Современная западная философия - Зотов Анатолий Федорович (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Таковы главные понятия, которые послужат нам плацдармом для рациональной реконструкции концепции Ж.Делеза, онтологии того, что он называет "реальностью чистой мысли" (одновременно характеризуемой им и как "бессознательное чистой мысли" [1]).
Что же касается общих установок Делеза, то они аналогичны тем, которые лежат в основании ряда других концепций, уже знакомых нам. Прежде всего это устремленность к "первоначалам" - иногда к началам всякого бытия, как это имело место в традиционной философии [2], иногда - после, казалось бы, радикального и окончательного ниспровержения последнего оплота метафизики, гегелевской философской конструкции - к началам всякого знания. Такая трансформация прежних устремлений сначала (в конце XIX и начале XX века) была связана, прежде всего, с "задачей момента". В эмпириокритицизме, например [3], задача проследить знание до его "истоков" служила делу радикального искоренения метафизики: так сторонники этого направления надеялись добраться то той стадии в развитии знания, на которой совершается роковая ошибка, познавательный процесс "дает сбой", и в результате ученый, сам того не заметив, начинает заниматься метафизическими спекуляциями. Но очень скоро было замечено, что такая программа недостаточна: оказалось, что всякое знание детерминировано всем (не только научным!) культурным прошлым, и потому познание нельзя трактовать как "приращение знаний", как процесс накопления случайных открытий и удачных находок. Причем это справедливо как применительно к развитию науки, так и к развитию познания, совершаемого индивидом. То, что мимоходом, как нечто само собой разумеющееся, декларировали великие ученые задолго до
710
XX века (вспомним хотя бы знаменитое выражение Ньютона: "Мы видим так далеко только потому, что стоим на плечах гигантов"), мало-помалу трансформировалось в важный методологический принцип, сначала получивший название генетического подхода, потом превратившийся в принцип историзма. Применительно к научному знанию он был, например, использован уже в трудах Э. Маха по истории механики. Распространение и разработка эволюционных концепций в палеонтологии, эмбриологии, общей биологии (завершившееся в дарвиновской концепции происхождения видов), а также в астрофизике и в социальных науках завершились тем, что вся наука второй половины XIX и начала XX веков приняла принцип историзма как общеметодологический.
1 Стоит обратить внимание, что здесь, в определении важнейших терминов, у Делеза немало точек совпадения с позициями "онтологии" Сартра и Хайдеггера.
2 Это нетрудно прочитать в самом термине "метафизика", который использовал Аристотель.
3 Как, между прочим, в большой степени и в марксизме.
Что же находили исследователи, прибегая к этому принципу, в качестве первоначала современного предмета своей науки? Эволюционисты-биологи предположили, что истоки жизни следует искать в неком неопределенном, киселеобразном растворе разнообразного неорганического материала, где образуются сложные углеводородные молекулы, из которых возникают простейшие организмы, напоминающие амеб (гипотеза советского академика Опарина); историки предположили, что истоки общества - в хаотичных полуживотных отношениях в первобытных племенах полуобезьян, из которых мало-помалу возникает семья как "ячейка общества"; психологи обратились к детскому сознанию, казавшемуся им чем-то вроде мягкого воска, которому так легко придать любую форму; философы-эмпириокритики увидели в начале знания бесформенный "поток опыта", и т. д. и т. п. Так, в новых условиях, в новом материале, с помощью новых формулировок воспроизводится древний как само человечество мыслительный "архетип": всякое изначальное состояние есть "хаос", который затем трансформируется в более или менее организованный "космос". Это мы находим как у исследователей познавательного процесса, так и в эволюционистских концепциях естествоиспытателей [1]. Кстати, нечто похожее мы без особого труда обнаружим также и в представлениях многих деятелей современного искусства о процессе собственного творчества.
1 Прочность этого "архетипа" весьма убедительно демонстрирует то чудовищное сопротивление, с которым встретила научная мысль физиков классического периода второе начало термодинамики.
711
* * *
Приступая к чтению наиболее сложной (и можно сказать - наиболее теоретичной) книги Ж.Делеза "Логика смысла", мы с самых первых ее страниц, с "Предисловия", с довольно претенциозным подзаголовком "От Льюиса Кэрролла к стоикам", узнаем знакомые черты. Но при этом, на мой взгляд, ни здесь, ни на протяжении всей книги не следовало бы безоговорочно и целиком доверяться Делезу, когда он говорит о классических философских концепциях и текстах (в том числе принадлежащих стоикам, столь им обожаемых). Делез - это не традиционный историк философии, который стремится к максимально объективному изложению прошлых философских концепций, и даже, по возможности, к адекватной реконструкции тех смыслов, которые имели концепции и тексты философов прошлого в тогдашнюю эпоху и как менялись они со временем. Установка Делеза - не установка историка; здесь, при обращении к материалу истории философии, имеет место интерпретация, то есть мыслительная операция "освоения" наличного интеллектуального материала. Поэтому отвлечемся от этой, историко-философской, стороны его текста: ведь и мы взяли в руки книгу Делеза не для того, чтобы познакомиться с античной философией. Так будем же воспринимать его цитаты, исторические аналогии, ссылки и все такое прочее как "продолжение" авторского текста; иначе говоря, будем видеть в Платоне или Кэрролле, о которых пишет Делез, не "самих" Платона и Кэрролла, а прежде всего самого Делеза, который либо соглашается в определенных моментах с этими авторами, или даже выражает собственные мысли, обращаясь к подходящим к случаю текстам и образам Платона и Кэрролла.
Тогда, конечно, и подзаголовок "Предисловия" придется прочесть иначе: не "от Льюиса Кэрролла к стоикам", а хотя бы так: "от Кэрролла по Делезу к стоикам по Делезу". Но это - между прочим. Главное же то, что здесь, на первых страницах книги, мы встречаем идею, которая останется одной из ведущих для всей книги и является важнейшей для понимания онтологической концепции Делеза: с образом "хаоса-космоса" как символом чистого становления, аналогичного содержанию сознания в состоянии умопомешательства [1]; здесь перемешаны "сначала" и "после", "верх" и "низ", "рост" и "уменьшение", "больше" и "меньше". Кэрролл оказался здесь интересен для Делеза не потому, что он попытался языком сказки рассказать своей маленькой ученице о способе мышления современной математики, о ее интеллектуальной активности, представляющей собою сплошное экспериментирование с правилами и способами построения, со знаками и значениями; и даже не потому, что в образе математической мысли, нарисованном Кэрроллом, можно увидеть также и образ процесса языкового
1 См.: Делез Ж. Логика смысла. М., 1995. С. 13.
712
творчества вообще [1]. Кэрролл, по Делезу, показал то, как выглядит мысль в ее истоках, которые вместе с тем суть и ее питательная почва. Образы кэрролловской "Алисы" - это нечто вроде введения в такую онтологию, которая еще более фундаментальна, чем "фундаментальная онтология" Хайдеггера. Почему же? Потому, что в человеческом бытии изначальна (может быть, лучше сказать базисна) не система экзистенциалов, не "конструкция" из экзистенциалов, а именно хаос!
"...Когда существительные и прилагательные начинают плавиться, когда имена пауз и остановок сметаются глаголами чистого становления и соскальзывают на язык событий, всякое тождество из Я, Бога и мира исчезает" [2].
И начало этого распада, нечто вроде запала всеохватывающего процесса, превращающего все "твердые вещи мира" [3] в "плазму", - это "потеря собственного имени", утрата личной самотождественности человека как субъекта своего мира. Так выглядит клиника шизофрении, которая была известна Делезу отнюдь не понаслышке. Однако Делез уверен, что он, как и Кэрролл, рассказывает не о душевной болезни (отсюда, в немалой мере, и обращение к Платону, этому символу рационального мышления) - таков, по его мнению, исток мышления вообще. Поэтому он обращает внимание на феномен парадокса: ведь он способен разрушить любое устойчивое образование "здравого рассудка", совместив и "столкнув лбами" различные или противоположные смыслы! Парадокс - это не шутка; даже если и верно, что он есть "игра досужего ума", то возможность такой игры, если вдуматься, свидетельствует о весьма серьезных вещах, он соприкасается с важнейшими характеристиками мыслительного процесса. Не случайно парадокс способен принимать разнообразнейшие обличья, от анекдота или двусмысленного замечания до логического или математического противоречия, которые ставят под вопрос научные концепции.
