Лекции по истории русской философии (XI - XX вв.) - Замалеев Александр Фазлаевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Ответить на данные вопросы призвано настоящее пособие. Во всяком случае, автор надеется, что его усилия оказались не совсем напрасными.
Бердяев Н.А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. СПб., 1992.
Введенский А.И. Судьбы философии в России // Введенский А.И. Философские очерки. СПб., 1901. Вып. 1. С. 3–38.
Гавриил, архим. Русская философия. Казань, 1840.
Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX–XIX вв. 2-е изд. Л., 1989.
Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль X–XVII веков. М., 1990.
Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI–XVI вв.). Л., 1987.
Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1–2. 2-е изд. Париж, 1989. (Переизд.: Л., 1991).
Ключевский В.О. Западное влияние в России XVII века // Вопросы философии и психологии. 1897. Кн. 36(1).
Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. 3-е изд. СПб., 1901.
Лосев А.Ф. Русская философия // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.
Лосский И.О. История русской философии. М., 1991.
Радлов Э. Л. Очерк истории русской философии. 2-е изд. Пг., 1920.
Райнов Т.И. Наука в России XI–XVII веков: Очерки по истории донаучных и естественнонаучных воззрений на природу. М.-Л., 1940.
Тихомиров М.Н. Философия в древней Руси // Тихомиров М.Н. Русская культура X–XVII веков. М., 1968.
Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии // Соч. М., 1989.
Щапов А.П. Социально-педагогические условия умственного развития русского народа. СПб., 1870.
Лекция 1
СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
Христианизация Руси. Греческая патристика: Василий Великий, Григорий Нисский, Григорий Назианзин, Иоанн Дамаскин. Кирилло-мефодиевская традиция. Светская литература: «Изборник 1073 г.», «Пчела», «Диоптра», «Толковая Палея». Первые мыслители-книжники: Иларион Киевский, Никифор Грек, Климент Смолятич. Сущность аллегорического рационализма.
Первые опыты русской философии восходят к древнекиевской эпохе и связаны с христианизацией Руси. Философия не могла зародиться в недрах славянского язычества. Как бы ни была своеобразна и содержательно богата автохтонная мифология древних русичей, она все же оставалась чисто «стихийной религией» с неразвитым дуализмом божественного и природного. Мир для нее выступал лишь как обиталище богов, духов: за каждой вещью стояло свое особое божество, поклонение которому заслоняло познание этой вещи. В лоне славянского язычества не могла сложиться не то что философия, не даже просто секуляризованное мировоззрение. Это не означает, будто славяно-русское язычество никак не повлияло на духовное развитие русского средневековья. В народной среде очень долго сохранялось «двоеверие»: в храмах исповедовали Троицу, в домах поклонялись кумирам. Языческой «деформации» подверглось даже само древнерусское православие. Первостепенное значение приобрел культ Богородицы, в основу которого легли традиционные представления о благодетельном женском существе, прародительнице славянского рода — Рожанице. Христос первоначально ассоциировался преимущественно с младенцем; образ Христа-Вседержителя, Христа-Пантократора утвердился только в московский период. Первым толчком к появлению русской философии послужило принятие христианства. Вместе с евангельским вероучением на Русь проникают самые разнообразные источники, в том числе патристическая литература, которая становится главным проводником философских идей на древнерусской почве.
1. Греческая патристика. Патристика, или святоотеческая литература отличалась разнородными тенденциями, однако ни в пору своего наивысшего расцвета, в IV в., ни на закате своего исторического существования, в VII–VIII вв., она никогда не порывала связей с традициями античного мира, с наследием эллинизма. Творения отцов и учителей церкви не только приобщали восточных славян к таинствам христианской веры, но и во многом способствовали формированию умственных и философских интересов древнерусского общества.
а) Уникальна в этом отношении роль каппадокийцев — Василия Великого, Григория Нисского и Григория Назианзина, византийских богословов IV в. Важнейшая их заслуга состояла в том, что они, разрабатывая христианскую теологию, пытались с помощью аллегорического метода «содружать спорные, по-видимому, со Священным писанием, натуральные правды» [М.В. Ломоносов], т. е. естественные науки.
Наиболее полно это отразилось в трактате Василия Великого «Шестоднев» — пространном толковании ветхозаветной версии сотворения мира. На примере слов Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю» [Быт. 1, 1], отец церкви ставил вопрос о начале бытия. Под началом здесь следует разуметь время, которое предществует вещам, как некая среда для материального мира. Хотя глас повеления Бога был мгновенен и краток, мир не сразу осуществился в своей полноте и строе. Вещи возникали «с ростка» и произрастали до совершенства. В самом акте божественного творения было заложено развитие, «самозарождение». Оттого созерцание мира, красоты и величия космоса возводит ум к размышлениям о Творце, его «неизглаголанной мудрости». Василий Великий эстетизировал богопознание, внося в него гармонизирующие принципы эллинистической космологии. Это делало каппадокийского теолога особенно притягательным для древних русичей, принявших христианство именно за красоту обряда и близость Бога к людям («онъде Бог с человеки пребываеть»).
С критерием красоты связана и антропология каппадокийцев, которую они основывали на библейском догмате о богообразности человека. Как видно из трактата Григория Нисского «Об устроении человека», богообразность воспринималась ими сквозь призму понятия блага, признававшегося выражением единой сущности Бога и человека. Причастность к благу означала, что в человеке есть «представление всего прекрасного, всякая добродетель и мудрость». Только благодаря им он свободен и самовластен. В то же время свобода воли, не контролируемая разумом, способна поработить человека «естеству», миру. Тогда душа его утопает в «гнусности вещества» и уклоняется от прекрасного. Так совершается рождение зла. Антропология Григория Нисского соответствовала идеям неоплатонизма, которым он придавал христианское звучание.
С позиций аллегорической методологии каппадокийцы пытались также разрешить противоречия Священного писания. По мнению Григория Назианзина, все несоответствия и разночтения Библии отражают лишь различные слои бытия. Это бытие действительно несуществующее, но выразимое в языке. Сюда относятся все имеющиеся в Библии натуралистические и антропоморфные описания Божества. Сами по себе они не истинны, однако, удовлетворяя потребность чувственного, плотского человека в зримом образе, они оказываются весьма полезными как напонимания о существе бесплотном, невидимом. Далее Библия содержит то, что непередаваемо словом, хотя и существует реально. Такова сущность Бога, которая при всех обстоятельствах непостижима и постулируется лишь при помощи отрицательных определений. Затем следует бытие и несуществующее, и невыразимое, как, например, «ничто», послужившее Богу для сотворения мира. Оно лишено всякого содержания и формы. О нем ничего нельзя сказать, нельзя помыслить, кроме того, что его «нет». И последний слой — это и существующее действительно, и выразимое словом. Таково утверждение: «Я есмь Сущий» [Исх. 3, 14]. В нем прокламируется тождественность буквального смысла Священного писания и положения веры о том, что Бог есть бытие. На этом уровне, согласно Назианзину, совершается слияние разума и веры, претворение их друг в друга.
Расчленение смысловой структуры Библии вело к аллегоризации вероисповедных догм, внедрению философского элемента в теологию.
