Единственная революция - Кришнамурти Джидду (список книг TXT) 📗
Во всём этом нет фантазии. Воображение в любой форме разрушает истину. Свобода – вне пределов мысли; свобода означает бесконечное пространство, которое не создано наблюдающим. Встреча с этой свободой и есть медитация.
Без безмолвия не существует пространства, и безмолвие не создаётся временем как мыслью. Время никогда не даст свободу; порядок возможен только когда сердце не прикрыто словами.
-3-
Медитативный ум безмолвен. Это не молчание, которое мысль способна постичь; это не молчание спокойного вечера; это то молчание, когда мысль – со всеми её образами, словами и восприятиями – полностью прекратилась. Этот медитативный ум и есть религиозный ум – это религия, не затронутая церковью, храмами и песнопениями.
Религиозный ум – это взрыв любви. Это та любовь, которая не знает разделения. Для неё далёкое – близко. Здесь нет одного и нет многих – здесь, скорее, то состояние любви, в котором прекращаются все разделения. Подобно красоте, оно не измеряется словами. Только из этого безмолвия действует медитативный ум.
Вчера шёл дождь, и вечером небо было затянуто облаками. Далёкие холмы были покрыты восхитительным облачным покровом, полным света, и когда вы наблюдали за ними, они принимали разнообразные формы.
Заходящее солнце, с его золотыми лучами, касалось только одной или двух облачных гор, но облака эти казались такими же прочными, как тёмный кипарис. Глядя на них, вы естественным образом погружались в безмолвие. Безбрежное пространство, одинокое дерево на холме, далёкий купол, продолжающийся вокруг разговор – всё было частью этого безмолвия. Вы знали, что утро будет прекрасным, так как закат был багровым. И оно было восхитительным; на ярко-синем небе не было ни облачка. Жёлтые цветы и белое цветущее дерево против тёмной изгороди из кипарисов, запах весны, наполняющий всё вокруг. На траве была роса, и весна медленно выступала из темноты.
Он сказал, что только что потерял своего сына. У сына была очень хорошая работа, и скоро сын должен был стать одним из директоров крупной компании. Он всё ещё находился в состоянии потрясения, но проявлял большое самообладание. Вообще он не был склонен к слезам – вызвать у него слёзы было нелегко. Школой всей его жизни была усердная работа в сфере практической технологии. Он не был человеком с развитым воображением, и сложные, тонкие, психологические проблемы жизни едва ли коснулись его.
Недавняя смерть сына была для него неприятным ударом. Он сказал: «Это – печальное событие».
Эта печаль была ужасна для его жены и детей. «Как мог я объяснить им прекращение печали, о котором вы говорили? Сам я этот вопрос изучал и, пожалуй, могу понять его, но как быть с другими, кто вовлечён в неё?»
– Скорбь – в каждом доме, за каждым углом. У всякого человека есть это всепоглощающее чувство горя, вызванное столь многими происшествиями и несчастными случаями. Скорбь похожа на бесконечную волну, которая обрушивается на человека, почти заливая его; сожаление, вызванное скорбью, порождает горечь и цинизм.
Это скорбь о вашем сыне, или скорбь о себе, или о пресечении вашего продолжения в сыне? Это скорбь жалости к себе? Или она вызвана тем, что он был столь многообещающем человеком в мирском понимании?
Если это жалость к самому себе, тогда эта озабоченность собой, этот фактор изоляции в жизни – хотя здесь и есть внешняя видимость связи, – неизбежно должен вызывать страдание. Этот процесс изоляции, это проявление заботы о себе в повседневной жизни, это честолюбие, стремление придать важность самому себе, этот разделяющий образ жизни осознаём мы его или нет – должен породить одиночество, от которого мы стараемся спастись столь многими различными способами. Жалость к себе есть боль одиночества, и эту боль называют скорбью.
Есть ещё скорбь невежества – не невежества от отсутствия книг или технических знаний, или от недостатка опыта, а невежества, которое мы приняли как время, как эволюцию – эволюцию от того, что есть к тому, что должно быть, невежества, которое заставляет нас принимать авторитет со всем его насилием, невежества приспособления, со всеми его опасностями и страданиями, невежества незнания всей структуры самого себя. Это та скорбь, которую человек распространяет повсюду, где бы он ни находился.
Поэтому мы должны ясно понять, что же это такое, что мы называем скорбью, – скорбь горя, несчастья и утраты того, что считалось благом, скорбь неуверенности и постоянной потребности в безопасности. Чем именно охвачены вы? Если это не будет ясно, не будет и конца печали.
Такая ясность – не словесное объяснение и не результат искусного интеллектуального анализа. Вы должны осознавать, о чём вы скорбите, так же ясно, как на уровне чувственного восприятия осознаёте прикосновение к этому цветку.
Без понимания всего этого пути скорби как можете вы положить ей конец? Вы можете убежать от неё, отправившись в храм или в церковь, или можете прибегнуть к помощи алкоголя, – но все виды бегства, будь то к Богу или к сексу, – это одно и то же, поскольку они не решают проблему скорби.
Поэтому вам нужно разложить карту скорби и проследить каждую тропу и дорогу. Если вы позволите времени покрыть эту карту, время лишь усилит жестокость скорби. Нужно охватить всю эту карту одним взглядом: видеть целое и затем детали, не сначала детали, затем целое. Для окончания скорби время должно прийти к концу.
Нельзя покончить со скорбью с помощью мысли. Когда останавливается время, прекращается и мысль как путь скорби. Это мысль и время разделяют и отделяют, а любовь – не мысль, не время.
Увидьте карту скорби не глазами памяти. Слушайте все её шорохи, шёпоты, все её невнятные звуки; будьте едины с ней, ведь вы являетесь и наблюдающим и наблюдаемым. Только тогда может окончиться скорбь. Другого пути нет.
-4-
Медитация никогда не бывает молитвой. Молитва, мольба рождена из жалости к самому себе. Вы молитесь, когда оказываетесь в трудном положении, когда переживаете печаль; но когда счастье, радость, мольбы нет. Эта жалость к себе, так глубоко заложенная в человека, есть корень разделения. То, что отделено, или считает себя отдельным, всегда стремясь к отождествлению с чем-то, не являющимся отдельным, порождает только ещё большее разделение и боль. Из такого смятения мы возносим мольбы к небесам или к мужу или к какому-нибудь божеству, созданному умом. Этот вопль может найти ответ, но ответ есть эхо жалости к себе в своей изоляции.
Повторение слов, молитв, – действие самогипнотическое, самоограничивающее и разрушительное. Изоляция мысли всегда происходит внутри поля известного, и ответ на молитву является реакцией известного.
Медитация далека от этого. Мысль не способна войти в её поле; здесь нет разделения, поэтому нет и отождествления. Медитация существует в открытом пространстве; в ней нет места тайне. Здесь всё открыто, всё ясно; тогда существует и красота любви.
Было раннее весеннее утро; с запада по голубому небу легко двигались редкие хлопья облаков. Запел петух, и было странно слышать его в переполненном городе. Начал он рано и в течение почти двух часов продолжал провозглашать приход дня. Деревья всё ещё стояли голыми, но на фоне ясного утреннего неба были видны тонкие, нежные листки.
Если вы были очень спокойны, без какой-либо мысли, вспыхивающей в уме, вы оказывались в состоянии уловить низкий колокольный звон какого-то собора. Собор находился, должно быть, где-то далеко, но в краткие промежутки безмолвия между криками петуха вы могли услышать, как волны этого звука приходят к вам, идут дальше вас – вы почти двигались на них, уносились прочь, исчезали в необъятных просторах. Крики петуха и звук далёкого колокола оказывали странное действие. Шумы города ещё не были слышны. Ничто не прерывало ясного звука. Вы не слушали его ушами, вы слушали его сердцем, не мыслью, которая знает, что это – "колокол", а вот это – "петух"; и это был чистый звук. Он исходил из безмолвия, и ваше сердце улавливало его и шло вместе с ним от вечности к вечности. Это не был упорядоченный звук, подобно музыке; это не был и звук безмолвия между двумя нотами; это не был звук, который вы слышите, когда перестаёте разговаривать. Все такие звуки вы слышите умом или ухом. Когда же вы слушаете сердцем, весь мир оказывается наполнен звуком, и ваши глаза видят ясно.
