Метафизика войны - Эвола Юлиус (библиотека электронных книг TXT) 📗
С самыми недавними международными событиями, приведшими к падению авторитета Лиги Наций и, в конце концов, к нынешней войне, стала ясно заметной действенная инверсия ценностей не только на политическом плане, но также и на этическом и в общем плане воззрения на жизнь в целом. Нынешняя битва идет не столько против отдельного народа, но скорее против отдельной идеи, которая более или менее такая же, как и поддерживаемая союзниками в предыдущей войне. Та война была направлена на консолидацию «демократического империализма» против любых опасных нарушителей спокойствия; новая война призвана отметить конец этого «империализма» и некоторых мифов, служащих ему в качестве «алиби», и создать предпосылки для новой эпохи, в которой воинская этика будет служить основой цивилизации коллектива европейских народов. В этом смысле нынешняя война может быть названа восстановительной войной. Она восстанавливает до первоначального состояния идеалы, воззрения и права, являющиеся центральными для изначальных традиций арийских народов — прежде всего римлян и нордических арийцев, — настолько центральными, что когда они ветшают или забываются, это неизбежно приводит к упадку всех этих народов, и власть переходит в руки низшего элемента как в расовом, так и в духовном смысле.
Однако, концентрируясь на слове «милитаризм», желательно избежать недоразумений относительно значения воинского элемента в новой Европе, похожих на уже осознанно поощряемые — с полным знанием фактов — демократическими противниками. Речь не идет ни о загоне Европы в казармы, ни об определении дикой воли к власти как ultima ratio, [26] ни о принятии смутной трагической и иррациональной концепции жизни.
В первую очередь необходимо твёрдо уяснить, что специфические воинские ценности в военном контексте — это единственные представления о реальности, которые сами по себе могут иметь высшее, не только этическое, но даже и метафизическое значение. Здесь мы не будем повторять то, что мы уже имели возможность обсудить в других местах. [27] Мы только напомним, что древнее арийское человечество обычно рассматривало жизнь как вечную битву между метафизическими силами: с одной стороны — ураническими силами света и порядка, с другой стороны — тёмными силами хаоса и материи. Эта битва для древних арийцев велась и выигрывалась как во внешнем, так и во внутреннем мирах. И именно внешняя битва отражала битву, которую нужно было вести в себе, которая считалась истинно справедливой войной: битва с теми силами и народами внешнего мира, которые обладали таким же характером, как и силы в нашем внутреннем бытии, которые должны быть подчинены до достижения pax triumphalis. [28]
Из этого следует взаимосвязь истинно воинского или героического этоса с определённой внутренней дисциплиной и определённым превосходством — взаимосвязь, которая в той или иной форме всегда появляется во всех наших лучших традициях. Именно поэтому только близорукие или отягощённые предрассудками могут полагать, что неизбежным следствием выдвижения воинского взгляда на мир и поддержки тезиса о том, что новая Европа должна формироваться под знаком воинского духа, будет хаос высвобожденных сил и инстинктов. Истинно воинский идеал подразумевает не только силу и физическое воспитание, но также и спокойное, управляемое и сознательное состояние внутреннего бытия и личности. Любовь к дистанции и порядку, способность подчинять индивидуалистический и чувственный элемент принципам, способность ставить действие и занятие превыше простой личности, чувство достоинства, лишённое тщеславия — вот черты истинно воинского духа, такие же сущностные, как и касающиеся непосредственно сражения: с высшей точки зрения. Само сражение может быть полезным не столько для непосредственных материальных результатов, сколько для свидетельства этих качеств, которые имеют самоочевидную созидательную ценность и могут быть приравнены к элементам особого «стиля» — не только в данной области нации, особенно преданной солдатскому делу, но также в целом народе и даже за его пределами.
Последнее нужно особо подчеркнуть именно касательно нашей борьбы за новую Европу и новую европейскую цивилизацию. Связь, которая, согласно вышеупомянутому арийскому и традиционному взгляду, существует между внутренней борьбой и «справедливой войной», является полезной также и для преодоления сомнительного иррационализма трагического и иррационального мировоззрения. Также она позволяет выйти за пределы определённого очерствения, лишённого света, обнаруживаемого в некоторых подчинённых аспектах чисто военного стиля. В соответствии с высшим взглядом, который сегодня вновь проявляется в самых непоколебимых и могущественных силах наших народов, воинская дисциплина и сражение связаны с определённым «преображением» и участием в действенной «духовности». Именно так подчеркивается идея «мира», не имеющая ничего общего с материалистической, демократически–буржуазной концепцией: это мир, который не является прекращением духовного напряжения в сражении и воинском аскетизме, но скорее он предстаёт как нечто вроде его спокойного и могущественного завершения.
По существу именно здесь возникает неодолимая противоположность между двумя различными концепциями цивилизации. В действительности противостоят друг другу не «империалистический материализм» и «воинствующая безжалостность» с одной стороны и «любовь к культуре» и интерес к «духовным ценностям» с другой. Скорее, духовные ценности данного типа и собственно арийского происхождения противостоят иной, интеллектуалистической, «гуманистической» и буржуазной их концепции. Бесполезно обманывать себя, что воинская цивилизация может иметь тот же самый взгляд на так называемый «мир наук и искусств», который существовал в предыдущую эпоху либерализма и буржуазии девятнадцатого века. Они могут сохранить своё собственное значение, но в подчинённом виде, потому что они представляют собой не сущностное, а вспомогательное. Главное же состоит в определённом внутреннем стиле, определённом состоянии сознания и характера, простоте, ясности и суровости, непосредственно испытываемом смысле существования, без показухи, без сентиментализма, удовольствие приказывать, повиноваться, действовать, побеждать и преодолевать себя.
Естественно, что мир «интеллектуалов» считает всё это «бездуховным» и почти что варварским — но это не имеет значения. «Воинскому» миру принадлежит весьма иная серьёзность и глубина с той точки зрения, с которой «культура» буржуазии кажется царством червей, безжизненных и бессильных форм. Только в последующий период, когда будет сформирован новый по своей сути тип европейца, можно будет ожидать, что менее поверхностная, менее «гуманистическая» новая «культура» будет отражать этот новый стиль.
Сегодня очень важно осознать эти аспекты воинского духа, чтобы в создании основы будущего согласия и общей цивилизации европейских народов не были бы снова задействованы абстрактные и устаревшие идеи. Только питаясь от энергий, которые в испытании огнем сражения решают свободу, достоинство и миссию народов, может быть выковано истинное понимание, сотрудничество и общность цивилизации. И как эти энергии имеют мало общего с «культурой», как её понимают «интеллектуалы» и «гуманисты» (эти энергии и не снизойдут на них), так и всякая абстрактная концепция права, любое безличное регулирование отношений между различными группами людей и между различными государствами будет казаться им нестерпимым. Здесь становится ясным ещё один фундаментальный вклад, который воинский дух может предложить форме и смыслу нового европейского порядка. Воинский дух характеризуется прямыми, ясными и преданными отношениями, основанными на верности и чести и здоровом инстинкте различных достоинств, которые он может хорошо различать: он противостоит всему безличному и тривиальному. Во всем цивилизациях, основанных на воинском духе, весь порядок зависел от этих элементов, а не от параграфов законов и абстрактных «позитивистских» норм. Эти элементы также могут организовать силы, вызванные опытом сражения и освящённые победой, в новое единство. Именно поэтому, в определённом смысле, тип воинской организации, которая была присуща некоторым аспектам феодальной римско–германской цивилизации, может дать нам идею того, что, возможно, сработает в адаптированной форме для новой Европы, за которую мы сегодня сражаемся. Говоря об отношениях, не только межличностных, но и о межгосударственных и межрасовых, обязательно нужно снова постигнуть то повиновение, которое не унижает, а возвышает, ту власть и руководство, которое ведёт к превосходству и ясной ответственности. На смену законодательству абстрактных «международных законов», включающего народы всех мастей, должно прийти органическое право европейских народов, основанное на этих прямых отношениях.
