Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории - Чалмерс Дэвид (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Если так, то отсюда следует, что любому ментальному понятию, содержащему в себе какой-то феноменальный элемент, будет соответствовать частичный провал в объяснении. К примеру, если для убеждения или обучения требуется сознательный опыт, то мы не сможем дать полное редуктивное объяснение убеждения или обучения. Тем не менее у нас по крайней мере есть основание считать, что психологические аспекты этих ментальных характеристик — составляющие, судя по всему, ядро соответствующих понятий — в принципе будут допускать редуктивное объяснение. Если мы отвлечемся от проблем, связанных с феноменологией, то ситуация выглядит таким образом, что у когнитивной науки имеются ресурсы, позволяющие ей успешно справляться с объяснением ментального.
3. Логическая супервентность и редуктивное объяснение
Эпистемология редуктивного объяснения напрямую сочетается с метафизикой супервентности. Естественный феномен может быть редуктивно объясним в терминах каких-то низкоуровневых свойств именно тогда, когда он логически супервентен на этих свойствах. Он редуктивно объясним в терминах физических свойств — или просто «редуктивно объясним» — когда он является логически супервентным на физическом.
Более точно: естественный феномен редуктивно объясним в терминах низкоуровневых свойств, если свойство, реализующее этот феномен, глобально логически супервентно на этих низкоуровневых свойствах. Феномен редуктивно объясним simpliciter, если свойство, реализующее этот феномен, глобально логически супервентно на физических свойствах.
Это можно рассматривать в качестве разъяснения понятия редуктивного объяснения с возможным элементом условности. То, что из того понятия редуктивного объяснения, которым мы пользовались ранее, следует (глобальная) логическая супервентность, должно быть ясно из предшествующего обсуждения. Если свойство, реализующее феномен, не является логически супервентным на каких-то низкоуровневых свойствах, то какое бы низкоуровневое объяснение этих свойств мы ни дали, всегда будет возникать новый безответный вопрос: почему этот низкоуровневый процесс сопровождается данным феноменом? Редуктивное объяснение предполагает такой анализ интересующего нас феномена, при котором низкоуровневые факты влекут за собой реализацию этого анализа. Поэтому редуктивное объяснение предполагает отношение логической супервентности. Так, именно потому, что размножение логически супервентно на низкоуровневых фактах, оно редуктивно объяснимо в их терминах.
Не столь ясно, является ли логическая супервентность достаточной для редуктивной объяснимости. Если феномен Р логически супервентен на каких-то низкоуровневых свойствах, то при наличии характеристики низкоуровневых фактов, связанных с наличием Р, реализация Р оказывается логическим следствием. Характеристика низкоуровневых фактов будет, таким образом, автоматически приводить к объяснению Р. Тем не менее подобное объяснение подчас может казаться неудовлетворительным — по двум причинам. Во-первых, низкоуровневые факты могли бы оказаться большой мешаниной на первый взгляд случайных деталей, лишенных явного объяснительного единства. Чем-то подобным могла бы, к примеру, быть характеристика всех молекулярных движений, фундирующих какой-либо процесс обучения. Во-вторых, не исключено, что различные примеры Р могли бы сопровождаться совершенно разными наборами низкоуровневых фактов, так что объяснения конкретных примеров не давали бы объяснения данного феномена, рассматривающегося в его родовом аспекте.
Одно из решений состоит в том, чтобы трактовать логическую супервентность как нечто всего лишь необходимое, а не достаточное для редуктивного объяснения. Этого хватит для моих аргументов о сознании в следующей главе. Более полезным, однако, будет отметить, что работоспособное понятие редуктивного объяснения, при котором логическая супервентность оказывается как необходимой, так и достаточной, все же существует. Вместо того чтобы рассматривать обозначенные выше проблемы в качестве свидетельства того, что упомянутые характеристики не являются объяснениями, мы можем трактовать их как указания на то, что редуктивное объяснение не всегда бывает поясняющим объяснением. Редуктивное объяснение — это, скорее, демистифицирующее объяснение.
Как я отмечал раньше, редуктивное объяснение не исчерпывает и не завершает всякое объяснение. Его главная роль состоит в том, чтобы устранить глубинное ощущение таинственности, окружающей высокоуровневый феномен. Оно достигает этой цели, редуцируя данности и произвольность интересующего нас феномена к данности и произвольности низкоуровневых процессов. Поскольку сами низкоуровневые процессы могут быть просто даны и произвольны, редуктивное объяснение может и не приводить нас к глубокому пониманию данного феномена, но оно хотя бы устраняет ощущение, что здесь происходит и еще что-то «сверх того».
Провал между редуктивным объяснением и поясняющим объяснением зачастую может быть, однако, прикрыт гораздо лучше, чем мы только что видели. Это связано с двумя основополагающими фактами, касающимися физики нашего мира: автономностью и простотой. Микрофизическая каузальность и микрофизические объяснения кажутся автономными в том смысле, что каждое физическое событие имеет физическое объяснение; законы физики достаточны для объяснения физических событий в их собственных терминах. Кроме того, законы, о которых идет речь, весьма просты, так что такие объяснения довольно компактны. Но ведь все это могло бы выглядеть иначе. Мы могли бы жить в мире с сугубо эмерджентными фундаментальными законами, управляющими поведением высокоуровневых комплексов, таких как организмы, и с сопряженной с этим ниспадающей каузальностью, преодолевающей действие любых микрофизических законов, имеющих отношение к таким комплексам. (Британские эмерджентисты, такие как Александер (Alexander 1920) и Броуд (Broad 1925), полагали, что мир устроен примерно таким образом.) Или наш мир мог бы оказаться миром, в котором поведение микрофизических частиц регулируется только лишь бесчисленными причудливыми законами, или же миром, где микрофизическое поведение хаотично и не подчиняется никаким законам. В подобных мирах оставалось бы мало надежды на получение поясняющих редуктивных объяснений, поскольку элементарность низкоуровневых концепций могла бы не допускать упрощения.
Но актуальный мир с его низкоуровневой автономией и простотой, похоже, не исключает постепенного осмысления даже сложных процессов. Низкоуровневые факты, лежащие в основе высокоуровневого феномена, нередко наделены глубоким единством, позволяющим давать исчерпывающее объяснение. Отталкиваясь от высокоуровневой каузальности, такой как выстрел из пистолета, вызванный нажатием курка, мы не только можем изолировать связку устанавливающих ее низкоуровневых фактов, но и достаточно просто изложить, как реализуется эта каузальность, подводя эти факты под те или иные простые принципы. Этот путь может не всегда приводить к успеху. Может оказаться так, что некоторые области, такие как социология и экономика, настолько далеки от простоты низкоуровневых процессов, что поясняющее редуктивное объяснение будет невозможным, даже если соответствующие феномены являются логически супервентными. Если так, пусть так: мы можем удовлетвориться высокоуровневыми объяснениями этих областей, отмечая, что из логической супервентности следует, что в принципе здесь имеется редуктивное объяснение, хотя его, возможно, могло бы понять только высшее существо.
Отметим также, что согласно данной концепции редуктивное объяснение оказывается, по сути, конкретным, объясняющим конкретные примеры какого-либо феномена, но не обязательно все эти примеры вместе. Этого нам и следовало ожидать. Если свойство может быть реализовано множеством различных способов, мы не можем ожидать, что одно-единственное объяснение будет применимо ко всем случаям его реализации. К примеру, температура по-разному реализуется в различных средах, и для каждого случая здесь существует свое объяснение. И крайне маловероятно, что можно было бы найти объяснение, покрывающее все случаи убийства, — если взять пример гораздо более высокого уровня. Тем не менее нередко бывает, что объяснение конкретных случаев отличается известной унифицированностью, так что удачное объяснение одного зачастую объясняет и многие другие. Это опять-таки скорее следствие фундаментальной простоты нашего мира, чем необходимая черта объяснения. В нашем мире простые унифицированные истории, которые можно рассказать о низкоуровневых процессах, нередко обладают универсальной значимостью или по крайней мере значимостью для самых разных индивидов. Часто бывает и так, особенно в биологических науках, что индивиды имеют общее происхождение, что ведет к сходству их низкоуровневых процессов. Поэтому вторая из упомянутых проблем, а именно унификация объяснений конкретных примеров феномена, не является настолько большой проблемой, какой она могла бы быть. В любом случае главным оказывается объяснение индивидуальных случаев.
