Ecce liber. Опыт ницшеанской апологии - Орбел Николай (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Такой текст представляет собой не линию, а сотовую сферу. Все его части взаимосвязаны друг с другом в крепкую сетку. Классификация по рубрикам как принцип построения книги носит внешний характер по отношению к внутренней динамике текста, который весь — тугой узел, где прочно перевязаны все линии: от космологии до воспитания, от критики религий до вести о новом искусстве, от краха метафизики до идеала благородства. Здесь реализован принцип фуги: все его произведения пронизывают несколько магистральных идей. Он осмысливает их с разных сторон, как бы «пропевает» и «протанцовывает» каждый раз по-новому. В итоге “Воля к власти”, в частности, и Посмертные фрагменты, в целом, представляют собой литературно-философскую модель вечного возвращения. Да и как могла быть иной книга “Воля к власти”, если она адекватна тому, что описывает. Ее дискретная, квантовая природа больше соответствует природе нашего бытия и мышления, чем логически последовательный “сплошной” текст. Матрица такой книги — не размеренные беседы прогуливающихся философов, а неистовый танец дионисийских художников. С этой фундаментальной чертой “Воли к власти” связано ее (и вообще ницшеанских произведений) коренное отличие практически ото всех философских текстов (за исключением, пожалуй, лишь досократиков). Так книги писать не принято!
Великая ирония творческого метода Ницше состоит в том, что он мыслит целым, а выражает его фрагментами, тогда как все мыслители-метафизики от Платона до наших современников мыслят фрагментарно, но выражают свое мышление внешне целостным текстом. Перед нами — философский коллаж, то есть способ организации целого посредством компоновки отдельных фрагментов. По этому поводу Ж. Делез и Ф. Гваттари отмечают: “Афоризмы Ницше не опровергают линеарное единство значения, отсылая к циклическому единству вечного возвращения... Причудливая мистификация — мистификация книги, тем более целостной, чем более она фрагментарна”.
При кричащей внешней бессистемности ницшеанство поражает своей внутренней целостностью и выверенностью всей идейной конструкции, крайне жесткой сцепкой всех его основных концепций, взаимоперетекающих одни в другие. Наконец, самое удивительное — весь каркас этой философии покоится на нескольких базовых идеях-стержнях, которые появились еще на заре его творчества и определили все мышление вплоть до самого дня душевного коллапса.
Вот сверхкраткая выжимка ницшеанства. Крушение трагического духа и героического Агона в античном мире, явленные богом Дионисом, под согласованным натиском платоновской метафизики и христианской морали. Дионис растерзан титанами и больше не воскресает. Его воскрешение заменено ожиданием второго пришествия Христа. Возникают духовно-религиозные и моральные образования, порожденные ресентиментом рабов и нацеленные на смягчение этого болезненного состояния.
25 веков господства противоестественных ценностей, калечащих человека, превратили его из благородного существа в стадное, одомашненное, больное животное. Однако, в конце концов, природное начало пробивает себе дорогу. Наступает кризис старых механизмов снятия ресентимента, который отныне не в силах остановить “Плато-Христос”. “Бог умирает”: повсеместно утверждаются настроения нигилизма, пессимизма и декаданса. Но распространение нигилизма - условие освобождения. Занимается новая Заря.
Заратустра начинает свою борьбу за переоценку старых ценностей по ту сторону добра и зла. Формируется “большая триада” метафор, обозначающих ницшеанский проект освобождения: воля к власти, вечное возвращение, сверхчеловек. Грядет Великий полдень, когда солнце окажется в зените. И в начале, и в конце этого творческого потока стоит исполинская фигура трагического бога — Диониса. Сам же образ этого бога, разорванного титанами и воскрешенного гением Ницше, символизирует разорванную целостность ницшеанского творчества.
Вся генеалогия судьбы и творчества Ницше содержится уже в его первой большой книге — “Рождение трагедии”, этом генокоде всего ницшеанства, из которого разовьются сквозные мегатемы его творчества. Открытие неведомого бога — Диониса — стало тем “Большим взрывом”, из которого родилась Вселенная его идей. Этой книгой (много лет спустя он скажет о ней: “Сколько надо было пережить в 26 лет, чтобы написать “Рождение...”) Ницше открывает роковой процесс развертывания своего творчества, призванной кульминировать в его последних текстах, прежде всего в Посмертных фрагментах, и получить развязку в ужасающем акте безумия...
Возникает ощущение, что он заранее имел сценарий своей жизни. В принципе нет ни позднего, ни раннего, ни срединного Ницше. Уже в самом первом своем произведении он предстает как зрелый мыслитель, который знает, куда и за чем идет. Ницшеанство в целом поражает своим единством и метасистемностью. Это — единая интеллектуально-эстетическая целостность. И именно воля к власти предстает той магистральной, стержневой идеей, которая сбивает хаосоподобную ницшевскую Вселенную в целостный космос.
Первым эту целостнотворную роль идеи воли к власти отметил видный философ Яков Голосовкер1, проникший в сокровенную связь Ницше с его книгой «Воля к власти»: “Есть жизни, которые таят в себе миф. Их смысл в духовном созидании: в этом созидании воплощается и раскрывается этот миф. Творения такой жизни суть только фазы, этапы самовоплощения мифа. У такой жизни есть тема. Эта тема сперва намечается иногда только одним словом, выражением, фразой... Затем тема развивается (красной нитью). Фраза может превратиться в этюд, брошенный намек — в явный сюжет. Так возникает мифотема. Она мелькает среди иных сюжетных тем, иногда особенно отчетливо возникает на срывах при жизненных коллизиях. То она скользит волной среди волн, а еще чаще скользит под волной, как автобиографический подтекст, то она вычерчивается предметно, становится заглавием, лозунгом. Наконец, она воплощается в полное творение: возникает развитие мифотемы. Теперь мифотема становится целью и смыслом. Она получает лицо, она материально живет как форма-творение. Она тело... Раз эта мифотема есть раскрытие мифа самой жизни автора, самого духа автора и некое предвидение его судьбы, то произведение такое выступает как первообраз мифа его жизни.
Так, мифотема Фридриха Ницше есть миф о воле к мощи. Этот миф проходит немало фаз-образов. Через отрицательный образ сократического человека, перевоплотившегося в христианина-раба, через образы Сверхчеловека — Антихриста — Заратустру — Диониса — антиморалиста — злобного человека — нового Философа воплощается этот миф. И три произведения суть три фазы этого мифа, вершинные точки духа Ницше: 1. “Рождение трагедии из духа музыки” (Аполлон и Дионис). 2. “Так говорил Заратустра”. 3. “Воля к мощи”. Все прочее, что написал Ницше, есть прелюдии и комментарии — до и после, миф един”. Что ж, редкий философ может похвастать такой внутренней связанностью и целостностью своего “трудового пути”.
Это идейно-тематическое единство адекватно выражено текстологически. Ницше неоднократно свидетельствует, что изначально понимал все свое творчество как единое целое. В самом деле, начиная с “Рождения...” и вплоть до “Ecce...” мы имеем дело с одним непрерывным мегатекстом, одной “Большой Книгой”, из которой он словно вырывал страницы и публиковал их в виде отдельных произведений. Эта отдельность не должна создавать иллюзию их самодостаточности. Ницше художественно выстраивал не только каждое произведение, но и также скрупулезно и художественно создавал весь “оркестр” своих работ в целом. В этом целостном комплексе мегатекста нет случайных произведений: все связаны друг с другом в сложном ансамбле, который закономерно венчает «Воля к власти».
Целостность ницшевского Мегатекста доказывается еще и тем, что за исключением, пожалуй, лишь “Рождения трагедии” любое из его произведений можно продолжить. Известно, что спустя длительное время он добавлял новые части к уже написанным работа (например, к “Веселой науке”), а к “Заратустре” планировал написать продолжение. К тому же ницшевский Мегатекст как бы двоится: Ницше писал больше, чем публиковал в виде отдельных произведений. Каждое из них — своего рода ядро, вокруг которого клубится туманность неопубликованных фрагментов. Такой подосновой, подземной рекой, своего рода прототекстом-планктоном последнего этапа выступает весь корпус “Воли к власти”, который предстает как обширный комментарий ко всему творчеству Ницше, написанный им самим.
