Путешествие через эпохи - Кузнецов Борис Григорьевич (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Я пытался разъяснить в самой общей форме, что движение тела может не быть прямым, а искривляться в силу кривизны мирового пространства, что движение быстрее света невозможно… Неожиданно для меня Данте нашел это естественным и, во всяком случае, отнюдь не парадоксальным. В сознание людей ХХ века очень глубоко вошли понятия бесконечного мира, бесконечной неизменности расстояния между продолжающимися параллельными линиями, бесконечной скорости, к которой стремится тело под влиянием бесконечно следующих друг за другом импульсов. Но для XIII–XIV веков эти представления еще не стали такими абсолютными, несомненными, априорными. В средние века абсолютный характер приписывали каноническим догмам, рациональное знание казалось областью относительных представлений. Так думали многие. Но и те, кто сомневался в абсолютном характере догматов и канонизированного перипатетизма, были очень далеки от абсолютизации данных науки.
Мышление провозвестников Возрождения было очень пластичным. И именно в этом смысле, а не в смысле позитивных утверждений оно близко нашему ХХ веку, когда самые фундаментальные представления о пространстве, времени и движении оказались столь динамичными. И ближе всего ХХ веку не натурфилософские воззрения XIV века, а поэзия мышления о природе, неразрывно связанная с подвижностью мира, с поисками новых понятий, с эмоциональными импульсами таких поисков. То, что делает «Божественную комедию» энциклопедией подвижного, многокрасочного, динамического мира.
В заключение беседы Данте задал мне несколько личных вопросов. Его все-таки удивило, что я, зная наизусть многие песни «Ада» и «Чистилища», иногда невольно обнаруживаю знакомство с «Раем» и время от времени ссылаюсь на взгляды и теории, не только неизвестные в среде, окружающей Данте, но и логически чуждые ей. Данте спросил, откуда я родом, где я учился и т. д. Как это уже часто бывало, я, не задумавшись, сказал правду. И такой ответ не вызвал ни удивления, ни недоверия. В XIV веке слишком часто пользовались аллегориями, и рассказ о машине времени, о встречах с героями древности и мыслителями нового времени показался аллегорией. И к нежеланию рассказать правду о происхождении и предыдущей жизни в XIV веке тоже привыкли и по большей части уважали такое нежелание…
— Как мне кажется, — сказал Данте, — вы, синьор, примкнули к тому сонму обманщиков, которых я не встретил в восьмом круге ада и к которым я сам принадлежу. Первый в их ряду — Платон (меня поразило совпадение с репликой самого Платона!), он вкладывал свои мысли в уста Сократа. Для него главное — это идея, и ее глашатаем является мыслитель, идеальный мыслитель, каким был для Платона его учитель. Для меня, — продолжал Данте, — идея неотделима от любви, ненависти, стремлений, и свои мысли я вложил в уста тех, кого я любил или ненавидел, жалел или судил. По-видимому, для вас главное — история, в которой вы видите последовательное приближение ваших идеалов. Поэтому вы вкладываете то, что хотите сказать, в уста людей далеких поколений или воображаемых мыслителей будущего. Для вас они существуют. То, что вы рассказали о будущих веках, мне очень близко. Я изгнан из Флоренции и мечтаю вернуться в нее. Но я мечтаю и о другом — дожить до времени, когда мир будет счастливее, чем сейчас. Разрешите на прощанье повторить вам слова из письма моему другу и покровителю в изгнании, на суд которого я посылал написанные части «Комедии», вождю северо-итальянских гибеллинов, правителю Вероны, Кан Гранде делла Скала [108]. Я писал ему однажды, что есть только одна великая цель и великая надежда — вырвать живущих из бедствий и привести их к счастью.
Могут ли пришельцы из настоящего изменять прошлое?
Сейчас я хотел бы добавить несколько соображений к вводному очерку и к рассказу о разговоре с Эйнштейном, чтобы объяснить, почему машина времени, как правило, не позволяла мне вмешаться в ход событий, изменить их течение, вырвать из истории ее наиболее мрачные страницы, ускорить процессы, которые обещали людям «вырвать живущих из бедствий». Мне не удалось помочь друзьям Сократа организовать его побег в Мегару, не удалось освободить Бруно из венецианской тюрьмы, не удалось предупредить убийство Марата [109]— об этих событиях я вскоре расскажу подробней. Следы моего пребывания в прошлом оказались совсем незначительными. Некоторые из них привлекли внимание, и их иногда объясняли появлением на земле пришельцев из космоса: путешествие через миллиарды километров казалось более вероятным, чем путешествие через временные интервалы в год, сотню или тысячу лет. Но существенных изменений мои путешествия не вызвали. Одним из основных принципов конструирования машины времени был принцип экранирования от таких изменений, которые могут вызвать цепную реакцию и привести к непредвиденным результатам. От изменения событий, которое в пору поисков конструкции машины времени я называл для себя «Бредбери-эффектом». В рассказе Бредбери [110]«И грянул гром» один из людей, отправившись на охоту в далекое прошлое, случайно убивает какое-то насекомое. Это вызывает ряд последствий, приводящих к тому, что вернувшись из прошлого в Соединенные Штаты, путешественники застают изменившуюся орфографию и победу кандидата фашистов на президентских выборах.
Принцип экранирования, составляющий технику безопасности или, если хотите, этическую основу путешествий во времени, требует, чтобы путешествие в прошлое не меняло его. Во всяком случае, не меняло макроскопически. Этот принцип означает, что человеку нельзя вручить то право, в котором все религии отказывают своим богам и которое иногда присваивают себе историки. Право изменять уже происходившее, изменять прошлое.
Я много думал тогда о философии времени, и мне приходило в голову, что машина времени имеет смысл только в том случае, когда прошлое рассматривается как нечто, определяющее современное состояние мира, а это последнее — как нечто, определяющее будущее. Иначе говоря, машина времени теряет смысл без презумпции неизменности, без условий экранирования. Но эти соображения не исключали, а, наоборот, толкали вперед (иногда по кругу, иногда — в тупики, но в целом — вперед) поиски принципиальной возможности управления временем, его темпом и направлением.
По-видимому, думалось мне, теория относительности здесь недостаточна. Она утверждает, что время течет по-разному в системах, движущихся с различной скоростью в пространстве; если у нас две системы, движущиеся одна по отношению к другой, то время, текущее в одной системе, измеренное по отношению к другой, будет иным. Но для машины времени отсчет времени, длительность единицы времени, длительность секунды меняются уже не от движения в пространстве, а от временномго процесса в данном месте. Мы берем некоторый процесс «здесь», то есть, игнорируем движение в пространстве, и от интенсивности перехода не от одного «здесь» к другому «здесь», а от одного «теперь» к другому «теперь» меняется отсчет времени. Секунда в данном «теперь» может стать годом, если ее измерять в системе, испытывающей интенсивный внутренний процесс изменения. Такие процессы могут иметь место в очень малых пространственных областях, быть может, во много раз меньших, чем радиус атомного ядра, и в сроки, во много раз меньшие, чем время, необходимое свету, чтобы пересечь атомное ядро. В этих областях и в эти сроки происходят наиболее таинственные акты природы. Здесь частицы одного типа превращаются в частицы другого типа с поглощением и выделением колоссальных энергий. Пока не удается раскрыть причины таких процессов. Теория относительности нашла причины многих парадоксальных явлений при движении тел. Но такое объяснение — релятивистская причинность — останавливается перед субъядерным миром, перед областями, где, вероятно, уже нельзя говорить о движении тождественной себе частицы, где уже нельзя сказать, что непрерывно движущаяся частица в один момент в одном месте, а в другой момент — в другом месте. Здесь деление пространства на такие места и деление времени на такие моменты теряют смысл, пространство и время перестают быть непрерывными, они состоят из далее неделимых зерен, и в этих зернах, в этих минимальных пространственно-временных ячейках, происходят элементарные процессы, которыми управляет уже не релятивистская, а ультрарелятивистская причинность.
