Энгельс – теоретик - Багатурия Георгий Александрович (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Денежный рынок, как относительно независимая сфера, может переживать свои собственные кризисы, которые порождаются такими факторами, в отношении которых кризисные нарушения промышленности играют лишь подчиненную роль или вообще не играют никакой роли. Но денежные кризисы и всякие другие пертурбации денежного рынка обязательно должны оказывать определенное обратное воздействие на положение дел в промышленности. Прозорливость и глубина Энгельса в этих вопросах полностью подтверждаются характером современных валютных кризисов буржуазного мира, тем фактом, что они возникают даже в восходящей фазе экономического цикла.
Политическое движение, говорил Энгельс, определяется экономическим движением, из известных потребностей экономической жизни возникает политическая сила – государство, отражающее каждый раз определенные экономические интересы [90]. В целом государство, указывал Энгельс, «является лишь выражением, в концентрированной форме, экономических потребностей класса, господствующего в производстве» [91]. Но государство обладает также относительной самостоятельностью, и движение государственной власти, подобно движению денежного рынка и рынка ценных бумаг, способно оказывать влияние на экономические отношения, на развитие производства. «Это есть взаимодействие двух неодинаковых сил: с одной стороны, экономического движения, а с другой – новой политической силы, которая стремится к возможно большей самостоятельности и, раз уже она введена в действие, обладает также и собственным движением» [92]. Энгельс различал три возможные варианта «обратного действия» государственной власти на экономическое развитие: 1) в том же направлении – тогда развитие экономики идет быстрее; 2) против объективно назревших, необходимых тенденций развития экономики – в этом случае государственная власть демонстрирует свой явный анахронизм и явно идет навстречу своему краху; 3) действие государственной власти на экономику то в сторону закономерного прогресса, то вопреки ему.
Рабочий класс и его политический авангард в лице хорошо организованной партии борются за установление диктатуры пролетариата, отдавая себе отчет в том, что эта новая власть, пришедшая на смену господству буржуазии, не может и не должна быть экономически нейтральной и тем более бессильной. Важнейшее назначение пролетарской диктатуры – научное управление экономикой, плановая организация экономической деятельности ассоциированных производителей. «Насилие (то есть государственная власть) – это тоже экономическая сила!» [93]. Экономическая потенция государственной власти неизмеримо возрастает благодаря общественной собственности на средства производства.
Отсюда со всей очевидностью напрашивается, в частности, тот вывод, что экономическую деятельность современного буржуазного государства, различные формы и методы государственно-монополистического хозяйствования и регулирования экономики должна изучать и, как известно, фактически изучает политическая экономия, хотя, быть может, эти проблемы и не составляют непосредственно ее предмета. Никто не оспаривает того факта, что социально-экономические проблемы государственно-монополистического капитализма, вытекающие из слияния силы буржуазного государства с силой монополий, являются важнейшей составной частью политической экономии современного капитализма.
Несомненно также, что рассмотрение экономической деятельности социалистического государства, не только объективных основ, но и общих аспектов, форм и методов экономической политики, механизма использования объективных экономических законов посредством экономической политики, обратного влияния вообще надстроечных категорий на экономический базис общества – его производственные отношения – относится к области теории, входит в круг проблем, изучаемых политической экономией социализма.
Политическая экономия социализма образует теоретическую основу правильной экономической политики, т.е. такой политики, которая научно выражает назревшие потребности развития производительных сил. Экономическая политика, разрабатывая конкретные мероприятия и планы развития экономики социалистического общества, опирается на выводы и положения политической экономии. С другой стороны, политическая экономия учитывает влияние конкретной экономической политики на характер и форму проявления экономических законов, совокупность которых характеризует данный тип производственных отношений. Следовательно, политическая экономия и экономическая политика взаимосвязаны, но не тождественны. Они не разделены неподвижной границей, но и не совпадают.
Имеющая уже долгую историю буржуазная и правореформистская критика взглядов Энгельса, искусственное их противопоставление взглядам Маркса во многом идут по линии установления мнимых методологических «различий». Отдельные авторы стараются изобразить Энгельса не больше и не меньше как человеком, который, сохраняя верность Марксу на словах, фактически опошлил диалектический характер общей концепции исторического развития, который взамен марксового диалектического понимания истории отстаивал универсальный «псевдодиалектический монизм» – единство бесконечного органического процесса и процесса развития общества. Энгельс будто бы ставил на одну доску законы развития природы и законы развития общества, подходил с одной и той же меркой к трактовке законов, лежащих в основе движения мира окружающей нас природы и мира самих людей [94]. Под пером его «критиков» Энгельс предстает социальным дарвинистом, уповавшим на всесильную стихию строго детерминированной эволюции, которая устраняет с дороги слабого и открывает все семафоры для избранных, для баловней судьбы.
Однако стоит только обратиться к высказываниям Энгельса о методе политической экономии, и все такие обвинения рухнут как карточный домик.
Он дал именно в духе Маркса глубокие определения слабых сторон метода буржуазной политической экономии.
С его именем связана блестящая критика методологической немощи претенциозного «преобразователя» всех социальных наук Е. Дюринга. А надо сказать, кстати, что этот писатель в 70-е гг. XIX века своими сочинениями, и в частности «Курсом политической и социальной экономии», сумел временно сбить с толку даже очень умных и в политическом отношении безупречно честных, до конца преданных идеалам социализма деятелей. Например, в его сети попал А. Бебель, отзывавшийся о «Курсе политической и социальной экономии» как о «лучшем экономическом произведении новейшего времени» после «Капитала» Маркса.
Энгельс определил главные особенности революционного метода марксистской политической экономии.
Метафизика была определяющей чертой метода буржуазной политической экономии, которая «возникла в головах гениальных людей в конце XVII века» и своей вершины достигла в трудах Д. Рикардо. Сформулированные буржуазными экономистами категории и законы представлялись не выражением отношений и потребностей их эпохи, а выражением вечного разума, не выражением исторически определенной формы экономической деятельности, а вечными законами природы. Экономические законы производства и обмена они выводили из неизменной сущности человека, хотя при более внимательном взгляде оказывалось, что их неизменный человек был их современником, занимавшимся производством и торговлей на почве тогдашних, совершенно конкретных отношений складывающегося или уже сложившегося в основных своих характеристиках буржуазного общества. Поведение этого «неизменного» человека, его образ мысли и действия всецело зависели от специфических особенностей способа производства, свойственного буржуазному обществу.
Исторический характер политической экономии предполагает необходимость изучения реальных экономических отношений в различных странах и на различных ступенях цивилизации. Этим важным методологическим принципом пренебрегали, однако, даже буржуазные классики. По словам Энгельса, например, «добрый старый» Адам Смит в своих рационалистических обобщениях «принимал условия, господствовавшие в Эдинбурге и в окрестных шотландских графствах, за нормальные для целой вселенной» [95].
