Две жизни (Часть 3, том 1 и 2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (книга жизни .txt) 📗

Глава 18 Трапезная. События в ней. Мое новое понимание жизненных путей человеческих Не успел я присесть на ступеньку крыльца и пригладить перышки на белоснежной спинке Эта, как послышались быстрые шаги и в дверях появилась Наталья Владимировна. Она всегда была одной из тех, кого ждут, если, конечно, ее не интересовало что-либо особенно, но сейчас меня удивила не только ее поспешность, но и легкость всех ее движений и походки. Я положительно не узнавал эту женщину с тех пор, как мы выехали из оазиса Дартан. - На этот раз, Левушка, - сказала она мне без всякой иронии и юмора, - я хотела опередить всех и все же пришла позже Вас, хотя видела, как Вы мчались куда-то с Эта по аллее. Мне бы очень хотелось разделить Ваш труд и хоть чем-нибудь маленьким выразить Вам свою огромную благодарность за Ваше джентльменское поведение не только по отношению ко мне, но и ко всем нам. Я не видела еще ни одного раза на Вашем лице недовольства и не слышала ни одного слова осуждения кому-либо. Одеваясь и готовя себя к трудному моменту общей трапезы, я особенно ясно отдала себе отчет в достигнутом Вами, ребенком, и устыдилась своей отсталости в некоторых вопросах. - Почему Вы думаете, Наталья Владимировна, что новыми людьми в трапезной - такой тяжелый момент? - спросил я ее, пораженный этой мыслью, так как мне это первое свидание казалось привлекательным и более чем интересным. Наталья Владимировна не успела мне ответить. В дверях показался И. Часто я видел его прекрасным, но никак не мог привыкнуть к его лицу. Каждый раз оно казалось мне новым. На этот раз я вдруг понял, что не у И. менялось лицо, а моим глазам открывалась все новая возможность видеть в этом лице что-то большее, чем я мог видеть в нем раньше. Точно так же не особенно давно я понял, что я не знаю и тысячной доли того, над чем трудится И., и могу видеть только то, с чем непосредственно сталкиваюсь в его работе, да и ее вижу далеко-далеко не всю. Почти мгновенно я пережил в памяти весь этап жизни с момента пира у Али. Мои слезы в вагоне и беседу И. со мною. Разлуку с Флорентийцем в Москве. Мое отчаяние первых минут. Бурю на море... И я низко поклонился И., не имея иного способа выразить ему глубочайшую благодарность и благоговение за все проявленное ко мне нечеловечески высокое милосердие. Поистине только сверхчеловек мог отнестись к маленькому существу, каким был я, так, как он относился ко мне. Когда я выпрямился после моего глубокого поклона, я встретил приветливую улыбку и услышал невыразимой доброты голос: - Все в сборе и в полном порядке. Блистательные одежды, которые мы надели, должны соответствовать тем миру и радости в наших сердцах, с которыми мы войдем в дом скорби. Быть может, никто из вас не увидит никаких внешних признаков скорби на лицах людей. Возможно, что некоторые из вас не смогут проникнуть в великую внутреннюю скорбь сердца отдельных людей. Но каждый из вас почувствует, вне всяких сомнений, в какую тяжелую атмосферу он вошел, и каждому из вас будет даже физически трудно дышать в атмосфере трапезной. Идите же туда, героически неся радость бедным страдальцам, и несите каждый волю-Любовь своего Учителя им в помощь. Еще раз напоминаю вам: по закону жизни этой Общины в трапезной надо хранить полное молчание. Говорить в ней может только настоятель или тот, кому он сам предложит говорить. И. всех нас оглядел, всем улыбнулся, посмотрел на Эта - мне показалось, что он прикажет мне оставить Эта здесь, - но он сказал: - Возьми птицу на руки. Ты оставишь ее у привратника при входе в дом настоятеля, к которому мы предварительно зайдем. Я исполнил приказание, чем Эта остался очень доволен, и мы пошли по широкой аллее, вдыхая в спустившейся уже темноте чудесный аромат цветов. Шли мы минут пятнадцать и пришли к островку, отъединенному от общего сада большим рвом с водой, как мне показалось сначала. Потом я узнал, что островок был образован ручьем, вытекавшим из озера, расположенного довольно далеко и выше этой части сада. Мы перешли мостик и остановились на лужайке перед небольшим, очень старинным домом из белого камня. И. шел впереди, за ним шли я, Андреева, Игоро и. Бронский, дальше леди Бердран, Никито, Лалия и Нина, присоединившиеся к нам. Последними шли Ясса и Терезита. Больше я не видел никого из нашего каравана. Я подумал о сестре Карлотте, о неистовом монахе и обо всех тех, кого вывез И., ехавших не в нашем отряде. Будут ли они в трапезной или их жизнь здесь начнется иначе? Я вовремя вспомнил о "перце" мыслей, собрал свое внимание и сосредоточился на текущем "сейчас". И. один вошел в дом настоятеля Раданды. Мы же все молча стояли на лужайке. Взглянув на лица моих спутников, я понял, как глубоко все они были сосредоточены и как старались быть действенно добрыми в глубине сердца. Я устыдился своей рассеянности и последовал их примеру. Через несколько минут в дверях показался И., держа под руку древнего настоятеля. Оба они на миг остановились, окинули взглядом всю нашу группу, и, к моему удивлению, настоятель ничего не сказал мне про Эта. Снова Раданда показался мне Радужным шаром, но было ли то влияние света взошедшей луны, была ли то игра огромных звезд, отражавшихся в дрожащей воде, я не знаю. Но показалось мне, что и И. шел в сияющем шаре, включив в свое сияние весь шар Раданды, казавшийся теперь по сравнению с сиянием И. тусклым и небольшим. Глаза мои были прикованы к этому новому и непонятному для меня явлению, от которого я был не в силах оторваться. И не только внешним зрением я не мог оторваться от этого дивного зрелища, я весь утонул, точно расплавился в счастье, в радости жить. Доброта и сила наполняли меня. Мне казалось, что доброта и сила льются ко мне из шара И. и заливают все мое сознание. Раданда, радостно улыбаясь, поднял руку и благословил всех нас. Мы, счастливые, бодрые, в полном бесстрашии и жажде деятельно любить и служить своим ближним, пошли вслед за нашими наставниками. Говорю "мы", а не "я", потому что в эту минуту ни у кого из нас не осталось перегородок личного мы слились воедино в той гармонии, которую нам излучали наши высокие братья. Необычайное спокойствие сошло в мою душу, такие же спокойствие, мир и свет, какие наполняли меня после чтения записей в моей зеленой книге, которую я нашел на своем алтаре... Трапезная была не так далеко. Подойдя к привратнику, настоятель остановился, обернулся и, улыбаясь, поманил меня пальцем. Когда я подошел к нему, он сказал мне: - Передай, друг, твою птицу этому привратнику. Он, хотя на этом месте устроен мною очень недавно и не успел еще узнать всех правил нашей Общины, но человек добрый. Да и знаком он тебе и твоей птице. Удивлению моему не было конца. Кого мог я знать в этой дальней Общине? Да еще такого человека, которому был бы знаком мой птенчик? В темноте я не видел лица привратника. Когда свет от И. и старца упал на вышедшего из Своей сторожки привратника, я невольно вскрикнул: "Мулга!" Эта сам перепрыгнул на руки Мулге, издавая нечто вроде воркования. Мулга, улыбаясь во весь рот и поглаживая спинку Эта, приветливо кивнул мне, точно желая дать знать, чтобы я не беспокоился о птице. - Подержи птичку у себя во время трапезы. И выполняй свои обязанности привратника строго и неумолимо точно. Приказ мой тебе на сегодня таков: никого, ни единой души не пропускай больше в трапезную. Никто не имеет права - по нашему закону внутренней жизни - опаздывать к трапезам или беспокоить кого-либо вызовом из-за стола. Тех, кто сейчас опоздал, как бы они тебя ни молили, какие бы доводы тебе ни выставляли, не пропускай. Если бы даже кто-нибудь из них говорил тебе, что человек умирает и зовет кого-либо из тех, что находятся в трапезной, помни мой приказ и неумолимо выполняй его. Чтобы тебе было легче и сердце твое не наполнилось сомнением, знай, что глазам моим ничто не мешает видеть в каждую минуту всю мою Общину и все, что в ней делается. И если будет нужда, я сам первый выйду или вышлю помощь. Помни же, друг, стой, как часовой на часах, охраняй мир и покой трапезников. И. взглянул на меня. - Я предупреждал тебя, Левушка, что надо сохранять полное молчание. Собери внимание еще глубже, мой мальчик, поставь между собой и всеми, кого увидишь, образ Флорентийца и действуй, действуй, действуй, любя и побеждая в полном творческом самообладании. Помните все, мои друзья, что такое "добрый", прибавил И. ласковым, нежным голосом, точно выливая на нас поток доброты из своего великого сердца. Мы миновали высокую толстую стену, вошли во внутренний дворик, залитый светом высоких фонарей и освещенных окон, больших и многочисленных, и подошли к большой двери, напоминавшей вход в храм. Пройдя в дверь, мы попали в широкий коридор, хорошо освещенный, но я не понял, чем и как он освещался и откуда лился свет сверху. Мне показалось, что наверху тоже были освещенные окна, но я боялся рассеиваться на внешние наблюдения, стараясь хранить в сердце образ великого покровителя Флорентийца. Кто-то взял меня за руку. Я увидел подле себя Наталью Владимировну. Она снова показалась мне, как в пустыне, пушкой с тысячью снарядов. - Левушка, я рядом с Вами. Не забудьте включить в свое защитное звено, - шепнула она мне. - Я не знаю, как это сделать, - ответил я ей, пожимая ее горячую нервную руку. - Между мной и собой поставьте образ Флорентийца. И в каждое действие Вашей мысли и сердца включайте меня, думая "мы", а не "я", - ответила она, продолжая держать меня своей горячей рукой и точно сливая свою силу с моим существом. Так мы и вошли в трапезную рука об руку. Я ощущал ее сейчас как сестру, ближе которой не имел, как мать, покровительницу и защитницу, которой в жизни своей не знал. Сердце мое билось сильно, радостно, точно я шел не в дом страданья, о котором говорил Франциск, но на пир Жизни и Света. Перед И. и настоятелем два старых брата в длинных белых одеждах распахнули настежь высокие и широкие двери трапезной, и мы вошли в огромный зал, заставленный длинными и узкими столами, за которыми сидели люди, вставшие с мест при нашем появлении и приветствовавшие нас глубоким поклоном Первый от входа стол был наполовину пуст. Остановившись подле него, настоятель поклонился И., приглашая его занять первое место справа. Нас с Андреевой он усадил подле И., остальных разместил так, что Никито и Ясса были последними, соприкасавшимися непосредственно с обитателями Общины и представлявшими из себя как бы барьер между ними и нами. Пока мы размещались по указанным нам местам, все наполнявшие трапезную продолжали стоять. Настоятель поднял правую руку, благословил всех, отдал свой посох келейнику и занял свое место за узким концом стола, с которого ему были видны все находившиеся в зале. Когда Раданда и И. опустились на свои места, все присутствующие еще раз поклонились им, сели и несколько братьев стали одновременно подавать пищу на все столы. Как все здесь разнилось от Общины Али! Там слышались смех и веселый говор, здесь царила гробовая, торжественная тишина. Там на столы, покрытые белоснежными скатертями, уставленные благоухающими цветами, подавалась разнообразная пища, которую каждый брал себе сам, сколько и как хотел. Здесь столы были тоже белоснежны, из пальмового дерева, чисто вымытые и отлично отполированные, но ничем не покрытые. Возле каждого человека стояла деревянная тарелочка с хлебом вроде хлебцов Дартана, лежала деревянная ложка и небольшая бумажная салфетка. Братья-подавальщики ставили каждому мисочку, не особенно большую, глиняную, с похлебкой. Пока настоятель не взял ложку в руку и не начал есть, никто не прикасался к пище. Боясь совершить какую-либо бестактность, я смотрел на И., рядом с которым сидел, и ел только тогда, когда видел, что он ест. Признаться, когда мы шли в трапезную, у меня разыгрывался аппетит. Но сейчас, увидев столь непривычную для меня обстановку, я был бы рад не отвлекаться совсем вниманием на еду. Мне теперь казалось, что я совсем не хочу есть, так я был поглощен морем необычайных человеческих фигур, среди которых очутился. Лица сидевших за столом людей сразу поразили меня двумя противоположными признаками: одни из присутствующих пристально смотрели на нас, точно хотели запомнить каждого из нас. Другие сидели, опустив головы и глаза, точно протестуя против нашего вторжения в их царство. Я почувствовал легкий толчок со стороны Андреевой, спохватился, что я не только не строил защитной сети, о которой она мне говорила, но что я снова наблюдал. Я посмотрел на нее и чуть было не сказал "спасибо", как почувствовал удар в лоб, пришедший ко мне от Раданды. Я невольно взглянул на него и вдруг - не знаю и не сумею даже сказать, каким способом, понял, что он велит мне запомнить все, что я здесь вижу, и особенно обратить внимание на ближайший от нас стол с левой стороны. Опять-таки не могу объяснить, каким образом я понял, что за этим столом сидят именно те строптивцы, к которым мне дал поручение Дартан. Впервые в жизни я понимал немой разговор, будто из шара Раданды летели ко мне его мысли, кусочки его световой радуги, и сливались точно и ясно с моим сознанием, складываясь в образы. Мало того, я чувствовал силу, которую вливала мне Андреева, помогая сосредотачивать мои мысли. Я собрал все внимание на указанном мне Радандой столе. Там сидели мужчины и женщины самого разнообразного возраста, от очень молодых до глубоких стариков. Особенно поразила меня одна фигура. Это был высоченный человек, размерами и темной кожей похожий на Дартана, но выражением лица, дерзостным, буйным и вызывающим, напоминавший мне монаха Леоноро, нападению которого я подвергся в памятную ночь, когда ходил с Франциском к профессору и Терезите. На этот раз я не раздумывал о типе и характере этого человека. Я молил Флорентийца помочь мне сохранить всю чистоту сердца, чтобы иметь силу выполнить данное мне Дартаном поручение. Невольная робость овладела мною при мысли, что я ответствен за все предстоящие встречи, удача или неудача которых лежит только в любви и чистоте моего сердца. Уже подавальщики подали кашу на столы, а настоятель не брал еще ложку в руку, и все трапезующие сидели в глубоком молчании. Но вот он взял ложку и сделал глоток, и все руки поднялись с ложками. Раданда, мне казалось, только делал вид, что кушает. На самом же деле в его мисочке, ничем не отличавшейся от всех прочих, было едва видно на дне ничтожное количество каши. Сделав еще один глоток, он оставил ложку в своей мисочке и сказал: - В прошедший раз я говорил вам, братья и сестры, о том, что такое терпение, для чего оно нужно всякому человеку и как без него никто не может выработать самообладания. Я говорил вам и о гостеприимстве. Говорил и о приветливости, с какими должен человек встречать гостей. Особенно тех гостей, которые приезжают в вашу Общину, делая тяжелый, нудный путь через пустыню. Каждый из вас пусть сам ответит себе, был ли он приветливым хозяином сейчас, нес ли он любовь в привет и встречу гостю. Среди нас сейчас великий Учитель. Большая часть из вас подобрана им, водворена здесь его милосердием, обязана ему своим спасением и... кроме нескольких, благоговейно приветствующих его всей душой и сердцем, большинство из вас занято критическим рассматриванием его спутников или бессмысленным бунтом за якобы нарушенный мир вашего существования. Бедные вы, бедные мои страдальцы! Много лет сердце мое носит вас, мир мой окружает вас, радость моя движет вас вперед, и все же на первом месте ваших духовных волн идет отрицание. Отрицание ваше, так много раз уже понятое вами как бессмысленное заблуждение, как пелена условности, покрывающая ваши глаза, все же сегодня опять стоит на первом месте, мешая вам найти самообладание. Наш высокий гость, Учитель И., скажет вам о самообладании. Из его слов вы еще раз поймете, что только тот, кто нашел в себе силы привести в полное самообладание весь свой проводник [Человек - это проводник различных Сил Природы и Сознания, началом и источником которых является Единое Существование, включающее в Себя весь Космос как малую часть, и называемое философами Абсолютной Реальностью, а верующими - Всевышним Прим. Ред.)], может разыскать тропу к творчеству. Вы же - за малым исключением - все гордитесь своими творческими талантами, не понимая, что творчество человека начинается с того момента, когда он может попадать в русло гармонии хотя бы на короткие минуты. Слушайте же, мои дорогие, мои любимые дети, слово великого Учителя. Не скоро, ох, как не скоро услышите вы снова его зов. Не пропустите летящего мгновения, когда Милосердие шлет вам свое озарение. Не то важно, что, проводив Учителя, вы будете вспоминать его слова, обдумывать их и раскаиваться. Важно в эту минуту суметь победить в себе мелочь условного и ухватить слово Величия, спустившееся к вам. К вам, все ищущим, все пытающимся доказать самим себе, что горе ваше не в вас, а вне вас живет и что жизнь, какою живете, не ваших рук строительство, но извне подошедшая к вам волна скорби. Не откажи, великий Учитель, в своем чудесном слове нам. Раданда встал и низко поклонился И., И. отдал старцу поклон, поклонился всем присутствующим и, стоя, начал свою речь: - Мои дорогие друзья, мои близкие братья и сестры. Много лет я не видел вас. Много лет я не расставался с вами в моих мыслях. Не было дня, чтобы я забыл послать привет моей любви, как и не было такого случая, чтобы кто-либо из вас, взывавший ко мне всей своей верностью и верой, не получил от меня ответного привета и помощи. Мы будем иметь еще время переговорить о делах каждого из вас в отдельности. В эту же минуту первого свидания вызовем каждый из глубины освобожденного сердца все то радостное, что там затаено. Эта минута, как и каждая минута творящей Любви, пусть разрежет все путы условностей, мешающих общаться в огне и духе. Мир, который я привез вам сегодня, не мир одного моего сердца. Но мир всего Светлого Братства, которое поручило мне передать вам свой привет, любовь, признание и помощь. Наибольшим вашим страданьем, страданьем, переведшим вас в ряды бунтарей, строптивцев и отрицателей, было то, что вы не были признаны вашей современностью, вашей средой, соотечественниками или теми людьми иных государств, где вы искали себе популярности и признания. Но разве это есть цель и смысл жизни выдающегося человека на земле? Единственной целью человека, проснувшегося к жизни, то есть к творчеству, является деятельность по развитию и укреплению Божественного плана на земле. Каждый из вас не только знает, но слишком много знает, как идут пути мировой эволюции людей. Что же сбивало вас с тех троп, по которым идут, служа Светлому Братству, помогая ему выполнять мировые задачи, для помощи и роста человечества? Если вы внимательно вглядитесь в свое сердце, вы увидите, что вовсе не отсутствие любви, не отсутствие самопожертвования или энергии заставило вас сойти с пути правды и добра, но отсутствие в вас радости и самообладания. Подумаем, что такое самообладание? Есть ли это умение владеть всеми своими телами, чувствами, мыслями, словами? Нет. Хотя для большинства обычных людей и это самообладание недоступно и является идеалом и мечтой. Но для ученика - для человека, желающего стать членом Светлого Братства, - такое самообладание даже не начальная часть пути, где разыскивают тропу. Оно только младенческий период подготовки к встрече с Теми, перед которым нельзя стоять в страстях и бунте... В чем же проявляется первая черта самообладания человека, стремящегося к пути в ногу с Братьями Светлой Общины? Первая ступень ученического самообладания - простое признание себя и каждого равными величинами вселенной. Равными носителями Единой Сущности, проливающей во вселенную свои Силу, Свет и Мир. Если сердце человека свободно от предрассудка неравенства, он не придает никакого значения тому, что в нем больше талантов, чем в его встречном. Он не чувствует своих талантов. Он мчит свой день, выливая во все дела и встречи силы Единого, что ожили в нем. И потому он не только не ждет наград и похвал, но он раскрывает из себя сноп Света и втягивает в него всякого приближающегося к нему. Поэтому он носит в себе незыблемый мир - аспект Единого. Ему не приходится ежеминутно поправлять мигающий светильник, насильно, от ума, уговаривая самого себя вновь и вновь быть спокойным, мудро терпеливым и принимать свой день легко. Вы сами понимаете, что при таком неустойчивом самообладании, когда во всех нервах стягиваются болезненные, судорожные узлы, человек не имеет возможности думать о том, кого он встретил, так как мусор его собственного мигающего светильника сбился в плотную перегородку между ним и встречным. Признание, которого вы так добивались от современности, которого не получили, что и создало большинству из вас кровоточащие раны, вам шлет Светлое Братство. Оно признает вас равными себе. Оно принимает вас под свою защиту. Оно посылает вам свою Любовь, свою энергию, свою радостность, чтобы в вас раскрылась доброта в сердце. Самая простая доброта к людям, которых вы признаете равными себе, как Светлое Братство признает вас равными себе и благословенными. С того мгновенья, как однажды человек поймет, что он составляет центр встречи, что он ведет тот аккорд, в котором звучит весь его день, самообладанию его раскрывается новая сила и новый, укрепленный со всех сторон путь, так как своими эманациями доброты и самоотвержения он призывает и сливается с путями вибрирующих лучей Светлых Братьев. С этого момента он может подпустить их к себе как защитное кольцо, в котором пойдут вер его дальнейшие действия и встречи. Мысль, что данный человек так еще далек от знаний, которыми обладаете вы, от тонкости чувств и мыслей, в которых живете вы, не дает вам ни права отъединяться от него, ни оправдания вашей деятельности, какой бы высокой вы ее ни считали в свое данное "сейчас". Если бы Светлое Братство, вплоть до самых вершин своей величайшей иерархии, думало так, то человечество никуда и никак не продвигалось бы в своей мировой эволюции. Вы же, наоборот, видите, что никто не лишен внимания, никто не оставлен без помощи Светлым Братством. А каковы мощь и радостность этой помощи, все мы, здесь находящиеся, можем судить по собственному примеру, по тому спасению, что подало каждому из нас, так или иначе пострадавшему или запутавшемуся в жизни, Светлое Братство. Гениальные черты в отдельном человеке никогда не могут прийти в тот организм, в котором глубина Любви не создала святая святых в сердце. Только из этих глубин льются потоки творящей Силы, и только из них видит и слышит человек высокие эманации Творца, посылающего через миллионы каналов Свою силу на землю. Приказать себе творить так же невозможно, как невозможно обучить творчеству другого человека системой подражания самому себе. Чтобы вообще учитель мог обучать ученика, надо, чтобы он сам понимал, на собственном опыте, источник, из которого льется творящая волна. Кроме того, учителю надо суметь приспособиться к манере мыслить и воспринимать текущую жизнь самого ученика. Тогда только он может стать в его положение и попытаться найти для него такую систему преподавания, где бы тот сам мог понять, как ему освободить в себе волю и силу от личного зажима мелких и низменных страстей и мелькающих ломаных мыслей. Если вы проверите вашу жизнь до прихода в эту Общину, первые годы жизни в ней, годы последующие и даже до самой последней минуты пребывания в этой комнате, можете ли вы сказать, что первым и важнейшим делом вы считали и считаете единение с людьми? Можете ли вы сказать, что первой мыслью при вашем пробуждении вы несли мысль расцветающему дню: разделить труд Светлого Братства, внести маленькую часть своего самоотвержения в общий план труда Светлых Братьев? Имея знания, вы увлекались одной личной жизнью. Вы говорили - и внешне якобы так и действовали, - как вы интересуетесь трудами общего просвещения. Но на самом деле вы интересовались ими постольку, поскольку в этих трудах расширялась и развивалась ваша собственная личность. Настал час - для всех вас без исключения - двинуться теперь к более высокому самообладанию и раскрыть себе путь к единению, тесному и радостному сотрудничеству со всем Светлым Братством. Неужели до сих пор так плотно закрыты ваши глаза телесными покрывалами, что вы все еще не понимаете ясно, где, откуда и как раскрывается путь к этому высокому и светлому сотрудничеству? Неужто повторять вам азбучные истины, что путь к Учителю ведет через серый день, через деятельное единение с окружающими людьми, через внимание и милосердие к ним? Взгляните внимательно вокруг себя. Почему половина из вас и сейчас хранит резкий протест друг против друга? Почему часть из вас ревниво отгораживается от своих сожителей в Общине? Почему только отдельные единицы идут, дружелюбно улыбаясь ближним? Только потому, что некоторым из вас самообладание кажется их личным вопросом, то есть: "Никому, кроме меня самого, нет дела до того, как я себя веду, если я его не трогаю". О нет, друзья! Вы не только не правы в подобном заключении. Но и вся система выстроенного вами мироздания на подобных началах мыльный пузырь. Ибо начальный фундамент, на котором вы его строили, ваше "я", ваша личность, не может вливаться в труд Вечного. Пока сила вашего раскрытого Духа не свяжет ваш труд дня земли с огнем Жизни, до тех пор вы не войдете в сотрудники Светлого Братства. А эта связь ткется самим человеком, только теми частями сердца и сознания, в которых не бушуют страсти, но царит радость. Когда я был здесь в последний раз, а это было сравнительно давно, я сказал вам: "Будьте бдительны каждый день своей жизни здесь, чтобы, когда мы встретимся в следующий раз, не было поздно. Чтобы ваши глаза имели силу смотреть весело и радостно на окружающую вас Жизнь, чтобы ваши сердца начали себя чувствовать ее частицей". Половина из вас все так же сидит, мрачно нахмурившись и опустив глаза в землю. Разве мало источил вам любви ваш настоятель? Разве мало внимания отдают вам те братья, кому был поручен надзор за вашими нуждами? Дерзнет ли кто-либо из вас обвинить служителей этой Общины в малой доброте к вам? Существует ли здесь уклад наказаний и взысканий? А между тем сколько раз каждый из вас провинился в грубости перед многими из братьев этой Общины, так самоотверженно обслуживающими вас. Перед тем как выйти из этой комнаты, поднимите ваши головы и взгляните мне в глаза. Как только И. произнес эти слова, почти все головы поднялись и взгляды людей устремились к И. Я содрогнулся столько сарказма, злобы и даже ненависти прочел я в этих внезапно поднявшихся вверх глазах. И. На каждом лице остановил свой взор. И точно волшебная ласка стирала на лицах под его пристальным взглядом их возбуждение. Выражение менялось, смягчалось, успокаиваясь, и по щекам некоторых покатились слезы, резко изменив весь облик людей. Глаза же тех, кто сразу при нашем входе в трапезную впился в лицо И., и тех, кто встретил нас дружелюбно с самого начала, сейчас выражали полный восторг и мир. Но три человека оставались склоненными к своим столам, и казалось, никакая сила не заставит их распрямиться, такое упрямство выражали их фигуры. К моему удивлению, одним из низко склонившихся оказался человек, напомнивший мне сходством Дартана. Он до этого момента все время сидел прямо и зорко наблюдал за каждым движением И. и за всеми нами. Но как только И. встал и начал говорить, он опустил голову и все ниже склонялся к столу, что при его колоссальном росте ему давалось плохо. Две другие не поднявшие голов фигуры сидели также не особенно далеко и резко выделялись черной одеждой среди белых платков и платьев. Меня уже давно поразило, что среди белых одежд за этими двумя столами сидело по черной фигуре. Что касается человека, похожего на Дартана, то он был одет в нечто вроде рясы голубовато-дымчатого цвета и на груди его была крупная голова сфинкса, вырезанная из опала, висевшая на цепочке из мелких головок сфинкса такой же работы, как подаренная мне Дартаном цепочка, только все головки на его цепи были опаловые, чудесно переливались голубыми, дымчатыми, кроваво-красными огнями, очень красиво подходившими к его переливчатой рясе. Я, пожалуй, понял теперь, что взгляды ненависти и вызова, которые он несколько раз бросил лично мне, относились не ко мне, а к моей цепи и пластинке. Нечто вроде мимолетного опасения за свое бессилие выполнить поручение Дартана снова мелькнуло во мне, но толчок от Натальи Владимировны вовремя вернул меня к сосредоточенности. Не знаю почему, но в памяти моей встала картина обеда у Строгановых в Константинополе, Браццано, борьба его с сэром Уоми и все последовавшее за нею. Мне показалось, что данный момент не только так же важен, но еще много серьезнее для И. и трех склоненных фигур. Я, стремительно собравшись весь в комок мольбы, воззвал к Флорентийцу и почувствовал Его мгновенный ответ. Мало того, я понял, что Андреева знает в эту минуту много больше моего, что она зовет Али, и я увидел Его высоченную фигуру рядом с И. и настоятелем, вставшим со своего места и благоговейно сложившим крестообразно руки на груди. Я отчетливо видел чудесное лицо Али, его прожигающие глаза, чувствовал необычайную силу, исходившую от него и наполнявшую весь зал его особенным магнетизмом; но я не был уверен, что все видели Его фигуру. И в то же время не сомневался, что все чувствовали присутствие особой силы, так как решительно все вытянулись в струнку, казались собранными в своем внимании, в подъеме и вдохновении, каких в них не было раньше. Три склоненные фигуры, которым, казалось, уже нельзя было больше сгорбиться, съежились в сплошные комки, напоминая уродливые, огромные грибы, и закрыли головы полами своей одежды. Улыбнувшись всем глядевшим на него теперь счастливым и радостным людям, И. сказал: - Мои дорогие братья и сестры, мои любимые друзья, когда-то спасенные Светлым Братством через встречу со мной. В эту великую минуту совершился для вас поворот в вашей внешней судьбе - параллельно повороту в вашей внутренней жизни. Вы долго боролись с темными силами, которым когда-то послужили, долго не могли вырваться из их власти. И не потому, что темная сила могла проникнуть сюда. Нет, сюда, в это защищенное, место, она проникнуть не могла. Но вы носили память о ней, как оттиск каленой печати в ваших сердцах. Вы не могли простить до конца тем лицемерам, что, прикрываясь дружбой и преданностью вам, использовали ваше простодушие для своих гнусных и даже ужасных целей. В эту минуту, окруженные любовью высоких Светлых Братьев, вы нашли силу не только простить им, но и благословить их, принять их несчастье как урок себе в свое доброе сердце, помолиться за них, и мгновенное озарение совершило чудо: вы стали радостными, а ставши радостными, нашли и новый путь к освобождению - творчество вашего сердца. В эту минуту ни один из вас не сидит, вы встали, потому что сила радостной гармонии в вас подняла вас. Вы чувствуете, как все существо каждого из вас вбирает в себя новые вибрации силы, до сих пор недоступные вам. Вы испытываете счастье жить, вы ощущаете величайшую из радостей человека: невидимое единение Духа с видимыми формами окружающих людей. Вы много лет боролись и разыскивали тропу - каждый свою собственную, индивидуально неповторимую, к пути творчества или освобождения, и вот в единое мгновение совершился поворот вашей судьбы: вы нашли тропу и вошли в нее. Запомните навсегда тот покой, тот благостный мир, какие наполняют вас в эти минуты. Эти минуты счастья и есть минуты полного самообладания, то есть в вас раскрылась и двинулась к действию ваша Любовь в себе. Теперь вы свободны Духом. А потому вы свободны и телами. Вы больше не нуждаетесь в тех внешних обстоятельствах, в которых вы жили здесь. Вас больше не надо защищать, теперь вы будете защищать всюду встречных. Вы свободны. Каждый из вас может выбрать себе любую форму внешней жизни в любом месте вселенной или оставаться здесь. Любая форма труда будет вам предоставлена и в любое место земли, в какое пожелаете, вы будете доставлены. Мой вам последний завет: где бы вы ни жили, каким бы трудом вы ни занимались, каких бы людей вы ни встречали, никогда не думайте, что тяжелые внешние обстоятельства давят и губят людей. Врежьте себе в сознание, в сердце, в вечную и вечную память, что все внешние обстоятельства каждого человека, какие бы они ни были, как бы тяжелы они ни казались вам и самому поставленному в них человеку, все - повторяю - его обстоятельства защищают его вековую жизнь, а не подавляют или губят ее. Помните вечно о величии и ужасе человеческих путей, благословляйте их, не делая в них разницы. Ибо и те и другие отныне одинаково священны для вас. Примите благословение Любви, посылаемое всем вам Светлым Братством, примите мир, радость и помощь его как привет вашей новой жизни и не забывайте: оно признало вас равными себе, и да не огорчат вас больше никакие отрицания ваших доблестей и талантов, никакое непризнание вас людьми да не нарушит вашей устойчивой гармонии. Будьте благословенны именем Светлого Братства - мир вам. И. благословил всех и низко, касаясь земли рукой, поклонился всем. - Идите, друзья и братья, радуйтесь счастью возвратить Жизни те дары и таланты, что Она дала вам в веках, и, очищенными, проносите не себя в талантах, но таланты в себе несите во все дела и встречи. Глаза стоявших людей сияли, точно лампады. Казалось, им жаль было отрываться от сверкавшего красотой и мощью лица И. Медленно они поклонились ему и стали выходить из трапезной. Только сейчас я понял, что дверь в трапезной была одна, именно та, широкая, через которую мы вошли. Люди выходили поодиночке, и каждый отдавал два поклона: настоятелю и нам всем, на который, вслед за И., мы все отвечали. Я видел, как рука Али благословляла каждого выходившего, я слышал, как каждому Он говорил одно или несколько слов. Я понимал, что в этих словах Али определяет каждому предстоящий ему труд и место для его новой жизни. Но я понимал это духом, а не своей телесной формой. Мне казалось, что Флорентиец дает мне это понимание и приказывает передавать каждому Его благословение, Его такт и мир. Трапезная пустела. Столы, где сидели согбенные фигуры и откуда братья-подавальщики бесшумно сняли посуду, передав ее через окошечки в левой стене в кухню, теперь блистали белизной и чистотой, мгновенно бесшумно вымытые братьями-столовниками. За этими блистающими пальмовыми столами, среди уже почти пустой трапезной, ярко залитой светом ламп внизу и светом из окон наверху, где, как я понял, были кельи братьев и сестер Общины, оставались только три фигуры. Последний сияющий счастьем и радостью брат вышел, отдав свой поклон благоговения и любви. Я заметил теперь, что три фигуры вовсе не добровольно оставались сидеть, что они делают попытки выпрямиться, желают уйти вслед за остальными, но не могут этого сделать, как не мог несчастный карлик оторваться от пола в маленькой трапезной детей в Общине Али перед Франциском. - Встаньте, несчастненькие, любимые детки мои, которых не смогло и не сумело выносить сердце мое, и в том вина моя, а не ваша, - раздался голос настоятеля. И был этот голос до того нежен и ласков, столько было в нем любви и трогательной защиты, что слезы невольно покатились по моей щеке, и я воззвал всеми силами к божественному милосердию Флорентийца. "Мужайся и твори действенную Любовь, только так могу помочь через тебя", услышал я его дивный голос и устыдился своей слабости. Я мгновенно овладел собой. - Не защитила и не раскрыла сердец ваших моя Любовь, и в том вина моя, а не ваша. Не приобщило вас к деятельности мира и радости усердие мое, и то вина моя, а не ваша. Я не сумел найти путей и приспособлений для вашего освобождения, я был вам примером слабым и малым, да будут небеса взыскательны ко мне, благи и милостивы к вам. Простите мне, родные мои, дети мои любимые, что я не смог, не сумел защитить вас, мне порученных. Да будет сердце мое века и века местом успокоения и защиты вам постольку, поскольку небеса, справедливые и чистые, могут утвердить нашу связь. Голос настоятеля, весь его вид, весь шар Света, обвивавший его сейчас, точно огромный сноп огня, потрясали мой организм, через который, как я это четко сознавал, шла колоссальная сила Флорентийца, вливаясь в шар Раданды. Я ясно видел, как в его шар лилась сила Али и еще несколько струй, огненных, алых и синих, образуя чудесную громадную пятиконечную звезду. Зрелище это было величественное и торжественное, ощущал я себя не только в великом храме, но точно силы Самой Жизни вошли сюда. Неожиданно для меня Раданда, все держа руки скрещенными на груди, опустился на колени и поклонился в ноги трем сидящим фигурам. Я забыл обо всем, я точно вышел из тела и слился с огнем Флорент