Иисус неизвестный - Мережковский Дмитрий Сергеевич (читать книги без регистрации TXT) 📗
Тридцать лет молчит — кует оружие, чтобы победить мир. Тридцать лет стрела на тетиве натянутого лука неподвижна: лук — Иисус, стрела — Христос.
Узкой тропинкой, в сухом лесу, идет человек с горящим факелом; искры довольно, чтобы вспыхнул пожар; но надо, чтобы вспыхнул не раньше, чем несущий факел дойдет до цели: лес — мир, человек — Иисус, факел — Христос.
Все, побеждающие мир, слова Его — лишь волны моря, а под ними глубина — тишина.
Два Эона в Боге, учат гностики: Слово, Логос, и Молчание, Зиге. „Слово стало плотью“, и Молчание тоже.
Кто читает Евангелие, как следует, тот невольно пишет в сердце своем Апокриф, не в новом смысле, „ложного“, а в древнем — „утаенного Евангелия“. [233]
Чудом до наших дней уцелевшая, не писцом на пергаменте, а Богом на земле написанная к такому „утаенному Евангелию“, Апокрифу, заглавная картинка — Галилейский город, Назарет.
К северу от великой Иезреельской равнины — весною зеленого, летом золотого моря хлебов, — на первых отлогих предгорьях Нижней Галилеи, тесно отовсюду замкнутая холмами долина — утаенной жизни колыбель. „Раем Божьим“ называет ее паломник VI века, св. Антонин Мученик. [234]
Имя Nazareth, Nazara, „Заступница“, — может быть, имя здешней древнеханаанской богини Земли-Матери. [235] Милостива, в самом деле, к людям здешняя земля, как мать: так изобильна, что „маслинами легче накормить в Галилее целый легион, чем в земле Иудиной ребенка“, — сказано в Талмуде. [236] Может быть, и в Псалмах говорится о той же земле:
Лето благости Твоей венчаешь, Господи, и стези Твои источают тук; источают на пустынные пажити, и холмы препоясываются радостью; луга одеваются стадами, и долины покрываются хлебом, восклицают и поют. (Пс. 64, 12–14.)
Горный воздух свеж: с гор или с недалекого моря, в самые знойные дни, веет после полудня прохлада. Зимы иногда суровые: выпадает снег, странно белеющий на кипарисах и пальмах, но ненадолго: под первыми лучами солнца тает. [237]
Белые, низенькие, с плоскими кровлями, домики, рассыпанные, как игральные кости, в оливковых рощах и виноградниках по склону холма и в долине, только кое-где стеснились в узкие, крутые, точно в небо уходящие, улочки-лесенки, тенистые, пряно пахнущие оливковым дымом, кислым вином и козьим пометом. Солнечный луч, иногда прорезая тень, освещает пестрые лохмотья белья, висящие на перекинутых через улочку веревках, а там, где дома прерываются садиком, — на колючих заборах из кактусов. [238]
Внутренность домиков бедная: одно жилье из двух половин; в первой, с земляным полом, ступени на две повыше, ютится семья; во второй, нижней, — домашний скот. Глиняные, закоптелые от дыма, стены; узкие, с решетками, щели-оконца. Днем открывается входная дверь для света, а в сумерки зажигается глиняная лампада на высоком железном ставце или на выступающем из стены камне. На полу — очаг с медным котлом; дым выходит в дверь. Тут же ручные жернова. Две-три скамьи, платяная скрыня, мерки с сушеными плодами и крупами, кувшины с вином и оливковым маслом по стенам, — вот и все убранство жилья. Спят на полу, разостлав домодельные ковры и циновки; а на день, свернув, кладут их в угол. В летние же ночи спят на плоской кровле домика, под звездным пологом. [239]
Может быть, в одном из таких домиков и жил Иисус.
Город, в наши дни, уже не тот, что во дни Иисуса, но вокруг него все то же: черные шатры бедуинов-кочевников и караваны верблюдов на равнине Иезрееля, блеющие на туманной заре, овцы и козы у водопойной колоды единственного в долине источника; [240] Назаретские девушки, сходящие к нему с кувшинами; вьющиеся над домами, с веселыми криками, ласточки; снизу долетающий сюда чуть слышно, а там внизу, где жаркий ветер волнует золотое море бесконечных иезреельских нив, оглушительный в тишине полдня, звон „кимвалов“ — кузнечиков. [241]
В двух часах пути от Назарета — столица Нижней Галилеи, Сепфорис-Диокесария; там — римские театры, школы, бани, ристалища, храмы богов, восемнадцать синагог и множество книжников. [242] Но ничего не доходит оттуда в Назарет; здесь — тишина бесконечная, как в жизни Иисуса-отрока.
„Из Назарета может ли быть что доброе?“ (Ио. 1, 16.) — „Разве из Галилеи Христос (Мессия) придет?“ (Ио. 7, 41.) — „Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк“ (Ио. 7, 52.) Там „народ, сидящий во тьме… и тени смертной“ (Мт. 4, 15.)
„Галилея“, Gelil-ha-goym, значит „Округа язычников“. Кровь самих иудеев, живущих здесь, — „нечистая“, смешанная с кровью финикийской, вавилонской и эллинской. [243] Даже говор галилейский нечист: смешивает еврейские горловые гласные. [244] Сколько ни отрекался Петр от Господа в роковую ночь, во дворе Каиафы, узнан был по галилейскому говору: „Точно, и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя“ (Мт. 26, 7.) Так же, может быть, обличаем был и сам Иисус.
Только в больших городах — в Иерусалиме, конечно, особенно — живут иудеи чистой крови, chabar, — „люди закона“, благочестивые, а „поселяне“, amha-arets (ими полна Галилея, где городов мало) — „темные люди“, „невежды в законе“. [245] — „Амгаарецы все нечестивы“, — учит Равви Гиллель (Hillel), старший современник Иисуса. [246]
„Ни продавать Амгаарецам, ни покупать у них, ни останавливаться в домах их, ни у себя принимать, ни закону учить не должно“. Свят только „знающий“; „невежда“ греха не боится. [247] „Этот народ — невежда в законе, проклят он“, — скажут иудейские книжники об идущих за Иисусом „темных людях земли“, Амгаарецах (Ио. 7, 49.)
Но знающие, как это часто бывает, оказались невеждами; главное знание забыли — что не Иудея, а Галилея языческая, „народ, сидящий во тьме и тени смертной, увидит свет великий“; что к этим-то именно „темным людям“ и придет Мессия; что о них-то и сказано: „Нищим благовествовать помазал Меня Господь“ (Ис. 61, 1.) Этими словами начинает Иисус проповедь Свою в Назарете о наступающем царстве бедных — Царстве Божием (Лк. 4, 17–19.)
Имя самого Мессии у Ветхозаветных пророков — Ani, „Бедный“. [248] Вот почему и пастухи Вифлеемские, первые из людей, поклонились Младенцу Христу, „тихие люди земли“ — Тишайшему, бедные — Беднейшему. [249]
Иосиф и Мария — бедные люди: это видно по тому, что в жертву за очищение после родов приносят они двух горлиц — „жертву бедных“ (Лев. 12, 7–8.)
Сказывая притчу о потерянной драхме, может быть, вспоминал Иисус, как мать Его искала пропавшую денежку в бедном Назаретском домике; зажгла свечу, мела горницу и, когда нашла, обрадовалась так, как будто потеряла и нашла сокровище (Лк. 14, 8–9.)
