Творческая эволюция - Бергсон Анри (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗

Нам кажется бесспорным, что животная клетка и клетка растительная происходят от общего ствола, что первые живые организмы колебались между формой растительной и формой животной, принадлежа одновременно той и другой. Действительно, мы только что видели, как характерные, хотя и расходящиеся тенденции эволюции обоих миров сосуществуют еще и теперь у растения и у животного. Различие - только в пропорции. Обычно одна из двух тенденций покрывает или подавляет другую, но в исключительных обстоятельствах последняя освобождается и вновь завоевывает утраченное место. Подвижность и сознание растительной клетки не настолько замерли, чтобы не иметь силы проснуться, когда обстоятельства позволяют или требуют. С другой стороны, сохранившаяся в животном мире тенденция к растительной жизни беспрестанно задерживала, или останавливала, или обращала вспять его эволюцию. Какой бы полной, даже бьющей через край ни казалась деятельность животного вида, - оцепенение и бессознательность стерегут его. Только усилием и ценою усталости он выдерживает свою роль. Путь, по которому шла эволюция животного, отмечали бесчисленные срывы, вырождение, связанное по большей части с паразитическими привычками: каждый раз это было переводом стрелки на растительную жизнь.

Таким образом, все заставляет нас предполагать, что растение и животное происходят от одного общего предка, который соединял в себе обе тенденции в момент их зарождения.

Но две тенденции, взаимно включавшие друг друга в этой первоначальной форме, в процессе своего роста разъединились. Отсюда мир растений с его неподвижностью и нечувствительностью, отсюда животные с их подвижностью и сознанием. Чтобы объяснить это раздвоение, нет нужды прибегать к таинственной силе. Достаточно заметить, что живое существо естественно тяготеет к тому, что для него более удобно, и растения и животные выбрали для себя два различных рода удобства в способе добывания необходимых им углерода и азота. Первые непрерывно и автоматически извлекают эти элементы из окружающей среды; вторые путем прерывистого, сконцентрированного в нескольких мгновениях, сознательного действия ищут эти элементы в организмах, их уже усвоивших. Это - два различных способа понимания труда, или, если угодно, безделья. Вот почему нам кажется сомнительным, чтобы возможно было когда-нибудь открыть в растении нервные элементы, хотя бы в самой начальной форме. Направляющей воле животного у растения, как нам кажется, соответствует направление, даваемое им энергии солнечного излучения, которой растение пользуется, чтобы разорвать связь углерода и кислорода в углекислоте. Чувствительности животного соответствует у растения исключительная восприимчивость его хлорофилла по отношению к свету. Значит, если нервная система является прежде всего механизмом, служащим посредником между ощущениями и волевыми актами, то подлинной "нервной системой" растения, нам кажется, будет механизм, или, скорее, химизм sui generis, служащий посредником между восприимчивостью его хлорофилла к свету и производством крахмала. Другими словами, у растения, очевидно, нет нервных элементов, и тот же порыв, благодаря которому животное обрело нервы и нервные центры., вероятно, привел у растения к функции, которую выполняет хлорофилл.

Этот первый взгляд, брошенный на организованный мир, позволит нам точнее определить, что соединяет царства растений л животных и что их разделяет.

Предположим, как мы заметили в предыдущей главе, что в глубине жизни существует усилие, направленное на то, чтобы прививать к необходимости физических сил возможно большую сумму неопределенности. Это усилие не может в итоге породить энергию, или, если оно ее создает, то созданное количество энергии не относится к разряду величин, доступных нашим чувствам, измерительным приборам, нашему опыту и науке. Все происходит так, как будто бы усилие имело своей целью лишь наилучшее использование предсуществовавшей энергии, которую оно находит в своем распоряжении. Есть только один способ преуспеть в этом: добиться от материи такой аккумуляции потенциальной энергии, чтобы можно было в определенный момент, произведя разряд, получить ту работу, которая необходима для действия. Само усилие обладает только этой способностью приведения в действие. Но эта работа, пусть она всегда одна и та же и всегда меньше какого угодно данного количества, будет тем эффективнее, чем с большей высоты она заставит падать груз и чем тяжелее будет этот груз, или, другими словами, чем больше будет сумма накопленной и имеющейся в распоряжении потенциальной энергии. Наделе главным источником энергии, используемой на поверхности нашей планеты, является Солнце. Проблема, следовательно, была такова: добиться от Солнца, чтобы то тут, то там на поверхности земли оно частично и временно прерывало свою постоянную трату пригодной для использования энергии, чтобы оно накапливало известное ее количество в виде энергии, еще не использованной, в соответствующих резервуарах, откуда эта энергия могла бы затем в нужный момент в нужном месте и направлении истекать. Вещества, которыми питается животное, и являются такого рода резервуарами. Образованные из очень сложных молекул, содержащих в потенциальном состоянии значительной жизни и развить в себе аналог функции хлорофилла. Из недавних опытов Марии фон Линден можно, вероятно, сделать вывод, что куколки и личинки различных чешуйчатокрылых под влиянием света усваивают углерод из углекислоты, содержащейся в атмосфере.

Значительную сумму химической энергии, они представляют собой нечто вроде взрывчатых веществ, которые только дожидаются искры, чтобы дать выход накопленной силе. Далее, весьма вероятно, что жизнь вначале стремилась добиться одновременно и производства взрывчатого вещества, и взрыва, который бы его использовал. В этом случае один и тот же организм, непосредственно накапливая энергию солнечного излучения, расходовал бы ее в свободных движениях в пространстве. Вот почему следует предположить, что первые живые существа, с одной стороны, стремились беспрерывно накапливать энергию, заимствованную от Солнца, а с другой - время от времени расходовать ее, словно во взрывах, в двигательных реакциях: инфузории, обладающие хлорофиллом, пресноводные жгутиковые, быть может, и теперь еще служат символом этой первичной тенденции жизни, хотя и в суженной и не способной к дальнейшей эволюции форме. Не соответствует ли, образно говоря, дивергентное развитие растительного и животного миров забвению каждым из них одной половины программы? Или, быть может, - и это более вероятно сама природа той материи, которую жизнь обнаруживала на нашей планете, противилась тому, чтобы обе тенденции зашли слишком далеко в своей совместной эволюции в одном и том же организме? Известно только, что растение пошло главным образом по первому направлению, животное - по второму. Но если с самого начала производство взрывчатого вещества было нацелено на взрыв, то значит, основное направление жизни, в сущности, в гораздо большей мере указывается эволюцией животного, а не растения.

"Гармония" обоих царств, наблюдаемые в них взаимодополняющие признаки, все это обусловлено, таким образом, тем, что они развивают две тенденции, первоначально слитые в одну. Чем больше растет первичная и единая тенденция, тем ей труднее соединять в одном и том же живом существе два элемента, которые в начальном состоянии включены один в другой. Отсюда раздвоение, отсюда - две дивергентные эволюции, а также два ряда признаков, которые в некоторых моментах противоположны друг другу, в иных - друг друга дополняют, но всегда сохраняют между собою родство и сходство. В то время как животное совершало эволюцию - не без случайностей на протяжении пути в сторону все более и более свободного расходования прерывистой энергии, растение совершенствовало скорее свою систему аккумуляции на месте. Мы не будем останавливаться на втором моменте. Достаточно заметить, что растение, в свою очередь, должно было широко использовать новое раздвоение, аналогичное тому, которое произошло между растениями и животными. Если первичной растительной клетке приходилось извлекать и углерод, и азот, то она смогла почти полностью отказаться от второй из этих функций, как только микроскопические растения пошли исключительно по этому направлению, к тому же различным образом специализируясь в этом все еще сложном труде. Микробы, извлекающие азот из атмосферы, и те, что последовательно превращают аммиачные соединения в азотистые, а их, в свою очередь, в нитраты, оказали всему растительному миру такую же услугу, какую растения в целом оказывают животным таким же разделением первоначально единой тенденции. Если бы мы выделили эти микроскопические растения в особое царство, то можно было бы сказать, что почвенные микробы, растения и животные представляют нам анализ всего того, что жизнь содержала вначале во взаимосвязанном виде, анализ, осуществленный материей, которой жизнь располагала на нашей планете. Будет ли это в собственном смысле "разделение труда"? Эти слова не дают точного понятия об эволюции, как мы ее себе представляем. Там, где есть разделение труда, есть ассоциация, а также конвергенция усилий;