Духовные ландшафты Земли (этюды и парафразы) - Сысоин Андрей (лучшие книги .TXT) 📗
Славянофилы (А.Хомяков, братья И. и П.Кирииевские, братья К. и И.Аксаковы, Ю.Самарин, А.Кошелев и др.) считали, что Россия долгое время шла совершенно иным путем, нежели Западная Европа. История последней определялась постоянной борьбой эгоистических личностей, враждебных друг другу сословий, деспотизмом на крови построенных государств. В основе же русской истории была община, все члены которой были связаны общими интересами. Православная религия еще больше закрепляла изначальную способность русского человека жертвовать своими интересами ради общих. Государственная власть опекала русский народ, защищала его от внешних врагов, поддерживала необходимый порядок, но не вмешивалась в духовную, частную, местную жизнь. Власть носила самодержавный характер, но при этом чутко прислушивалась к мнению народа, поддерживала с ним контакт через Земские соборы. В результате реформ Петра это гармоничное устройство Руси было разрушено. Именно Петр закрепил крепостное право, разделившее русский народ на рабов и господ. Господам же Петр попытался привить западноевропейские нравы. При Петре государство приобрело деспотический характер. Славянофилы призывали восстановить старорусские устои общественной государственной жизни; возродить духовное единство русского народа (для чего следует отменить крепостное право); изжить деспотический характер самодержавного строя, наладить утраченную взаимосвязь между государством и народом. Этой цели славянофилы надеялись достичь введением широкой гласности; мечтали они и о возрождении Земских соборов. [71]
В 1840-е годы развернулась острая полемика между западниками и славянофилами. В 1845 году Д.Валуев издал «Сборник исторических и статистических сведений» с вводной статьей А.Хомякова. К.Кавелин в «Отечественных записках» подверг критическому разбору сборник. В спор вмешался Т.Грановский, раскритиковавший историческую концепцию А.Хомякова, изложенную в статье «О возможности русской художественной школы» («М осковский литературный и ученый сборник за 1847 год») . Хомяков ответил Грановскому в «Московском городском листке» (1847 № 86). Грановский парировал в «Московских ведомостях» (1847 № 50). [72]
Полемика о русской литературе развернулась в 1847 году между Ю.Самариным («М осковитянин») и В.Белинским («С овременник») . Самарин обвинил западников в отсутствии единства и согласия между собой, в односторонности, в искажении образа мыслей противников. [73] Белинский ответил тем же, добавив, что славянофилы еще нигде ясно и систематически не изложили свой образ мыслей. [74]
Но в 1847 году началось завершение второго этапа общественного движения. Связано это было с появлением книги Н.Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» и письмом- ответом Белинского Гоголю. По своему влиянию это письмо можно сравнить с Философическим письмом Чаадаева. Написанное за границей, без контроля цензуры, письмо ярко и четко поставило ближайшие задачи общественного движения. «Самые живые современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отмена телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя бы тех законов, которые уже есть». [75] Письмо в тысячах списках разошлось по России и повернуло общественное мнение к поддержке западников по вопросам о путях дальнейшего развития России. Но и славянофилы, благодаря письму, поняли, что они мыслят с западниками в одном направлении и преследуют общие цели.
Окончательно завершился второй этап общественного движения с появления первого независимого русского журнала-альманаха «Полярная звезда», издаваемого в Лондоне с 1855 года А.Герценом. В одном из первых номеров Герцен напечатал письмо Белинского.
3.1. Чаадаев и Пушкин познакомились в 1816 году. Молодой мыслитель сразу разглядел в юном поэте признаки гениальности. Они быстро стали друзьями и очень много общались в 1818–1820 гг. Чаадаев взял на себя роль наставника, учил Пушкина мыслить. Этот поворот на мысль уменьшил воздействие на духовное формирование поэта фривольно-грациозных направлений французской культуры и привлек его внимание как к обширной области культурно-исторических сравнений и обобщений, так и к сущности актуальных процессов современной политической жизни. Под влиянием Чаадаева Пушкин переосмыслил одно из важнейших понятий своего творчества — понятие свободы, отождествляемой им поначалу только с беспрепятственным удовлетворением любых порывов человеческого естества. Вместе с Чаадаевым Пушкин начинает связывать свободу с конституцией и республикой, с просвещением в целом, приходит к выводу, что только закон может обеспечить свободу от власти и природы.
После 1820 года пути друзей разошлись, но они переписывались всю жизнь и периодически встречались. Именно Чаадаев создал из Пушкина первого национального писателя, впитавшего достижения мировой культуры и глубоко отражавшего в поэзии, прозе, драме, исторических и философских размышлениях существенные грани бытия и внутреннего мира человека.
Пушкин стал одним из первых читателей Философических писем Чаадаева. Но он скептично отнесся к идее «царствия Божия на земле». В последовательном движении различных эпох он видел не поступательное развитие, а лишь изменение оболочек, не затрагивающее корней человеческой сущности, не разрешающее, а, наоборот, усложняющее ее противоречия. Вместе с тем поэт отказался сводить христианство к католицизму и видеть в последнем универсальную силу мирового прогресса. Пушкин решительно опроверг вывод Чаадаева об исторической ничтожности России. Не согласился он и с критикой византийского православия: «Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве». [76] Вопреки Чаадаеву, в разделении церквей, Пушкин видел не трагедию России, а ее особое предназначенье:
«Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы: и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру: « [77]
Возражения Пушкина сходны с теми, какие делали Чаадаеву в Московских салонах его друзья-противники славянофилы. Несомненно, что поэт повлиял на всю систему исторических рассуждений мыслителя. Чаадаев задумался о месте России в мире. Так Пушкин из ученика Чаадаева превратился в его учителя и привел Чаадаева к мысли об огромной роли России в мировой истории. [78]
3.2. Будущий основоположник русской независимой прессы А.Герцен познакомился с Чаадаевым в 1834 году на обеде у Орлова, близко же сошелся с ним после возвращения из ссылки в 1840 году. Герцен всегда находился с Чаадаевым в лучших отношениях, застал его в период высшей славы. В 1840-х годах Чаадаев активно участвовал в общественной жизни Москвы, резко выделялся среди других. А.Герцен размышлял о феномене популярности мыслителя: «Знакомство с ним могло только компрометировать человека в глазах полиции. Откуда же шло влияние, зачем в его небольшом скромном кабинете, в Старой Басманной, толпились по понедельникам «тузы» Английского клуба, патриции Тверского бульвара? Зачем модные дамы заглядывали в келью угрюмого мыслителя, зачем генералы, не понимающие ничего штатского, считали себя обязанными явиться к старику: Зачем я встречал у него дикого генерал-адъютанта Шилова, уничтожавшего просвещение в Польше? Чаадаев не только не делал им уступок, но теснил их и очень хорошо давал им чувствовать расстояние между ним и ими. Разумеется, что люди эти ездили к нему и звали на свои рауты из тщеславия, но до этого дела нет, тут важно невольное сознание, что мысль стала мощью, имела свое почетное место, вопреки высочайшему повелению. Насколько власть «безумного» ротмистра Чаадаева была признана, настолько «безумная» власть Николая была уменьшена.». [79]
