все, что выходит за ограниченные рамки норм уравниловки. Требования уравниловки в своей совокупности выступают по сути в качестве весьма действенного нормативного механизма торможения общественного развития, мощного регулятивного средства консервации всех сфер общественной жизни, непреодолимого барьера против активизации человеческого фактора. Уравниловка, насильственным путем минимизируя активность членов общества, насаждает пассивность и застой. Наказуемость инициативы — естественный и массовый продукт уравниловки, всеми своими средствами отрицающей свободу людей, направляющей и ориентирующей их энергию не на улучшение качестве труда и жизни, а на то, чтобы этого не произошло. Порождаемая уравниловкой социально-психологическая и в целом жизненная установка на пассивность и иждивенчество деформирует человеческий фактор и закрывает пути к росту общественного производства и совершенствованию условий жизни.
