Фабрика безумия - Сас Томас (книги TXT) 📗

Томас С. Сас

Сиракузы, штат Нью-Йорк

Сентябрь 1996 года

Предисловие к первому изданию

В наше время принято считать, что, подобно тому как некоторые люди страдают от заболеваний печени или почек, другие страдают от расстройства разума или личности, что люди, пораженные такими «душевными болезнями», по своему психологическому и социальному положению ниже, чем те, кто не подвержен этим болезням, и что «душевнобольные», из-за своей предполагаемой неспособности «понять, что для них на самом деле лучше», подлежат опеке и заботе со стороны членов семьи либо со стороны государства, даже если эта забота требует силового вмешательства против их воли или лишения их свободы в учреждениях для душевнобольных.

Я считаю всю систему этих взаимосвязанных понятий, убеждений и практик лживой и аморальной. В более ранней своей работе «Миф о душевной болезни» [8] я пытался показать, почему понятие душевной болезни ошибочно и как оно приводит к заблуждениям. В данной книге я намерен показать, как и почему этические убеждения и общественные институты, основанные на этом понятии, превращаются в безнравственную идеологию нетерпимости. В частности, я намереваюсь сравнить веру в ведьм с верой в психическую болезнь, а охоту на ведьм — с преследованием душевнобольных.

Идеология психического здоровья и болезни обслуживает очевидную и требующую безотлагательного решения нравственную проблему. Поскольку обязанность врача состоит в лечении страдающих пациентов с их согласия и для их собственной пользы, необходимо объяснить и оправдать те ситуации, когда людей «лечат» без их согласия и причиняя им ущерб. Концепция безумия, или психической болезни, служит этой потребности. Она позволяет «душевно здоровым» членам общества обращаться удобным для себя образом с теми, кого они могут обозначить как «душевнобольные». Однако, отняв у «душевнобольного» право судить о том, что для него лучше, люди, в особенности психиатры и судьи, то есть медицинские и юридические эксперты по сумасшествию, избавляются от необходимых ограничений, которые налагала на них сама возможность диалога с жертвой. Тщетно настаивает новопровозглашенный «сумасшедший» на своем здоровье. Сама неспособность пациента «распознать» факт болезни объявляется ее признаком. Тщетно отвергает он лечение и госпитализацию, принимая их за разновидности пыток и лишения свободы. Его отказ подчиниться авторитету психиатра выглядит как еще более глубокий симптом болезни. В этом современном отвержении Другого в качестве сумасшедшего мы узнаем пусть и замаскированное современным смысловым и техническим облачением, но старинное по своей сути религиозное отвержение еретика, свойственное прошлым эпохам.

Хорошо укрепившаяся идеология, которой было мессианское христианство и какой сейчас является мессианская психиатрия, безусловно, не сдается без боя. Стоит только согласиться с основными принципами определенной идеологии, и новые наблюдения уже воспринимаются через образы, созданные этой идеологией, а для словесного их описания используются ее термины. В результате свежие наблюдения не могут подорвать сложившуюся систему верований, а новые «факты», порожденные идеологией, ее постоянно укрепляют. Так обстояло дело в прошлом в отношении веры в ведьм, всюду этих ведьм порождавшей. Это справедливо и сегодня в отношении веры в душевную болезнь, повсеместно порождающей душевнобольных. К сожалению, осознать ошибки наших предшественников куда легче, чем заблуждения современников. Мы знаем, что ведьм не существует. Однако всего несколько сотен лет назад величайшие и благороднейшие умы были убеждены в том, что они есть. А раз так, возможно ли, что наша вера в душевную болезнь обоснована ничуть не лучше? Что наша практика, основанная на этом понятии, просто разрушает достоинство личности и попирает ее политические свободы? Это ни в коей мере не праздные и не маловажные вопросы. От наших ответов на них зависят не только судьбы миллионов американцев, объявленных психически больными, но и судьба каждого из нас. Ибо нас давно предупреждали о том, что несправедливость по отношению к одному человеку, особенно в обществе, стремящемся к свободе, — это несправедливость по отношению ко всем. На мой взгляд, «душевное здоровье», если под ним понимать духовное благополучие американцев, не может быть улучшено лозунгами, лекарствами, общественными центрами душевного здоровья и даже миллиардами долларов, растраченными на «борьбу с душевными болезнями». Основной проблемой психиатрии всегда было и поныне остается насилие: объявленное угрозой, но лишь предполагаемое насилие «сумасшедшего», направленное якобы против общества, и действительное насилие, чинимое обществом и психиатром против «сумасшедшего». Результатом становится лишение пациентов человеческого достоинства, притеснение и преследование тех граждан, которых объявили «душевнобольными».

Коль скоро это так, нам следует прислушаться к предупреждению Джона Стюарта Милля: «И здравому смыслу, и опыту противоречат те, кто полагает, что можно хоть в какой-то степени ограничить жестокость, оставив жертву во власти исполнителя» [9]. Наибольшая (в действительности единственная) надежда на решение проблемы «душевной болезни» кроется в ослаблении, а не в укреплении институциональной психиатрии [10]. Только тогда, когда это особенное явление будет упразднено, вступит в действие нравственная власть ненасильственной психотерапии. Только после этого возможности договорной психиатрии [11] смогут раскрыться в полной мере, и начнется творческий человеческий диалог, не стесненный институциональными предрассудками и общественными табу, призванный служить индивиду в его вечной борьбе за то, чтобы подняться не только над инстинктивными ограничениями, но и над мифическими [12].

Вкратце, это книга об истории институциональной психиатрии, начиная с ее теоретических корней в христианской теологии и заканчивая современными практиками, опирающимися на медицинскую риторику и подкрепленными полицейской властью. Для человека еще никогда важность понимания собственной истории не была выше, чем сегодня. Как объясняет нам Коллингвуд, «история предназначена „для” человеческого самопознания... Познание самого себя означает познание того, что вы в состоянии сделать, а поскольку никто не может узнать этого, не пытаясь действовать, то единственный ключ к ответу на вопрос, что может сделать человек, лежит в его прошлых действиях. Ценность истории потому заключается в том, что благодаря ей мы узнаем, что сделал человек и тем самым — что он собой представляет» [13].

Проливая свет на прошлые деяния человека и на то, что он продолжает делать по отношению к своим собратьям под видом помощи, я надеюсь сделать вклад в наше понимание того, чем становится человек, когда им руководит принуждение, сколь угодно часто оправдываемое извиняющей самое себя риторикой, и что с ним может быть, если заменить контроль над другим на самоконтроль.

Книга не требует от читателя каких-либо специальных познаний или подготовки, — только открытости сознания. Однако она требует от него еще одной вещи — помнить, вместе с Сэмюэлем Джонсоном, о том, что «дорога в ад вымощена благими намерениями» и что он может осознанно приложить этот принцип к идеологии, риторике и ритуалам политической организации, присущей нашему времени, — Терапевтическому государству.