Данте Алигьери - Доброхотов Александр Львович (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Подведем итоги. Встреча Данте на весеннем лугу Земного Рая с грациозной девушкой, плетущей венок, означает новый этап пути. Он попал в утраченное человечеством царство чистой радости и прекрасного — легкого и веселого — труда. Это мир неиспорченной природы, о которой ему читает лекцию Мательда. Соответственно это уровень разума, переходный от земного разума (Вергилий) к небесному (Беатриче). Условно его можно назвать теоретическим естествознанием. На языке теологии это ветхозаветная София, радость божественного творчества (см. 105), деятельное устроение вещества. Это воплощенная справедливость, ждущая людей в покинутом Рае Земли. Это идеальность земной любви. Если Лючия — свет физический и моральный, Беатриче — свет метафизический, свет откровения, то Мательда — свет знания естественного. Так же как Прозерпина и Евридика, она утрачена для мира, но должна вернуться. Наконец, она, как Иоанн Креститель, должна «приготовить путь Господу» (Матф. 3, 3) в смысле будущего царства божия на Земле. Недаром в поэме она предшествует более высокому типу знания — Беатриче.
Следующая, XXIX песнь начинает величественный спектакль, разыгранный для Данте небесами на сцене Земного Рая. Пройдя вверх по ручью менее ста шагов, Мательда и Данте останавливаются. «Смотри и слушай», — говорит новая покровительница Данте. С востока движется процессия. Впереди семь золотых светильников — дары святого духа. За светильниками тянутся семь полос цвета радуги. Следом идут увенчанные лилиями двадцать четыре старца, символизирующие книги Ветхого завета. Затем шествуют четыре шестикрылых зверя, крылья которых «полны очей», — это четыре Евангелия. (Сам Данте указывает на источник своей фантазии: книга пророка Иезекииля и Апокалипсис.) Они с четырех сторон окружают двуколую повозку — триумфальную колесницу, в которую запряжен грифон, т. е. лев с крыльями и головой орла. Грифон символизирует Христа, его богочеловеческую природу. Поднятые крылья грифона бесконечно высоко уходят в небо, так что между ними оказываются три средние полосы из семи, оставляемых светильниками. Это указывает на троякую природу бога и на пересечение в Христе земного с небесным. У правого колеса повозки, символизирующей церковь, танцуют три женщины — богословские добродетели, у левого четыре женщины — природные добродетели. Природные добродетели одеты в пурпур, богословские — в свои обычные цвета: зеленый, алый, белый. Затем идут два старца: тот, что в одежках врача, — книга Деяний апостолов (она написана Лукой, который, по преданию, был врачом); тот, что с мечом, — послания апостола Павла (он был воином). Далее идут «смиренных четверо»: это послания апостолов Иакова, Петра, Иоанна, Иуды. Затем одинокий старец, который «ступал во сне с провидящим челом». Это — Апокалипсис, в котором будущее открыто в видении, словно во сне. Удар грома останавливает шествие перед Данте. Следующие события разворачиваются в XXX песни, кульминационной для всей «Комедии».
В колеснице появляется женщина в венке олив, под белым покрывалом, в алом платье. Данте испытывает «обаянье былой любви», предчувствуя, кто откроется его взгляду. В смятении чувств он обращается к Вергилию, но Вергилий исчез. Он выполнил свою миссию. Данте обливается слезами, потрясенный потерей вожатого, но слышит голос с колесницы, со сдержанным гневом прерывающий его плач. Затем Беатриче называет себя. Стих звучит как колокольный звон:
Затем Беатриче обращается к Данте с обвинительной речью, в которой сурово корит его за измену юношескому идеалу.
XXX песнь — это смысловой центр «Комедии». Обратим внимание на ее структуру. Все детали этой изощренной конструкции, в которой отразилась и Дантова философия числа, и философия композиции, и философия творчества, не только трудно описать, но и вряд ли можно обнаружить с исчерпывающей полнотой. Самые значимые числа «Комедии» — 3, 9, 10, т. е. Троица, ее благодать и божественная полнота. Эти числа пронизывают всю песнь. Номер песни во второй кантике — 30, т. е. 3X10. До нее 63 песни (6 + 3 = 9), после нее 36 песней (3 + 6 = 9), сама она 64-я (6 + 4 = 10). Композиционно важные моменты песни: начало песнопений — ст. 10; обращение к Вергилию— ст. 46 (4 + 6 = 10); первые слова Беатриче с упоминанием имен Данте и Вергилия — ст. 55 (5 + 5 = 10); именование Беатриче — ст. 73 (7 + 3 = 10). Особенно важны 55-й стих, где в первый и последний раз звучит имя Данте, и 73-й, где в первый раз звучит имя Беатриче. До 55-го стиха 54 стиха (5 + 4 = 9), после него 90 стихов (9 + 0 = 9). До и после 73-го стиха 72 стиха (7 + 2 = 9). Этот стих — середина песни. Всего в песне 145 стихов (1 + 4 + 5 = 10). Данте вообще очень внимательно относится к именам: Беатриче упомянута в поэме 63 раза (6 + 3 = 9), рифмуется ее имя в 9-ти случаях. (Другой пример: Христос упомянут 4 раза — по числу евангелистов, и рифмуется его имя только само с собой; все 4 случая — в «Рае».) Как уже говорилось, XXX песнь — это место деления поэмы в соответствии с принципом «золотого сечения». Есть основания полагать, что Данте пользовался соотношением 5:3. Если мы разделим общее число стихов «Комедии» (14233) по принципу «золотого сечения», то обнаружим, что средний стих всей «Комедии» также находится в XXX песни. Это 15-й стих: «…в земной плоти, воскресшей для хвалений…» Порядковый номер стиха — 8895 (8 + 8 + 9 + 5 = 30). Стих находится в середине фрагмента, в целом насчитывающего 9 стихов. Начинается он стихом, содержащим цитату из Песни песней («Гряди, невеста, с Ливана»), а кончается стихом, содержащим цитату из Евангелия («Благословен грядущий»). Таким образом фрагмент как бы связывает ветхозаветное предзнаменование и новозаветное исполнение, бросая свет на происходящее в XXX песни. Изложенные формальные особенности песни — только часть того, что можно сказать о ее тщательно выстроенной композиции, но и этого достаточно для того, чтобы почувствовать, какие задачи ставил перед собой Данте. Подражая творцу вселенной, он соединяет число и ритм, звук и образ, страсть и рассудок, вещество и смысл.
XXXI песнь завершает суд Беатриче над Данте. Сокрушенный ее гневом, он теряет сознание, но тут Мательда подхватывает его и влечет через ручей. На миг она погружает его в воду с головой, окрестив в водах Леты (ведь в Земном Раю она взяла на себя роль Иоанна Предтечи). Теперь Данте, смыв тяжкие воспоминания, может взглянуть в глаза Беатриче. Беатриче смотрит на грифона, Данте — в глаза Беатриче. Он потрясен не только ее красотой, но и тем, что грифон в глазах Беатриче предстает то в одной своей природе, то в другой: первое, что увидел Данте в глазах своей возлюбленной, — это богочеловечество Христа, главная тайна теологии.
В XXXII песни процессия поворачивает обратно на восток и приходит к древу познания добра и зла, которое засохло после грехопадения. Теперь оно символ империи, поскольку она стоит на страже различения добра и зла, осуществляя естественное право. Процессия восхваляет грифона за то, что он не клевал дерева, т. е. не покушался на империю, не подчинял ее себе. Грифон привязывает колесницу веткой дерева к стволу. Дышло и ветка образуют крест. Дерево расцветает, поскольку связь церкви и государства вливает новые силы в империю. Процессия растворяется в небесах, а Беатриче продолжает вести мистический спектакль:
На колесницу, слетая вниз и срывая с дерева листья и кору, нападает орел (империя разрушает право и нападает на церковь). В колесницу пытается проникнуть голодная лиса (ереси). Первое нападение отражено, но затем орел снова спускается и осыпает колесницу перьями (противозаконные дары кесарей, например, «дар Константина»). Из земной трещины выползает дракон и пробивает хвостом дно колесницы; согнув хвост крюком, он вырывает дно повозки, и она вся обрастает перьями (дьявол испортил основу церковной жизни — смирение и бедность, и церковь разбогатела). Затем у повозки появляются семь глав. Вместо церкви перед нами дракон Апокалипсиса. На нем сидит блудница, рядом стоит охраняющий ее гигант. Они целуются, но когда блудница бросает взгляд на Данте, гигант бьет ее и, отвязав чудовище, тащит повозку в лес (так Данте изобразил взаимоотношения церкви и империи во времена Филиппа IV и Бонифация VIII, закончившиеся «авиньонским пленением»).
